К. Рабинович

Моя судьба

Я, Константин Рабинович, родился 1 апреля 1930 года, моя жена Татьяна Пастернак родилась 13 января 1937 года. Мы живем в Германии, в городе Bad Ems.

     В журнале «Партнер» за март 2015 года я прочел статью о судьбе одного мальчика и решил тоже написать о своей судьбе.

     Мой папа работал машинистом парового крана в порту, разгружал и загружал военную технику и уехал с последним пароходом, когда началась война. Мама работала бухгалтером. Когда стали часто бомбить Одессу, папа нас посадил на грузовой пароход «Ураллес». На палубе этого парохода мы и приехали в город Николаев. Оттуда нас повезли в теплушках. Мы не знали – куда. Остановились  в городе Азов в 40 км от Ростова-на-Дону.

     В Азове нам досталась комната в доме коренастого пожарного. В этот же день мама пошла на работу. Женой пожарного была полная красивая женщина. У них в комнате под иконой на тумбочке стояла большая гармошка. Хозяин любил играть на ней после работы. На работе и дома он ходил  в военоной форме, в сапогах. Он брал меня на руки, усаживал на колени. Своих детей у них не было. Однажды после сильной ночной бомбежки он пошел на работу и скоро вернулся, сказав жене, что уходит на войну. Когда моя мама была на работе, хозяйка ушла и вскоре приехала домой на подводе с одной лошадью. Она сказала, что приехала со станицы и меня повезет туда, а вечером приедет за мамой. Я поверил ей, но было как-то странно, что она не взяла мои вещи. Я сел на подводу рядом с ней, и мы поехали. Немного отъехали, смотрим – идет мама. И кричит мне: «Куда ты едешь?» Хозяйка квартиры сильно ударила лошадь. Но я успел спрыгнуть и рассказал маме, как меня хотели обмануть.

     Мы с мамой взяли вещи и пошли на вокзал. Там стояли сгоревшие вагоны. Мама хотела купить билеты. Но на вокзале сказали, что стоят товарные вагоны, можно садиться без билетов, и когда соберутся люди, нас увезут. Куда нас везли – мы не знали. А привезли нас на станцию Липки в 100 км от Сталинграда. Всех высадили из вагонов и сказали, что дальше повезут только тогда, когда мы поможем собрать пшеницу. Маму зачислили в МТС,  а я стал на волах с подводой с полей возить на станцию пшеницу и грузить ее в вагоны. Так закончилось мое детство, и началась тяжелая трудовая жизнь со всеми ужасами войны.

     Мы жили в хате, это была одна большая комната. Там же жила хозайка с двумя детьми, а ее муж ушел на фронт. Я с рассвета шел в колхоз, брал подводу и делал к концу дня три ходки. Приезжая за зерном, я должен был крутить веялку и очищать пшеницу. После работы я получал кирпичик хлеба, немного картошки, лука и моркови. И был очень доволен.

     После пшеницы сказали убрать подсолнухи. Они были выше роста человека. Сначала нужно было острым серпом срезать стебель, а потом – большой подсолнух. Было тяжело работать под палящим солнцем. Лето было жаркое, за всё время не было ни одного дождя, сухая земля лопалась. Один раз, когда я ехал за пшеницей, надо мной от сильного звука задрожала земля, появилась тень – это был двухмоторный самолет с крестами. Раздались хлопки, и впереди на земле появились дырочки в одну линию. Я понял, что стреляют в меня. Самолет летел очень низко. Когда приехал на станцию, там говорили, что самолеты стреляли в эшелоны, и есть убитые.

     Наступила суровая снежная зима. Когда мы приехали на станцию Липки, мама сообщила  в Одессу папе о том, где мы находимся. Это была деревня без электрического света, с ужасной темнотой. Мы не работали. Колхоза там не было. В МТС уехали все трактора, взяв на прицепах комбайны. В нашей хате стало очень холодно. Хозяйка сказала, что на краю села живет старая женщина, которая всё лето собирала жужельницу: это когда в паровозах чистили топки и остывал уголь, то молотком отбивали кусочки, и можно было дома ими топить печку. Ведро таких кусочков стоил 3 рубля. Но к этой женщине боялись ходить, потому что считали ее ведьмой. Мы взяли и пошли к ней. А она говорит нам: «Я вам продам, если согласитесь, чтобы я вам погадала без денег, даром. Она взяла блюдце, посыпала какие-то зерна и говорит маме: «Завтра утром Вам позвонит муж, и Вы послезавтра поедете туда, где сильные холода и где идет долгая война». Мы вышли с мамой и говорим друг другу, что это всё неправда. Но утром мама пошла в МТС заполнять документы. И тут звонит папа из Сталинграда! Вечером он приезжает к нам и говорит, что у него есть направление в министерство морского флота в город Москву!

