RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Login

Passwort oder Login falsch

Geben Sie Ihre E-Mail an, die Sie bei der Registrierung angegeben haben und wir senden Ihnen ein neues Passwort zu.



 Mit dem Konto aus den sozialen Netzwerken


Темы


Memories

Вениамин Левицкий

 

Шесть лет в Крепости...

События, люди...

Из жизни военно-морского инженера-офицера

Глава 7. 1962 год…

 

1962 год оказался для меня весьма знаменательным... Посылая маме новогоднее поздравление, я, конечно, и не подозревал, какие важные перемены в жизни меня ожидают...

 

Из письма мамы сыну

3 / I – 62 г.

Виня, дорогой, утром мы получили твою тёплую телеграмму - спасибо за поздравление, ты всегда находишь новые сердечные слова...

 

Получение жилья в Кронштадте...

 

Весной у меня вдруг появилась в Кронштадте своя «жилплощадь» - наконец-то мне выделили небольшую комнату с печным отоплением в коммунальной квартире на втором этаже небольшого дома. Мой дом стоял сразу же за шлагбаумом у выезда из города в закрытую зону западной части острова Котлин (там располагались какие-то военные объекты). Чтобы попасть в эту зону, нужен был особый пропуск. Это означало, что практически пройти в дома, расположенные за шлагбаумом, могли только жильцы этих домов, имеющие постоянную прописку. Такая прописка у меня была, а вот чтобы пригласить кого-то в гости даже из числа тех, кто постоянно проживал в Кронштадте, мне бы пришлось оформлять специальный разовый пропуск у коменданта Крепости.

  ...Такая прописка у меня была...».

Справка о прохождении  военной службы и

постоянная прописка в Кронштадте. Апрель  1962-го  года.

 

Возможно, поэтому, а скореe всего потому, что после очередного отказа в поступлении в Академию я стал активно искать новое место службы в Ленинграде, в этой комнате я ни разу даже не переночевал (у меня и койки там не было). Перенёс туда кое-какие вещи из каюты на СБР, ящик с книгами и... оставил часть из всего этого соседям по дому, как оказалось, на долгие  годы: комнату я не забронировал, а потому через два года, когда я служил уже на Тихоокеанском флоте, её у меня забрали без моего присутствия. Только в мае 1976 года, приехав на очередную встречу с моими однокурсниками по случаю 20-летия выпуска из училища, с помощью моего одноклассника капитана 2 ранга-инженера Петра Петрова, служившего в  те годы в Ленинграде в должности Начальника электрической сети ЛенВМБ, мне удалось побывать в Кронштадте.  Петя Петров выписал мне командировочное предписание (Кронштадт по-прежнему оставался закрытым городом), открывшее мне «ворота Крепости»...

...Капитан 2 ранга - инженер Петя Петров, прекрасный специалист, талантливый руководитель, порядочный человек, добрый, отзывчивый товарищ ушёл из жизни в октябре 2008 года. Светлая ему память... Более пятидесяти лет рядом с Петей была его верная и преданная супруга Женя... Здоровья и благополучия ей, их дочери Ирине и внуку Грише...

 «...Петя Петров выписал мне командировочное предписание..»..

Cлева – командировочное предписание, «...открывшее мне «ворота Крепости»...»;

справа – капитан 2 ранга - инженер П. Петров (второй справа).

Май 1976 года.

 

В Кронштадте я вновь прошёлся по знакомым улицам, увидел несколько бывших сослуживцев и коллег по Народному театру, разыскал дом, в котором мне так и не удалось пожить, и даже нашёл некоторые книги, которые сохранил кое-кто из оставшихся моих бывших соседей (среди книг были пять томов Джека Лондона, которые мне подарила мама по случаю моего окончания «Дзержинки» - это была моя самая ценная находка)...

 

Юбилей дяди Вини

 

Из письма сына маме

15/ III- 62 г.

...Получил письмо от тёти Тани (я поздравил её и Лиду с 8 марта). Она пишет, что самым лучшим подарком для дяди Вини к его 50-летию был бы мой приезд в Москву. Попробуй теперь не приехать! Думаю 22 марта (или 23-го) вылететь в Москву. Чествовать его будут 24 марта, в субботу... Слушай, мама, а не махнёшь ли и ты в Москву, а? И я там буду. Приезжай раньше, останешься после меня... А было бы всё это здорово?! Дядя Виня будет рад твоему приезду не меньше, чем моему...

Навестим вместе наших московских родных. К сожалению, я смогу пробыть в Москве очень немного - в воскресенье 25 марта нужно будет уезжать обратно. Если надумаешь поехать (надеюсь, что дядя Андрей даст «добро» на твою поездку) - дай мне телеграмму. Решай, а? Ведь, в принципе, ты к такой поездке подготовлена. А тут такой повод и случай...

Мама смогла приехать в Москву на юбилей моего дяди Вини... Он был тронут нашим присутствием на его чествовании, которое состоялось 24 марта.

 Юбилей дяди Вини. Москва. 24 марта 1962 года.

 

Спектакль «Ракетчики» в Народном театре

 

Из письма мамы сыну

3 / I – 62 г.

 ...Вечером, когда уже была убрана ёлка и почти накрыт стол, я попросила Машу на всякий случай сходить за почтой, хотя было уже 9 часов вечера (иногда почту приносят поздно). Она приносит мне груду поздравительных открыток и среди них – твоё письмо. Когда я прочла о «новости № 1», то я даже вскрикнула от неожиданности и радости («новость № 1» – планировалось участие Народного театра Кронштадтского Дома офицеров флота в фестивале  народных театров  в Москве, а я в письме написал о возможности приезда мамы в Москву и нашей встречи). Вот это так новость! Вот это так подарок к Новому году! Я, конечно, в восторге от твоей поездки в Москву и от возможной моей поездки. Господи, только бы ничего не случилось до этого! Только бы не заболеть, только бы не отменили Ваши гастроли! Только бы не было «заворухи» во всём мире!..

К сожалению, поездка коллектива Народного театра Кронштадтского Дома офицеров флота в Москву по каким-то причинам не состоялась...

