RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

В. Тараканов

 

РАССТРЕЛ

 

Бывает, что причиненная когда-то боль мучает всю жизнь. Есть и у нас такое. Эта боль ранила наши сердца - сердца всего суворовского племени. Попасть прямо в сердце - это не легко, а он попал...

 

Октябрь 1950 года. Еще не высыпал предзимний снег, но уже пахнуло северным ветром, от которого изредка передергивало большое сильное тело Волги. Урожай был собран давно и, как говорили старики, «не ахти какой, но все-таки...» Всё подростковое население страны уже находилось в школах. А у ворот Суворовского военного училища в городе Горьком обивали пороги каких-то два мужика. На одном из них был зипун, залатанный тысячу раз, да видавшая виды шапка - не по сезону. Чувствовалось, что мужик готовился заранее к различным ночевкам, в том числе и на улице. Второй в армяке, на ногах изношенные солдатские сапоги в калошах. Говорили они мало

 

В сторонке стоял подросток, то ли мальчик, то ли девочка, перевязанный простым поношенным клетчатым платком крест-накрест, на ногах залатанные валенки. Веснушчатое лицо выглядывало из-под платка, и только крепко сжатые губы выдавали в ворохе одежды мальчика.

 

К воротам подошел дежурный по училищу офицер:

-  Что надо?

-  Да вот мальчонку привели,., бегает по деревне.., мать совсем больная. Присмотру нет, голодно ему - ответил тот, что в армяке.

-  Нам бы к начальнику.

Долго еще после этого маялись мужики в городе с парнишкой. Ходили к военкому, записались на прием к секретарю Горкома партии. Но мужицкая настырность, а главное сам факт, что парень был сыном погибшего на фронте танкиста, сделали свое дело, и мальчик был принят в училище.

 






Отец Володи Балова сгорел в танке на Курской дуге в 1943 году, и вот в память о своем земляке люди из деревни Чувахлей Горьковской области, проведав, что в Горьком открыто Суворовское военное училище, «чай это было совсем под боком, недалеко», - в Горьком, решили всем миром определить сына погибшего фронтовика тоже в военные.

 

В 1956 году, по переезде училища в Москву, Володе исполнилось 18 лет. К этому времени внешне он выглядел очень сильным, крепким человеком. Когда, бывало, по утрам голые по торс ребята выбегали на физзарядку, сразу бросалась в глаза атлетическая фигура Балова - широкие плечи, мускулистая грудь и бицепсы, узкие бедра. Мы часто задавали себе вопрос: «Как же так, парень не очень-то увлекается спортом, а практически сильнее всех в роте?»

 

А секрет был прост. Володя каждый свой летний отпуск, приезжая к себе в деревню, постоянно трудился - то крышу матери, а заодно и соседу отремонтирует, то забор поправит. И косил он отменно, это мы все видели. Было ему как-то раз поручено выкосить на территории училища выросшую за лето траву. Так любо-дорого было смотреть, как размашисто, красиво, деловито справлялся этот деревенский парень с порученным ему делом. Вся рота выкатилась посмотреть, как Володя споро работал. Появились еще желающие, но Балов был неутомим.

 

Отпуск нам предоставляли два раза в год. Один раз в зимние каникулы, а второй в июле - августе, где получалось месяца полтора.

Под Новый год шумная веселая ватага суворовцев атаковывала билетные кассы железнодорожных вокзалов.

Целая группа ребят была из Горьковской области, однако не всегда все ездили на зимние каникулы домой к матери, отцу, бабушке, а то и просто в родную деревню, в село. Володя Балов был одним из тех, кто в большинстве случаев зимние каникулы проводил в училище.

 

Только сейчас понимаешь, как может быть грустно человеку под Новый год одному, когда практически все твои друзья-братья находятся среди близких. Бьют двенадцать кремлевские куранты.., а у тебя по щеке катится никчемная слеза...

 

Бесплатный проезд по железной дороге нам предоставлялся один раз в году, да только не у всех были деньги на дальнюю поездку поездом. Никто из ребят как-то о такой безденежной ситуации и не догадывался. Все весело собирались и уезжали. Одни лишь дежурные офицеры - воспитатели были свидетелями этих грустных новогодних сцен.

 

Зато летом Володя первый бежал на вокзал с легким фибровым чемоданчиком. Вначале электричкой от платформы «Фили» до платформы «Белорусский вокзал», тогда еще до «Фили» метро не было, затем в метро - по «кольцевой» до Курского, к железнодорожной кассе - суворовская форма и Володины плечи очень ему в этот момент помогали. Плацкарта до Горького, а там автобус или попутная машина до Чувахлей. А раньше.. до автобуса... - километров двадцать пешком, если на перекладные не попадешь...

 

Задолго до приезда Володи мать начинала готовиться к встрече. Прибирала по возможности дом, скоблила полы, вывешивала чистые белые занавески на окна и полотенце к рукомойнику.

 

Вечерами да ранними холодными рассветами пропадала в хлеву - все чистила и начищала для встречи свою корову, а та доверчиво, чувствуя что-то доброе, моргала, понимающе глядя на хозяйку.