     Мы приехали в Москву, а уже там нам дали направление в город Мурманск в распоряжение начальника Севморпути Ивана Дмитриевича Папанина. В Мурманске я с ним много раз встречался. Папа стал работать машинистом парового крана в порту, разгружая пароходы, которые везли грузы из Англии. Город был на военном положении, поэтому, когда начинались бомбежки, тревогу не объявляли. 

     В Москву в то время въехать было легко, а выехать – невозможно. Как раз был период разгрома немцев под Москвой. Я сидел один на вокзале и ждал, когда вернутся родные. Вдруг, сам не знаю как, я стал сочинять стихи, придираясь к каждому своему слову. Даже потом, когда прошли года, я написал стихи о том, как в колхозе после  работы получил в подарок книгу и что произошло тогда. Я сочинял стихи без черновиков, т.к. не имел бумаги и карандаша. От всех я скрывал, что сочиняю стихи, очень этого стеснялся.

     Мы из Москвы поехали в Орехово-Зуево, а там сели в теплушку с железной печкой, труба из которой была вставлена в верхнее отверстие люка. В такой теплушке все ехали в Мурманск на работу. Нас прицепляли к военному составу. Однажды по дороге, не доезжая 20 км до Кандалакши, наш эшелон разбомбили немецкие самолеты. Они так низко летели, что задевали верхушки деревьев. Многих убили и ранили. Был сильный мороз. Мы перешли маленький мост через реку, куда упал паровоз. Многие теплушки были разбиты. Я сидел на чемодане, и вдруг стало мне жарко, и я стал засыпать, помню. Папа бил меня по лицу и заставлял ходить.

     Поздней ночью приехал состав и повез всех в Мурманск. Там нас накормили в столовой. Меня, маму и папу поселили на горе в деревянном двухэтажном доме по адресу Кильденская, 21. Выше нашего дома стояло много зенитных орудий, которые начинали стрелятью так, что качался весь дом. Папа и мама работали в порту. Папа по несколько дней не приходил домой. А мама приходила вечером. Весь день я был дома один. Когда начинали бомбить и стрелятью, я боялся бежать в бомбоубежище и оставался в доме с Папаниным, отвечавшим за выгрузку и отправку грузов.  Кроме нас в доме жил полковник авиации, который работал с Папаниным. Так и я стал с ним знаком. Меня он называл Костя-моряк.

     Однажды я пошел в город, и меня задержал милиционер. Он отвел меня к своему начальнику. Я показал, что купил газеты. Он мне сказал, что все дети эвакуированы с родителями, или детей забрали и увезли в детские дома, потому что город Мурманск на военном положении. И поэтому меня отвезут в детдом. Но я сказал, что мои родители работают под руководством Папанина. Кому он звонил, я не знаю, но он сказал, чтобы я один больше не ходил в город и отпустил меня.

     Зимой было хорошо, меньше бомбили, были короткие дни и еще чаще шел снег, а летом было плохо, т.к. ночи не было, и стало намного хуже. Бомбежки стали чаще, шли воздушные бои истребителей. И так я прожил до начала мая 1943 года. Страшно было, т.к. все дома были деревянными.  Был только один 6-этажный каменный дом на улице Челюскинцев.

     Утром мама пошла на работу и вскоре вернулась, передав слова Папанина о том, что мы с мамой должны уехать. Вскоре приехали Папанин и папа, и мы уехали в город Молотовск (сейчас он называется Североморск).