В начале 1962 года художественным руководителем театра стала Н.С. Альбицкая. Она поставила новый спектакль «Ракетчики» по пьесе К. Раппопорта, в котором я играл роль лейтенанта Арсения Панковского. Во  время премьеры этого спектакля в Доме офицеров флота (был аншлаг) произошёл запомнившийся мне курьёзный случай. ...Идёт одна из драматических сцен, в которой я произношу важный для понимания сути происходящего монолог. Полная тишина в зрительном зале... Вдруг я слышу крик: «Да это же Венька Левицкий... Надо же... Венька Левицкий!!!..». Стараюсь, не выбиваясь из образа моего героя, и не прекращая свой монолог, понять, что происходит в полутёмном зале... Раздаются возгласы зрителей: «Выведите его из зала!»,  «Наведите порядок!»... В одном из рядов партера идёт какая-то возня... Слышу: «Это же Венька Левицкий! Мы с ним учились вместе!..». Вижу, как капельдинерши выводят кого-то из зала... Он сопротивляется... Что-то громко говорит... Зрители начинают возмущённо обсуждать случившееся... Кто-то посмеивается... Через некоторое время шум в зале стихает... Спектакль не прерывался (всё-таки ко второй годовщине существования нашего Народного театра в колллективе были уже досточно опытные артисты)... Казалось бы, всё кончилось... Но в конце второго акта вижу, как по боковому проходу движется не очень ровной походкой кто-то в форме морского офицера, как мне показалось, в «хорошем подпитии»... В руках у него два горшка с фикусами (обычно эти цветочные горшки стояли на подоконниках в фойе зрительного зала)... Он подходит ближе к рампе сцены, ставит эти горшки на сцену и кричит мне: «Ну, Венька, ты даёшь! Молодец!!! Это - тебе!». И я узнаю своего однокурсника по училищу, близкого по тем временам  приятеля, Володю К. (он закончил паросиловой факультет «Дзержинки»). История с его выдворением из зрительного зала повторилась... Володя славился ещё в училище своими приколами и экстравагантными выходками и остался верен себе...  Как позднее выяснилось, служил он в Балтийске в должности командира БЧ – V на эсминце, в  Кронштадт пришёл в связи с плановым ремонтом своего корабля. Со времени окончания училища встречаться нам не довелось, поэтому у него и была такая бурная реакция, когда он меня увидел на сцене в спектакле...

Начальник Дома офицеров флота хотел этому инциденту «дать ход», вызвать патруль из комендатуры... Но после спектакля мне удалось всё уладить... А мы с Володей ещё не один раз отметили и нашу встречу, и премьеру спектакля Народного театра...  

Спектакль «Ракетчики» показывало телевидение (мы выступали в одном из дворцов культуры Ленинграда)... Вспоминаю, как случайно, даже не подозревая этого, я участвовал в отборе артистов («кастинге», как сейчас бы сказали) на роль морского офицера  у кинорежиссёра Ленфильма,  который собирался снять фильм о советских военных моряках (название фильма и имя режиссёра не помню, может быть, фильм так и не был снят).

После нашего спектакля Н.С. Альбицкая мне сказала, что в зале присутствовал помощник режиссёра, который специально пришёл посмотреть на меня. Никакого продолжения эта история не имела: «кастинг» я не прошёл. Да и странно было, если бы случилось иначе: в спектакле «Ракетчики» лейтенант Панковский – отрицательный персонаж, служить в армии не хочет, а в фильме у кинорежиссёра Ленфильма – это командир корабля, положительный герой во всех отношениях. Впрочем, я мог просто не подойти по типажу, или моя игра в спектакле показалась неубедительной ... Думаю, что идея пригласить помощника режиссёра «посмотреть на меня» принадлежала Н.С. Альбицкой (она была вхожа в театрально - «киношные» круги Ленинграда)...

 Программка спектакля Народного театра

Кронштадтского Дома офицеров Флота «Ракетчики». Февраль 1962 года.

 

 Сцена из спектакля «Ракетчики».

В роли полковника Оленева – Иван Алексеев;

в роли лейтенанта Панковского – Вениамин Левицкий.

Дом офицеров флота. Кронштадт. Февраль 1962 года.

 

По протекции Н.С. Альбицкой меня как-то пригласили на ленинградское радио, где я выступал в одной из радиопередач с чтением стихов... Это выступление было разовым, а вот на кронштадтском радио мне приходилось работать в качестве внештатного диктора почти все годы моей службы в этом городе. (Об этом занятии  Начальник Дома офицеров флота Кронштадта капитан 2 ранга А. Чурилов  выдал мне справку, которая сохранилась в моём архиве).

 

 Справка о моей работе в качестве

внештатного диктора на местном радио.

Кронштадт. 1962 год.

 

Поиск работы

 Перед очередной летней кампанией наше судно проходило плановое докование в знаменитом, старейшем в Кронштадте, «Петровском доке».

 

 Батопорт  «Петровского дока». Кронштадт.

 

Предполагалось, как обычно, очистить корпус и покрыть его специальными красками, препятствующими обрастанию морскими ракушками. И тут случилось непредвиденное: спецальная комиссия, определявшая состояние деревянного корпуса нашего СБР, вдруг обнаружила в его носовой части начальные признаки разрушения. Как я уже писал, наше судно было переоборудовано из финской шхуны, предназначенной для добычи котиков в северных широтах. Возможно, ещё до её приобретения нашей страной шхуна, плавая во льдах Арктики, получила повреждение носовой части, оказавшееся незамеченным все предыдущие годы. По решению комиссии наше судно получило ограничение в мореходности, в соответствии с которым нам разрешалось плавать при волнении моря до 4-х баллов. Практически это означало, что нам было запрещено выходить за пределы гаваней Кронштадта. Мы с моим командиром Михаилом Горовым понимали, что рано или поздно наше судно «спишут на слом» или переоборудуют под плавучую казарму, а команду СБР расформируют. Возникла необходимость самостоятельного поиска нового места службы, чтобы не оказаться во власти кадровиков, которые могли назначить на должность, не считаясь с моим желанием.

Работая с объектами на судостроительных заводах Ленинграда, мне приходилось тесно сотрудничать с офицерами военной приёмки. С некоторыми из них у меня установились тесные связи. Поэтому я в первую очередь попробовал обратиться с просьбой о переводе меня на службу в аппарат военной приёмки. Вскоре мне предложили место военного представителя («военпреда») на одном из ленинградских заводов. Я написал рапорт с просьбой о моём переводе к новому месту службы, подал его по команде, получил «добро» от начальников всех инстанций, которым непосредственно подчинялся, а вот уже откуда-то «с самого верха», как и при подаче рапорта о поступлении на учёбу в Академию, пришёл отказ: оказалось, я пока «незаменим» в нашей службе размагничивания.

 

 «...Написал рапорт… о моём переводе...».

Рапорт с ходатайством моего начальника.

Кронштадт. Апрель 1962-го года.

 

Моя служба в Кронштадте продолжалась... Началась летняя кампания. Работы, как всегда в этот период, было много. Размагничивание проходили надводные корабли разных проектов и классов, подводные лодки... Время пребывания кораблей на наших стендах жёстко регламентировалось, поэтому часто приходилось работать днём и ночью, не считаясь с выходными днями (напомню, что в то время и в стране была шестидневная рабочая неделя). Впрочем, у офицеров плавсостава всегда был ненормированный рабочий день...  