 

В эти дни ожидания Володина мама часто выбегала из дома к дороге. Выбежит, стоит, вглядываясь в даль, с щемящим сердцем: «Не видно ли родной фигуры в фуражке с красным околышем». Володя фуражку носил немного набекрень, а в деревне-то точно выпускал из-под нее свой рыжеватый чуб. Ну прямо Донской казак и все тут...

 

В деревне его приезд тоже не обходился без внимания. Как же, ведь всей деревней отправляли на учебу... Да и девчата подросли: вплетали ленты в косы, старались платье надеть получше. Получше - это значит что-нибудь из вещей матери или бабушки, - «пофорсистее», а кто мог, тот надевал сшитую самостоятельно или привезенную из города новую ситцевую кофту. Так что, когда Володька появлялся, упруго шагая к дому в брюках с красными лампасами, с туго затянутой осиной талией, вся деревня улыбалась, а из-за занавесок тут и там поблескивали глаза женской половины родных мест.

 

Можно представить себе эти встречи. Когда Володя со своим чемоданчиком,   широко раскинув руки, подхватывал свою единственную...: «Мама...». Мать обнимала его шепча: «Сынок.., сынок.., наконец» - плакала она от радости и прижималась к нему, уткнувшись в черную с алыми погонами гимнастерку. Володя на виду у всей деревни, не зная куда деть свои могучие руки: «Мама, не плачь... Я приехал... надолго...». Очень он любил ее.

 

С появлением Балова в деревне всё как-то оживало, вокруг него начинала кипеть работа - его ровесники тянулись к нему, а девчонки становились как-то краше и стройнее. Недаром его родная деревня, особенно последние годы, когда он стал взрослым, с большим нетерпением ждала каждого его приезда.

 

Мы знаем, что он назначался бригадиром среди колхозников, убирающих урожай, а однажды даже был допущен на время своего летнего отпуска к обязанностям председателя колхоза, так как в это время председатель тяжело болел. Мужики-то еще в деревне к тому времени не очень развелись. Деревня все еще хлебала свое послевоенное горе. И что говорить, колхоз справился - убрал вовремя урожай. А тут Володе уже и уезжать в Москву, в училище - время настало.

 

Трудная жизнь с самого начала, семейные невзгоды, отсутствие с раннего детства достатка и воспитание, полученное в суворовском училище, когда тебе говорили: «Вы - братья, самое главное между людьми - честность» - оказали очень сильное воздействие на формирование характера Володи.

 

У него было открытое лицо, прямой нос, крепко, можно сказать, жестко сжатые губы, волосы немного с рыжинкой - короткий зачес назад. Нам только в девятом классе разрешили носить прическу. Его внешность вызывала во мне образ Спартака - этого прославленного римского гладиатора.

 

Володя был честен во всём. Всё, что он делал, он делал открыто. Мы, его товарищи по суворовскому училищу, относились к нему с большим уважением. Его авторитет для нас в решении наших житейских мальчишеских проблем был непререкаемым.

 

Володя был человеком очень цельным, с сильно развитым чувством справедливости. Немногословен, говорил спокойно, рассудительно, сказал - отрезал. Любил шутку. А еще хлеб он брал как-то аккуратно, с уважением, понемногу - ровно в меру.

 

Наша военная подготовка в училище строилась на суворовском принципе: «Трудно в учении - легко в бою».

 

Основную часть занятий по этому предмету вел наш офицер-воспитатель капитан Павлов Владимир Иванович. Все без исключения и сегодня вспоминают его добрым словом. Был он строг.., но справедлив. Без доброй улыбки об этом человеке не вспомнишь.

 

Владимир Иванович выделял суворовца Балова как собранного, подготовленного к суровой будущей службе в рядах Вооруженных Сил СССР человека.

 

У Балова были хорошо развиты командные навыки. Он умело выполнял строевые приемы, хорошо обращался с оружием. Нам в то время выдавали учебные автоматы Калашникова. Стрельбу вести из них было нельзя, так как курок был подпилен, но имитировать все необходимые действия по ведению боя с этим оружием было вполне возможно и удобно.

 

Однажды, зимой это было, за забором училища в детском парке имени Зуева, как раз на том самом месте, где сейчас проходит линия метро, около суворовского училища Павлов проводил занятия с нашим взводом. Низина использовалась тогда под футбольное поле, за которым протекала не какая-нибудь речушка, а довольно большой приток Москвы-реки.

 

Капитан Павлов поставил перед нами боевую задач. Обозначив на пригорке в метрах ста от нас вражеский дзот, укрепленный пулеметной точкой, Павлов приказал первому отделению погасить пулеметный огонь врага любым из возможных способов. Первый вариант представлялся ему таким: стремительным броском отделения забросать противника гранатами, после чего в наступление для прорыва обороны противника должны были броситься остальные два отделения. Командиром первого отделения Павлов условно назначил меня.