     Хочу вам сказать, каким благородным человеком был Папанин. Мои родители были его подчиненными. Кто я ему такой! Но он знал, что один в большом деревянном доме я  мог сгореть, как спичка. Когда начали бомбить, он нашел на работе маму. Бомбили  сильно, город весь горел, все дома. Папанин сказал моей маме, чтоб она быстро шла домой и забрала меня. В назначенное время мы должны были быть на вокзале: пассажирский состав будет стоять всего несколько минут. Билеты были не нужны. Так он отвез нас в город Молотовск. Через какое-то время Папанин приезжал в Молотовск, мама пошла узнать у него – что с мужем, и Папанин сказал, что через месяц мой папа  будет здесь. «Вы правильно сделали, что послушали меня, и привет Косте. Через месяц он приедет сюда. Разгрузит последний пароход, и вы поедете в город  Владивосток». Так и было.

     Во Владивостоке для меня началась новая жизнь. Я пошел на работу. Сначала три месяца был учеником токаря, а потом стал работать самостоятельно. Мой наставник, самый лучший токарь, всегда говорил, чтобы я прежде хорошо подумал, а потом уже делал что-то. Так я и стал работать. Когда мне исполнилось 14 лет, начальник сказал мне, что я взрослый и должен работать по 12 часов: неделю днем, неделю ночью. Был в цеху самый лучший станок, на котором я работал. Ночью, бывало, работал один, если что-то нужно было срочно сделать.

     В порту был 100-тонный японский плавучий кран, который с паровозов на рейде снимал танк, чтоб паровоз стал легче и мог встать на причал. У крана была тяжелая чугунная крышка. Нужно было выточить под клапана четыре отверстия, которые регулировали бы подачу пара. Деталь лежала возле станка, днем мой учитель обработал ее. Я решил на свой страх и риск выточить по клапанам четыре отверстия под конуса клапана. Для этого надо было снять со станка трёхкулачковый патрон и поставить четырехкулачковый, большой и очень тяжелый. Я его поставил с большим трудом и начал устанавливать каждое отверстие без биения по вертикали и по торцам. Когда я обработал их, пришли дежурные слесаря и удивились, как я мог сделать такую тяжелую и сложную работу. Они пошли устанавливать его на кран. Кончилась моя смена. А жил я на Орлиной сопке в шести километрах от работы, и видел с горы, как кран поднял паровоз и повез на причал. Я от увиденного гордо, без усталости пошел домой. Когда я снова пришел на работу, собрались две смены, и начальник сказал мне  спасибо за работу, которую я сделал ночью. Мне вручили талон на получение американских кожаных ботинок. Все были рады, кроме токаря, который меня учил. Я получил ботинки 56 размера. Я их продал и купил себе туфли 37 размера. А всё лето я носил самодельные сандалеты, сделанные из двух сшитых ремней станков с двумя веревками.

     А вот еще случай. Стояли многие машины, не имея чугунных колец для поршней машин. Нашли чугунную трубу, и мой учитель выточил из нее кольцо, но получилось, что нужно таких колец много. Он точил по одному кольцу. Как он мне говорил, сначала нужно подумать, а потом делать. Так я и поступил. Подумал – и сделал простое приспособление, с помощью которого можно было уже делать кольца от 2 до 5-6 штук за время, что он тратил на одно кольцо. Когда он увидел, то мне сказал: «Я не рад, что тебя учил». И просил не делать такие работы. А я сказал, что буду делать.

     Когда кончилась война, я просил, чтобы мне дали трудовую книжку, что я работал, но мне сказали, что ее дадут  только когда мне исполнится 18 лет. И дали только  характеристику. Когда окончилась война, я вернулся в Одессу, окончил станкостроительный техникум, работал, а вечерами за 6 лет окончил институт. Этот же институт позже окончили мои сын и дочь. Они работают сейчас в Германии конструкторами. Сын окончил институт и работает программистом, его дочь учится на конструктора-самолетостроителя. Сын дочери уже на последнем семестре, он тоже учится на конструктора. Мы все говорим большое спасибо Германии,  что  приютила нас.

МОЯ СУДЬБА

• Die Administration der Seite partner-inform.de übernimmt keine Verantwortung für die verwendete Video- und Bildmateriale im Bereich Blogs, soweit diese Blogs von privaten Nutzern erstellt und publiziert werden.
  Die Nutzerinnen und Nutzer sind für die von ihnen publizierten Beiträge selbst verantwortlich

  
  Es können nur registrierte Benutzer des Portals einen Kommentar hinterlassen.

  Zur Anmeldung >>