 

Слева - базовый тральщик 254 проекта;

справа – подводная лодка 641проекта.

Кронштадт. Лето 1962 года.

 

В конце июля мой командир, предполагая, что осенью нас ждут большие дела, связанные с исключением нашего судна из состава действующих СБР, отправил меня в отпуск.

 

Отпуск

 

В отпуск я поехал вместе с моим новым другом старшим инженер - лейтенантом Толей Шупляковым. Он учился в «Дзержинке» на том же факультете, что и я, но окончил  училище тремя годами позже меня. После выпуска служил некоторое время на Тихоокеанском флоте, в Находке. Однако по семейным обстоятельствам (поcле смерти его отца в Ленинграде остались нетрудоспособная мать и маленькая младшая сестра) его вскоре перевели служить в Ленинградскую военно-морскую базу, в Кронштадт, где мы с ним познакомились и подружились…

 

Мой друг Анатолий Шупляков.

Кронштадт. Лето 1962 года.

 

Более 50 лет продолжается моя дружба с Толей Шупляковым, и уже это говорит о том, что он оказался настоящим другом - надёжным, преданным, всегда готовым оказать помощь. И хотя мы давно живём вдали друг от друга и встречи наши, к сожалению, редки и непродолжительны, нам удалось сохранить искренность отношений тех далёких лет. Толе нелегко сейчас - недавно ушла из жизни его жена Нелля, светлая ей память... Дай Бог ему силы и здоровья, благополучия сыну Андрею, невестке и внукам...

Незадолго до отпуска мне удалось по случаю приобрести акваланг (его изготовил из подручных средств мой коллега по Народному театру, профессионал-водолаз Феликс Кишкель - акваланги заводского производства были очень дороги). С этим аквалангом я уже спускался на дно Финского залива у Кронштадта. Мне не терпелось опробовать его в водах Чёрного моря. Поэтому мы с Толей, прихватив нелёгкий акваланг, решили поехать сначала в Крым, в район Алупки, потом на теплоходе из Ялты отправиться в Батуми. Это давало дополнительные два дня к отпуску, т.к. время отпуска для офицеров рассчитывалось исходя из тридцати суток плюс дни на дорогу для проезда поездом в конечный пункт проведения отпуска. В Батуми мы должны были отметить отпускные билеты в военной комендатуре и уехать в Гагры, где собирались провести оставшиеся дни отпуска. Конечно, вместо поезда мы летали обычно самолётами, доплачивая некоторую сумму к нашим проездным документам, которые давали право бесплатного проезда к месту проведения отпуска (нам разрешалось ездить в купейном вагоне поезда). Это также позволяло увеличить количество отпускных дней…

Выбор района Алупки был не случаен. Недалеко от Алупки в районе Судака располагался спортивный лагерь Московского авиационного института, в котором отдыхала К., дочь знакомой моей мамы из Москвы, студентка этого института. Мама очень хотела, чтобы я с ней поближе познакомился (до этого мы обменялись несколькими письмами). К тому же предполагалось, что наиболее красочные места для погружения с аквалангом находятся именно на этом участке Крымского побережья, а в самом лагере можно было набивать акваланг воздухом, т.к. там были специальные компрессоры. Поэтому мы направились в этот лагерь, надеясь там и остановиться (предварительтно этот вариант обсуждался во время моей переписки с К.). Но всё оказалось не так просто: в лагере вместе с К. отдыхал её сокурсник, который, как потом выяснилось, за ней ухаживал (в письмах она мне ничего об этом не писала). Он был каким-то «студенческим начальником» в этом лагере. И поэтому, едва мы встретились с К., по трансляции послышалась команда: «Посторонним немедленно покинуть территорию лагеря!», после чего к нам направились «местные дружинники», в сопровождении которых нам пришлось уйти из лагеря. (Между прочим, этот «студенческий начальник» впоследствии стал мужем К., у них родилась дочь, а вот дальнейшая судьба К. мне неизвестна)...

Мы поехали в Алупку... Стояли чудесные августовские  тёплые дни... Разгар летнего сезона... Снять комнату в частном секторе практически оказалось невозможно. С трудом нашли женщину, предложившую нам две койки, стоящие под открытым небом прямо в саду. Мы ложились спать, любуясь звёздами и слушая стрекотанье цикад... А днём  - море, пляж, знакомства с «сопляжницами», вечером -  ужин в ресторане, прогулки...

Погружения с аквалангом оказались весьма проблематичными - негде было подзаряжать баллоны воздухом. Поэтому после нескольких погружений воздух в акваланге кончился, и он превратился в бесполезную тяжёлую ношу (так мы его и протаскали весь отпуск)...

После Алупки на теплоходе из Ялты перебрались в Батуми, сделали отметку в отпускных билетах в военной комендатуре и в тот же день поездом поехали в Гагры...

Здесь меня ждало «пренеприятнейшее известие»...

 

 Из письма Рэма Баксанского

16.VIII.62 г.

...Ваш СБР вдруг решили быстро-быстро передать под плавучую казарму (ПКЗ) - к 20 августа. Твой командир Михаил Горовой хотел тебя вызывать (через военкома в Батуми). Потом раздумал – всё-таки срок передачи пока не ясен. Новый срок, видимо, - середина сентября...

...Вчера Михаил Горовой ездил в Ленинград в Отдел кадров. Относительно его неясно, а в отношении тебя, насколько я понял,  ему сказали - вопрос уже решён – тебя посылают на Тихоокеанский флот, на Камчатку, документы уже пошли. Должность - та, что тебе говорил кадровик при вашей встрече... Вот такие пироги... Может быть, тебе лучше приехать? (Твой командир на этом не настаивает, говорит, пусть решает сам, ты ему сейчас позарез не нужен). И второй вариант – поехать тебе в Москву и там попробовать самому решать свою дальнейшую судьбу. Смотри сам... Остальных пока не трогают...

Других новостей нет. Прости, если подпортил тебе отпуск, но умолчать об этом не решился...

Желаю удачи. Рэм.

Самое удивительное было то, что до отъезда в отпуск у меня с «кадровиком» не только не было никакого разговора относительно нового места службы, но и самой встречи не было... Отпуск я прерывать не стал, но настроение было, конечно, испорчено. Решил всё выяснить после возвращения в Ленинград, а до тех пор насладиться отдыхом в Гаграх, городе моего детства, воспоминания о котором до сих пор волнуют меня...

Слева – вид на море с набережной в Старых Гаграх;

слева – мемориал в честь воинов,

павших в боях в Великой Отчественной войне 1941–1945 годов.

Гагры. 1960 годы.

 

 Слева – павильон железнодорожного вокзала;

справа – Гагринская средняя школа.

 

 Слева – набережная; справа – пляж. Старые Гагры. 1960 годы.

 

Обычно мы с Толей ездили на пляж в Старые Гагры. Как-то я обратил внимание на красивую девушку, которая занимала на пляже одно и то же место недалеко от нас. Через некоторое время познакомились, разговорились, стали встречаться... Она была из Краснодара, но в ней не чувствовалось ничего провинциального... Во время одной из наших встреч  она вдруг сказала: «Мне кажется, Вас что-то постоянно тревожит… Ваше настроение не гармонирует с окружающей нас в Гаграх умиротворяющей красотой – горами,  морем, солнцем...». Я поразился её интуиции... Не знаю  почему, она вызывала у меня доверие, и я поделился с ней своими проблемами... «А Вы согласились бы поехать вместе со мной на Камчатку?» – неожиданно спросил я. Она очень внимательно посмотрела на меня, немного помедлила, потом ответила: «С Вами – да!..». Я тут же всё обратил в шутку, опасаясь, что этот разговор может принять какой-то неожиданный для нас оборот: мы слишком мало были знакомы и практически ничего не знали друг о друге. К сожалению, Г. (так звали эту девушку) вскоре должна была уезжать – её отпуск заканчивался раньше. Обменялись адресами, расстались...

 

Возвращение в Ленинград...

 

Сразу же после возвращения в Ленинград я зашёл в Отдел кадров ЛенВМБ узнать о своей дальнейшей судьбе. Там подтвердили информацию о том, что готовится приказ о моём отбытии для прохождения дальнейшей службы на Тихоокеанский флот, причём назвали даже должность, на которую меня планировали назначить, - командир электротехнического дивизиона на одном из специальных кораблей, базирующихся на Камчатке. Эти корабли подолгу находились в море, режим службы на них был весьма напряжённый, поэтому служащие на них офицеры периодически имели  право на замену. Когда я заявил, что первый раз об этом слышу, что со мной никто ранее об этом не говорил, что никакого согласия на перевод я не давал,  удивились, но заявили, что ехать всё равно мне придётся, тем более, что моё судно вскоре должно быть переоборудовано под ПКЗ, команда расформирована, а  я  буду выведен за штат.

Возмущённый несправедливостью кадровиков (они обязаны были предварительно поговорить со мной о возможности такого назначения, а тем более перевода на другой флот), я вернулся в Кронштадт.  Кто-то из моих товарищей посоветовал мне обратиться за консультацией к адвокату. Вспомнил, что в Ленинграде,  на Невском проспекте  однажды я обратил внимание на табличку с адресом частного адвоката. Не теряя времени, при первой возможности поехал за консультацией к адвокату. Адвокатом оказался пожилой человек, который произвёл на меня очень благоприятное впечатление. Я рассказал ему о своей проблеме, сделав упор на то, что о моём возможном назначении на Тихоокеанский флот со мной никто не беседовал, никакого согласия я не давал, поэтому считаю, что со мной поступают  несправедливо, незаконно, и задал адвокату конкретный вопрос: «А что будет, если я откажусь ехать на Дальний Восток?». Видимо, к адвокату с подобным вопросом обращались нечасто. Поэтому, прежде чем ответить, он долго листал Уголовный кодекс РСФСР, наконец, нашёл  соответствующую страницу и вдруг спросил: «А Вы должны ехать  к новому месту службы по приказу?». – «Да, мне сказали, что такой приказ готовится...», - ответил я. Адвокат сочувственно посмотрел на меня, снова полистал кодекс и вслух прочитал: «За невыполнение приказа в военное время – расстрел, в мирное время – до 3-х лет лишения свободы...». Видя моё замешательство и растерянный вид, задал ещё один вопрос: «Молодой человек, скажите, Вы член партии?». – «Да!» - ответил я. - «Тогда Вы должны учитывать ещё и моральный фактор...», - произнёс он, слегка картавя в слове «моральный»... После такой консультации я понял, что мне бесполезно выяснять отношения с кадровиками, и в случае подписания  приказа о моём назначении на Тихоокеанский флот  ехать туда мне всё равно придётся...  

Приказ о моём назначении к новому месту службы только готовился, а приказ о списании нашего судна уже был подписан. Часть личного состава была откомандирована на другие корабли и суда. Мы с командиром и небольшой частью оставшейся команды стали готовить судно и судовое имущество к списанию. К сожалению, всегда в этих случаях возникают проблемы недостачи какого-то имущества, которое либо забыли вовремя списать по акту по истечении его срока службы, либо потеряли, либо... Кто когда-нибудь на флоте занимался этими проблемами, прекрасно понимает, что без материальной поддержки в виде «шила» (спирта) решать их невозможно (взяток деньгами в те времена ещё не было). Поэтому прежде всего мы запаслись 20-литровой бутылью спирта, наличие которого должно было помочь решать вопросы возмещения недостачи какого-нибудь имущества. Спирт хранился у меня в каюте в рундуке под койкой. На всякий случай мы залепили пробку бутыли пластилином и опечатали. Прошло несколько дней... Понадобилась первая порция спирта для того, чтобы уладить вопрос со списанием нескольких недостающих спасательных жилетов (сроки их службы давно вышли, но их не списали по акту). Достаю из рундука бутыль со спиртом... Печать на месте... Бутыль полная... Но на дне её я вдруг заметил какой-то осадок, а ведь спирт осадка не даёт... Обычно качество спирта мы проверяли очень простым способом: наливали немного спирта на тарелку и поджигали его спичкой. Если спирт зажигался и сгорал без остатка – всё в порядке. На этот раз спичка только «пшикнула» – в тарелке была вода... Кто забрал из моей каюты весь спирт, налив в бутыль вместо него обычную воду, мы так и не узнали...

Были и другие случаи: как-то обнаружили пропажу аварийной переносной пожарной мотопомпы. Двигатель этого агрегата, как оказалось, очень легко можно было приспособить для моторной лодки... От дежурной службы так и не удалось добиться ответа на вопрос, каким образом двухсоткилограммовая мотопомпа могла незаметно исчезнуть с борта судна... Списали и мотопомпу, благо выручили со спиртом коллеги  соседних СБР...

В конце  концов все вопросы передачи и сдачи судового имущества были решены...

Наступило время прощания с судном, на котором мне довелось прослужить более шести лет... Наш инженер-электрик Виля Садыков уже получил новое назначение. Мой командир получил приказ о переводе в Кронштадте на новое место службы, а я всё ждал приказа о моём перемещении на Тихоокеанский флот...

 

Ожидание перемен...

 

В сентябре месяце мне сообщили из Отдела кадров ЛенВМБ, что моё назначение на спецкорабль, базирующийся на Камчатке, не состоится, т.к. туда назначен другой офицер. На мой вопрос, означает ли это, что снят вопрос о моём переводе на Тихоокеанский флот, мне ответили уклончиво. И я вновь стал активно искать другое место службы в Ленинграде. Вскоре состоялась моя беседа с начальником одного из флотских научно-исследовательских институтов (с работниками этого института мне тоже приходилось неоднократно сотрудничать по роду моей профессиональной деятельности при сдаче судостроительной промышленностью новых военных кораблей). Мне была предложена должность младшего научного сотрудника в одном из отделов этого института. Я дал согласие и стал готовить необходимые  документы. К этому времени я был уже выведен за штат, и думал, что никаких проблем для назначения на эту должность быть не должно. Но однажды меня вновь пригласил Начальник института и сказал, что, к сожалению, меня не могут взять в его институт: ему сообщили из Отдела кадров ЛенВМБ, что меня уже переводят на Тихоокеанский флот... Я снова обратился в Отдел кадров ЛенВМБ. Из беседы с кадровиками понял, что кто-то усиленно препятствует моему назначению на перспективные для меня должности. Сгоряча я написал очередной рапорт с просьбой  демобилизовать меня, в котором указал, что аттестуюсь положительно, никаких дисциплинарных взысканий за всю офицерскую службу не имел, поэтому не понимаю, почему меня неоднократно лишают возможности продвижения по службе (напомнил  и о моих нескольких попытках поступить в Академию, и о других случаях, когда мне вдруг отказывали в назначении на перспективные должности). В рапорте была написана фраза: «...Прошу предоставить мне возможность продолжать трудовую деятельность в народном хозяйстве. Надеюсь, что там смогу тоже приносить пользу нашему обществу...». Но времена были уже другие. Мой рапорт был оставлен без внимания. А кто-то из моих больших начальников намекнул мне, что причину всех этих отказов мне следует искать в определённом ведомстве, которое влияет, но ничего официально не объясняет... И я, не без опасения, решил пойти выяснить отношения туда, где три года назад мне намекнули, что у меня в жизни будут проблемы...

В Особом отделе как будто ждали:  меня тут же принял Начальник. Плохо помню наш разговор с ним, т.к. он меня поразил своей осведомлённостью о моей жизни последние годы в Кронштадте и Ленинграде, всё время заглядывая в какую-то бумагу, которая, видимо, лежала в открытом ящике его письменного стола (он периодически вдвигал и задвигал этот ящик). В ходе беседы Начальник спросил о самочувствии моей мамы (даже произнёс её  имя и отчество), назвал адрес моей комнаты, которую я снимал  в Ленинграде... год назад (из чего я понял, что он не всегда владеет оперативной информацией, а  значит, его информатор последнее время не был со мной тесно связан). Ничего конкретного, «порочащего» меня, названо не было. Более того, всё говорилось так, что, вроде, к моим злоключениям его ведомство вообще никакого отношения не имеет. Но в разговоре со мной я всё время чувствовал желание особиста поймать меня на каком-то эпизоде из моей жизни. Ему очень хотелось, чтобы я называл какие-то «имена, явки, пароли», рассказал что-то такое, что компрометировало бы не только меня, но и моих друзей. В завершение нашей беседы я, как и три года назад, сказал ему, что, конечно, буду и впредь «бдить», а он заверил, что со мной всё будет в порядке... И, конечно же, попросил меня «о нашем разговоре никому не говорить», а этого «всё будет в порядке» до конца моей службы я так и не дождался...

 

Поддержка родных и друзей...

 

Из письма Леры Залепа (школьной подруги)

Вторая половина сентября 1962 года

...Получили твоё письмо и немножко расстроились. Толком я не поняла, что с тобой случилось. Ясно, что тебе почему-то плохо. А раз так, то нужно как-то помочь. Мы прочли с Вовой (Володя Залепа – муж Леры, инженер-майор, служил в Москве в одном из военных НИИ) твоё письмо ещё раз и решили так, что тебя просто переводят на Восток, а т.к. ты одинок, то предпринять ничего не можешь. Если это так, то можно попытаться что-нибудь сделать. У Вовы есть кое-какие связи в твоём роде войск. Но для того, чтобы что-то предпринимать, нужно знать:

- во-первых, твои точные координаты;

- во-вторых, о каких неприятностях ты говоришь в письме конкретно, не потому, что мы боимся скомпрометировать себя, а потому, что если удастся тебя запросить из Москвы, то ни в коем случае нельзя подводить человека, который за это возьмётся;

- а в-третьих, устроит ли тебя работа научно-исследовательского характера, скажем, в Москве, и позволяет ли твой профиль работы этим заниматься.

Было бы неплохо, если бы ты мог взять свои документы на руки. Это трудно, но возможно, и тогда было бы легко устроиться в любое место.

Вот сколько я тебе вопросов понаписала! Очень хочется тебе помочь, и если ты сам этого захочешь, мы сделаем всё, что в наших силах.

И потом, если даже ничего нельзя сделать, как ты пишешь, то всё равно ты зря огорчаешься. У нас есть много таких примеров, когда уезжали с беспросветной перспективой, а потом всё складывалось как нельзя лучше, и через 2-3 года возвращались даже в Москву, в управления... Мы всё это испытали на себе, и поверь нам, не стоит так близко принимать всё к сердцу. Приблизительно таким  же образом в недалёком прошлом обошлись и с Вовой..

...Могу тебя успокоить. Это только первый щелчок судьбы так сильно ранит, а ко всем последующим уже вырабатывается иммунитет. Раз нас всё это интересует, то ты не тяни с ответом, сразу напиши обо всём, не стесняясь в выражениях. А там видно будет. А демобилизоваться ты ни по каким статьям не можешь? Или ты этого не хочешь? Ждём твоего письма...

...Как сказал герой фильма, «держи хвост пистолетом и считай, что всё, что ни делается  – к лучшему!». Страшно удобная формула...

Лере в ответном письме я не мог откровенно написать обо всех своих злоключениях, поэтому лишь поблагодарил её и Володю за желание помочь, выразил надежду,  что со временем всё как-то образуется...

 

Из письма мамы сыну  

8 / Х – 62 г.

...Ты давно не пишешь, значит, всё ещё ничего определённого у тебя нет. Меня больше всего пугает твоё настроение... Дядя Андрей говорит, что это совершенно в порядке вещей, когда переводы к другому месту службы сопровождаются длительным ожиданием, неопределённостью...

Ездишь ли ты ещё в Кронштадт? Что ты делаешь? Дают ли тебе какую-нибудь временную работу? Я только одного не понимаю: ты не смог поступить на предложенную тебе работу в научно-исследовательском институте, потому что ты должен был ехать на определённое место? Но если это место на Камчатке уже занято, и ты не едешь туда, то почему ты не можешь поступить на ту работу, которую тебе предложили в Ленинграде?..

Праздники ты, наверное, проведёшь в Ленинграде?..

...Имма Дмитриевна прислала мне своё стихотворение, мне кажется, оно очень мудрое и глубокое...

 

           Росинка

Я знаю, что жизнь моя  - только мгновение,

Сверкающий отблеск огня.

И скоро в непознанном мире движения

Замкнётся мой круг бытия.

С последним дыханьем придёт неизвестность,

Безмолвные ночи и дни...

Но жизнь не исчезнет. Я стану безвестной

Живою частицей земли.

Останусь я в мире земною песчинкой,

А может быть - каплей дождя,

На тонкой берёзе – седой паутинкой

В рождении нового дня.

Так листья беззвучно в прохладе  осенней

Слетают с берёз золотых.

Но каждый несёт в себе тайну рожденья

И новую жизнь для других.

Есть смысл и значенье в мирах первозданных,

Которых нельзя нам понять,

Есть жизнь и в росинке, которой  я стану,

Чтоб утром на солнце сверкать!

 

...Такие настроения и меня охватывают очень часто, только без оптимистической веры в то, что я буду «сверкать росинкой», останусь «живой частицей земли», - в  противоположность твоей бабушке, которая вся устремилась в будущее и полна надежд (бабушка ждала переезда в новую квартиру, которую ей наконец-то удалось для себя выхлопотать). Это счастье – обладать таким характером почти в 80 лет ...

Пиши мне, Виня, даже если ещё ничего нет определённого. Пиши, где ты бываешь, где работаешь, где живёшь, что поделываешь, кого видишь, что видишь. Я полна тревоги за тебя...

 

Из письма сына маме

15 / Х - 62 г.

Мама, милая! Не сердись. Да, не пишу. Да, молчу. Почему? Когда всё у меня решится - объясню. Думаю, что после ноябрьских праздников станет всё известно. Окончатся эти томительные муки ожидания. Кончится эта неопределённость. Кончится моё молчание.

Праздники ещё здесь. Дальше не знаю. Первоначальный вариант с Камчаткой отпал. Почему? Не нужно спрашивать. Эти два месяца прожил в каком-то оцепенении с постоянной болью. Особенно последний месяц. Ничему не удивляйся. Я жив, здоров. Это главное. То, что происходит, касается только меня. Пережил. Переживаю. Немного стало легче. Вариант с Востоком окончательно не отпал. Всё решится после праздников. Желаю хорошо встретить и провести их. Не волнуйся и ничего ни о чём не спрашивай. Меня тоже. Я сам всё объясню. Потом. Не сейчас...

 

А в это время разразился т.н. «Карибский кризис»...

 

Карибский кризис

 

Из материалов сайтов Интернета

...«Карибский кризис» — исторический термин, определяющий чрезвычайно напряжённое политическое, дипломатическое и военное противостояние между Советским Союзом и Соединёнными Штатами в октябре 1962 года, которое было вызвано тайной переброской и размещением на острове Куба военных частей и подразделений Вооруженных Сил СССР, техники и вооружения, включая ядерное оружие. Кризис мог привести к глобальной ядерной войне...»...

Чтобы понять масштабы предполагаемого размещения на Кубе советских ракет с ядерными боеголовками и воинских частей и подразделений, нужно обратиться к опубликованным в разных источниках материалам и планам тех лет...

«...В СССР Министерствам обороны и иностранных дел было поручено организовать скрытную переброску войск и военной техники по морю на Кубу. По плану предполагалось размещение на Кубе двух видов баллистических ракет: Р-12 с радиусом действия около 2000 км и Р-14, с дальностью в два раза больше. Оба типа ракет были снабжены ядерными боеголовками мощностью 1 мегатонн... Предполагалось снять 40 ракет с позиций на Украине и в европейской части России. После установки этих ракет на Кубе количество советских ядерных ракет, способных достичь территории США,  увеличивалось в два раза.

К июню 1962 года Генеральный штаб разработал операцию прикрытия под кодовым названием «Анадырь», в соответствии  с которой намечалось направить на остров Свободы группу советских войск для боевого охранения пяти подразделений ядерных ракет. В состав группы входили вертолётный полк, четыре мотострелковых полка, два танковых батальона, эскадрилья МиГ-21, 42 лёгких бомбардировщика Ил-28, 2 подразделения крылатых ракет с ядерными боеголовками 12 килотонн с радиусом действия 160 км, несколько батарей зенитных орудий, а также 12 дивизионов новейших в то время ракетных установок ПВО (144 ракеты). Каждый мотострелковый полк насчитывал 2500 человек, танковые батальоны оснащались новейшими танками Т-55. Стоит отметить, что Группа советских войск на Кубе (ГСВК) стала первой в истории СССР армейской группировкой, в состав которой вошли баллистические ракеты...

...На Кубу также направлялась группировка ВМФ СССР:  2 крейсера, 4 эсминца, 12 ракетных катеров, 11 подводных лодок (из них 7 — с ядерными ракетами)...

... Всего для переброски на Кубу солдат и вооружения Министерству морского флота понадобилось 85 кораблей, которые в общей сложности выполнили 183 рейса (на остров планировалось отправить свыше 50 тысяч военнослужащих)... Так например, сухогруз «Лениногорск» с 25 июля по 11 августа 1962 года перевозил из Севастополя в Матансас (порт на Кубе) отдельный береговой ракетный дивизион...

 

 Сухогруз «Лениногорск». Лето 1962 года.

 

...На Балтике решались такие же задачи... Например, в сентябре для перевозки из Кронштадта мотострелкового полка выделялись сухогрузы «Ковров», «Сретенск» и теплоходы «Красноград», «Эстония» и «Победа»...

...Переброска ракет и войск на Кубу производилась в строжайшей тайне...»...

Я невольно был участником событий, предшествующих Карибскому кризису, и свидетелем этой «строжайшей тайны». В сентябре 1962  года мы получили приказ выйти на Красногорский рейд для обработки гражданских транспортных судов. Это было обычное задание, не вызвавшее у меня никаких вопросов. Единственное, что меня тогда удивило – необычная картина, которую я увидел однажды утром после окончания нашей работы: вдруг на верхней палубе сухогруза (не помню его названия) появилось множество молодых людей, одетых в одинаковые(!?) гражданские костюмы... Сначала я подумал: «Наверное, это курсанты мореходного училища, которые проходят практику на этом судне...». Потом засомневался: «Они ведь  обычно одеты в свою морскую форму... И потом – почему их так много на одном судне?..»... Впрочем, после бессонной ночи (как всегда, нам были установлены жёсткие сроки выполнения задания, и мы работали всю ночь) как-то не очень пытался вникать в увиденное... И только в октябре 1962  года, когда разразился «Карибский кризис», я вспомнил эту картину и понял, что это было за судно, с которым мы работали, и кто были эти молодые люди «в одинаковом штатском»... Удивительная маскировка!..

 

Из материалов сайтов Интернета

 «...Несмотря на все меры предосторожности, скрыть факт переброски на Кубу ракет не удалось. Уже в сентябре 1962 года руководство США через свои источники получило информацию о появлении на Кубе первых советских ракет. 4 сентября президент США Джон Кеннеди заявил, что США ни в коем случае не потерпят советских ядерных ракет в 150 км от своего берега. В ответ Хрущев заверил Кеннеди, что никаких советских ракет или ядерных зарядов на Кубе нет и не будет. Однако, 14 октября американский самолет-разведчик сфотографировал с воздуха стартовые площадки для ракет. В обстановке строгой секретности руководство США начало обсуждать ответные меры. По плану Пентагона предлагалось немедленно разбомбить советские ракеты с воздуха и начать вторжение на остров силами морской пехоты. Но это привело бы к войне с Советским Союзом. Поэтому Джон Кеннеди решил начать с более мягких средств. 22 октября в обращении к нации он сообщил, что на Кубе обнаружены советские ракеты, и потребовал от СССР немедленно удалить их. Кеннеди объявил, что США начинают военно-морскую блокаду Кубы. 24 октября по просьбе СССР срочно собрался Совет Безопасности ООН... В конце концов руководству Советского Союза пришлось признать факт появления ракет на Кубе. Никита Хрущев заявил, что если Джон Кеннеди даст обязательство не нападать на Кубу, то Советский Союз сможет вывезти с острова своё оружие. Президент Соединенных Штатов ответил, что США готовы дать такое обязательство не вторгаться на Кубу в том случае, если СССР заберет оттуда своё наступательное оружие. Но 27 октября советские войска на Кубе сбили зенитной ракетой один из самолетов-разведчиков США. Президент США принял решение через двое суток начать бомбардировку советских ракетных баз и военную атаку на остров. Впервые мир оказался на грани ядерной войны. Однако в воскресенье, 28 октября  советское руководство решило принять американские условия. Международная напряжённость стала быстро спадать... Советский Союз вывез с Кубы свои ракеты и бомбардировщики. 20 ноября США сняли морскую блокаду острова...»...

К счастью, так закончился «Карибский кризис».

 

Из письма мамы сыну

30 / Х – 62 г.

...А тут ещё эти события на Кубе просто сводили меня с ума, хотя внутренне я почему-то была глубоко убеждена, что войны не может быть.  Это безумие. Это самоубийство всего земного шара. Это слишком чудовищно, чтобы в это можно было поверить! Ну и вот, слава богу, всё как будто вошло в норму, успокоилось. Все вздохнули с облегчением...

 

Дан приказ ему на Восток...


Прощание с Кронштадтом и Ленинградом...

В ноябре 1962-го  года прошло два месяца, как я оказался за штатом. По «финансовым законам» после двух месяцев пребывания за штатом моё денежное довольствие должно было ограничиться только выплатой мне денег «за звёздочки», т.е. за моё воинское звание (нет должности – нет должностного оклада). Поэтому, чтобы не ущемлять меня материально, пока готовился приказ о моём переводе на Тихоокеанский флот, я был временно назначен на должность... начальника транспортного дока. Подобного рода доки предназначались для транспортировки различных кораблей и подводных лодок по внутренним водным путям страны. Конечно, эта должность никакого отношения к моей инженерной профессии не имела (обычно на такую должность назначали выпускника кораблестроительного факультета нашей «Дзержинки»), но меня заверили, что мой док только ещё строится на Балтийском заводе, личного состава на нём ещё нет, а потому моё назначение носит формальный характер... Как-то я решил взглянуть на «свой» строящийся док. В дирекции Балтийского завода очень удивились, когда я попросил показать мне объект моей новой должности, но в просьбе не отказали и дали указание одному из сотрудников провести меня к месту постройки дока. «Вот ваш док...», - сказал мне сопровождающий и указал на огромные стальные листы с какой-то разметкой, лежащие на земле около одного из стапелей, - реально никакого дока пока не существовало. Я понял, что план строительства дока был сорван (видимо, из-за других, более срочных заказов), а потому мне не грозит в ближайшее время переквалификация в «док-мейстеры»...

В середине декабря мне наконец-то сообщили, что подписан приказ о моём откомандировании в распоряжение командования Тихоокеанского флота, и до конца года мне предстоит убыть во Владивосток.

 

Из письма мамы сыну

11 / ХII-62 г.

...Ты меня всё же огорошил своим отъездом. Как это ни «ожиданно», как я ни была подготовлена к этому, но всё равно, когда отъезд стал реальным фактом, это сразу трудно перенести...

...Посоветуйся с кем-нибудь, надо ли тебе бронировать комнату. Если у тебя будет жилплощадь, то ты можешь после демобилизации вернуться в этот город. А может, ты ещё останешься в Ленинграде?.. Я только боюсь, что если сейчас не Камчатка, то вдруг потом Новая Земля?..

Ты думаешь, что все эти месяцы твоего неустройства, ожидания поездки на Восток, неопределённости не стоили мне ничего? Ты стал каким-то странным...

Ты не сердись на моё письмо. Я тебя очень люблю, и именно поэтому считаю, что  могу всё говорить. Иначе было бы нечестно. И, конечно, считаю, что пора «золотой» бездумной юности уже прошла, пора тебе повзрослеть и серьёзно задуматься о своём будущем, которое ты начинаешь заново строить... Что касается твоего одиночества, то как же люди в Арктике и Антарктиде по году живут без семьи и женщин? А ходят в экспедиции? Или просто некоторое время живут в полном воздержании и никакой трагедии в этом нет?! Как ты можешь так распускать себя и не взять в руки? Должен же разум диктовать тебе человеческое..

Помимо больших трудностей, тебя ждёт и много интересного, нового, неизведанного. Я бы с огромной радостью поменялась бы своими годами и спокойной жизнью в одном из прекраснейших городов на то, чтоб мне было сейчас 29 лет!.. Это уже огромное счастье! Лучше молодости ничего нет на свете! Как же остальное мелко и незначительно по сравнению с тем, что ты ещё молод, полон сил, энергии, и можешь ещё жизнь построить по-настоящему. И уж, конечно, я не поддавалась бы только чувству и больше доверялась бы разуму, упорно достигала намеченной цели. И никогда не оставляла бы работу ни ради мужа, ни ради детей. В молодости мы слишком щедро разбрасываем себя, не считаясь  с железной логикой здравого смысла. А за это приходится расплачиваться...

Будь здоров, дорогой, и счастлив. Желаю тебе успехов во всём. Целую крепко. Мама.

Дядя Андрей желает тебе счастливого пути  и хорошего устройства, бодрости, успехов.

 

Наступила пора прощания с Кронштадтом и Ленинградом...

Вспоминая то грустное для меня время, думаю, что Кронштадт я покидал без особого сожаления. Всё-таки для меня этот город был скорее местом моей службы. Личная жизнь, как сейчас принято говорить, как-то у меня там не сложилась. Семьи и дома не было. Все шесть лет для меня родным домом было моё судно. Все мои близкие друзья жили в Ленинграде, семьи большинства коллег по службе – тоже. Поэтому при первой возможности я стремился выехать в Ленинград. В Кронштадте же у меня, в основном, были товарищи по Народному театру, а также несколько хороших знакомых, среди которых с большой теплотой вспоминаю Галю Ильину, врача-стоматолога, с которой у нас сложились тёплые дружеские отношения, поддерживаемые многие годы. Возможно, кто-то из патриотов Кронштадта, кому доведётся прочесть эту книгу моих воспоминаний, упрекнёт меня в том, что я мало пишу об этом удивительном городе, с которым связано столько исторических событий и имён Военно-Морского флота нашей страны. Но, откровенно говоря, в те годы я как-то не очень осознавал, что значит для меня служба в Кронштадте...

Прошло более полувека... В майские дни 2013 года, когда я работал над заключительной главой этой книги воспоминаний, в Кронштадте происходило освящение и открытие после воссоздания и длительной реконструкции Свято-Никольского Морского собора. Это событие было приурочено к 100-летию церемонии освящения Морского собора после завершения его строительства, которое состоялось 10 июня 1913 года в присутствии Императорской семьи. Свято-Никольский Морской собор – потрясающий памятник русского зодчества и флотский Пантеон: в Морском соборе были установлены памятные мраморные доски с именами всех моряков, погибших в сражениях за все годы существования Российского Флота (в настоящее время эти бесценные доски безвозвратно утрачены)…

 

 Свято-Никольский Морской собор: внешний вид и интерьер.

Кронштадт. 1913 год.


 Участие Императорской семьи в освящении

Свято-Никольского Морского собора. Кронштадт. 10 июня 1913 года.  

 

Из материалов сайтов Интернета

 «...Свято-Никольский Морской собор в Кронштадте получил название «Морской», так как сооружался Морским ведомством по инициативе главного командира Кронштадтского порта вице-адмирала Н.И. Казнакова на добровольные пожертвования российских моряков...

...В его строительстве и освящении принимали участие лично Император Николай II, видные деятели Российского флота...

...Храм был закрыт 14 октября 1929-го года по постановлению президиума Леноблисполкома. В 1932-м году в Соборе был открыт кинотеатр, названный именем Максима Горького. В 1956-м году в здании собора появился клуб и концертный зал на 1250 мест с театральной сценой. В 1974-м году в соборе открылся филиал Центрального военно-морского музея... В начале 2009-го  года обнаружились признаки аварийности здания, и после тщательного изучения ситуации на государственном уровне было принято решение о восстановлении храма…»...

По случаю окончания воссоздания и реконструкции Свято-Никольского Морского собора в мае 2013 года по одному из каналов Российского телевидения был показан документальный фильм... Этот фильм помог мне по-иному взглянуть на мою шестилетнюю жизнь в Кронштадте. Я вдруг понял, что в молодости не оценил подарка судьбы, которая дала мне возможность провести часть моей жизни в городе замечательных морских традиций и флотской славы...  

 

Свято-Никольский Морской собор: внешний вид и интерьер.

Кронштадт. 2013 год.

 

 Парад военных моряков в день освящения

Свято-Никольского Морского собора после его воссоздания

и  реконструкции. Кронштадт.  28 мая 2013 года.

 

Сейчас это покажется странным, но в годы моей службы в Кронштадте я даже не знал, что Морской собор называется «Свято-Никольским» в честь покровителя моряков святого Николая-чудотворца (об этом нигде нельзя было упоминать). И конечно, когда мне в те времена приходилось бывать в здании Морского собора,  я и не подозревал, какая красота и какие реликвии скрываются за матерчатыми драпировками и оштукатуренными безликими стенами собора... Да разве только я?!..

...В конце декабря 1962 года я покидал мой любимый город Ленинград, с которым были связаны лучшие молодые годы... 12 с половиной лет я прожил в нём!  Откровенно говоря, я надеялся, что когда-нибудь мне снова удастся вернуться сюда, но... не случилось. Конечно, я бывал в Ленинграде и во время отпусков, и в командировках, и проездом, а вот жить в нём больше мне не пришлось...

 

 Михайловский парк и здание Русского музея.

 

 Слева – композиция скульптора П.К. Клодта на Аничковом мосту;

справа – памятник на могиле П.И. Чайковского в Александро-Невской лавре.

 Памятник морякам миноносца «Стерегущий»

(скульптор К.В. Изенберг, 1911год).


Панорама ночного Ленинграда с разведённым Дворцовым мостом.

 

... За день до отъезда на Дальний Восток я  устроил свои проводы, пригласив всех моих друзей на прощальный ужин (почти все они были с жёнами, холостяками оставались лишь Толя Шупляков, Толя Махов и я)... В мой адрес было произнесено много приятных и тёплых слов, высказаны добрые пожелания, но настроение у меня было невесёлое...

На следующий день, 20 декабря 1962-го года, я уехал в Москву, а оттуда - во Владивосток... Через семь дней, 28 декабря 1962-го года, дальневосточный экспресс Москва-Владивосток доставил меня к новому месту службы на Тихоокеанском флоте...

 

Поздравительная телеграмма мамы,

полученная мною во Владивостоке

31.12.62 г.

 С НОВЫМ ГОДОМ ДОРОГОЙ ПУСТЬ КРУТОЙ ПОВОРОТ ТВОЕЙ ЖИЗНИ ДАСТ ЕЙ ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ СЧАСТЛИВОЕ ПЛОДОТВОРНОЕ ЦЕЛУЮ МАМА

Закончились «Шесть лет в «Крепости», впереди меня ждали семь лет на Тихоокеанском флоте - Владивосток, Советская гавань, Владивосток...  

                                                                                               2012  - 2013 год..


 








<< Zurück | Gelesen: 495 | Autor: Левицкий В. |



Kommentare (0)
  • Die Administration der Seite partner-inform.de übernimmt keine Verantwortung für die verwendete Video- und Bildmateriale im Bereich Blogs, soweit diese Blogs von privaten Nutzern erstellt und publiziert werden.
    Die Nutzerinnen und Nutzer sind für die von ihnen publizierten Beiträge selbst verantwortlich


    Es können nur registrierte Benutzer des Portals einen Kommentar hinterlassen.

    Zur Anmeldung >>

dlt_comment?


dlt_comment_hinweis

Autoren