 

Перед атакой нам было приказано поднять полы шинели и заправить их под поясной ремень, так как надо было бежать по глубокому снегу, высоко поднимая колени, иначе завязнешь на первых десяти - пятнадцати метрах. А бросок необходимо было сделать по приказу «стремительный».

 

Мной была подана команда «Приготовиться к атаке». Отделение замерло в снегу, готовое сорваться в бой... «Атака!» проорал я, оглушая самого себя своим отчаянным приказом. Скажу честно, между лопатками на спине защекотало от струйки пота, выступившего от страха, что надо быть первым. Впереди перед нами смертоносно «косил» пулемет. Но Балов, на это мгновенье опередил меня, бросившись на пулеметный дзот с криком «Ура!», увлекая всех нас за собой... Да, он был рожден для подвига.

 

Весной 1958 года Володя влюбился, познакомившись со своей Надей в том же парке, где проходили военные занятия. Надя была немного старше него, и то, что Володя стал часто отлучаться по вечерам из училища, нас как-то настораживало. Но признание его Любви было для всех нас однозначным, и поэтому никто не вмешивался в происходящее, ожидая, что же будет дальше...

 

Володя раньше практически не ходил в город в увольнение, более того, он предпочитал чтение прогулкам вне стен училища. Мы все это знали. И надо отдать должное - ребята очень тонко, можно сказать, деликатно и уважительно относились к тому, что происходило у них на глазах.

 

Незаметно настал день вручения нам аттестатов зрелости. В училище был организован выпускной бал с приглашением наших сверстников и девочек из школ, с которыми у нас успела завязаться дружба. Но главный прощальный вечер, который мы организовали вскладчину у меня дома, был на следующий день.

 

В тот последний вечер было много воспоминаний, предложений о возможных будущих встречах. Никто не хотел расставаться. Суворовская рота была всегда для нас единственной в жизни опорой. Для нас в то время просто не существовало никого ближе, даже родители, у кого они были, отходили на задний план. Мы фанатично принадлежали друг другу. Трудно было поверить, что судьба нас разлучит практически навсегда, послав на учебу в разные военные училища страны.

 

- Скорей бы стать офицером... А там...

- Дружба, что может быть более святое и ценное на свете.

-  Ребята, нельзя забывать наши восемь лет в одной коробочке... Мы братья.

-  Клянемся, что будем верны друг другу всегда. И звучала гитара:

 

"Но где бы ты ни был,

московский кадет,

Вспоминай иногда на досуге,

О коробочке той,

где прошло восемь лет,

Вспомни имя далекого друга"

 

Отъезжающие в этот вечер несколько человек, попрощавшись наигранно весело, с грустью обнимая своих друзей-братьев, как бы предчувствуя, что следующая встреча не скоро, ушли. Но несколько человек остались ночевать. Среди оставшихся был наш выпускник Коля Мартьянов. Такой лихой синеглазый «сокол». Грудь вперед, руки в карманы, шапчонка на затылке, маску презрения на лицо и вперед навстречу "Окияну»... - штормы, бури позади.

 

Он решил после полуночи уехать к своим знакомым. Но его попытка уехать в это время никем не была поддержана, и Коля затих, найдя место для сна на диване. Прошло часа полтора-два. Николай тихо встал и, боясь разбудить своих товарищей, на цыпочках прошел на балкон. Мне показалось, что Николай вышел на балкон покурить, он уже в то время курил.

 

Вначале послышался грохот, перешедший в треск от проходящей рядом с балконом водосточной трубы, как будто по ней осторожно скребли... затем всё стихло. Я поднял голову со своего лежака и, в предчувствии какой-то беды, толкнув рядом спящего Балова, бросился на балкон. На балконе никого.., но тут я увидел Мартьянова, слезающего вниз по водосточной трубе с пятого этажа.

 

В одном месте, где проходила надстройка на уровне третьего этажа, труба очень резко изгибалась. Колины ноги потеряли опору, и он беспомощно повис, пытаясь ногами зацепиться за продолжение трубы. Позади меня стоял Володя, мы замерли, боясь самого страшного... Но Николай все-таки сумел каким-то обезьяним способом дотянуться до трубы и пополз дальше. Спрыгнув, он помахал нам рукой: «Хелло, ребята, я пошел. До встречи».

 

Мы облегченно вздохнули... но ощущение какой-то мерзкой горечи осталось внутри каждого из нас: «Вот же гад, куда пошла суворовская наука - побеждать врага». Она помогла ему в этой сумасшедшей выходке.

«Я провожу его», - бросил Балов: «Открой двери. Не беспокойся, буду здесь ровно в семь. Пусти. Не ожидал. Но поступок Николая сравним с предательством...». И он ушел в ночь.

 

Действительно, поставить на весы судьбу практически всего нашего взвода - двадцати трех человек в противовес своей прихоти равнозначно было неожиданному удару под дых.

 

Не видел я после этого случая Николая, не знаю, о чём в ту ночь он говорил с Баловым, но это точно известно: офицера из него не получилось.

 

Ровно в семь утра раздался звонок в дверь - на пороге, улыбаясь, стоял Володя. Как он смог так точно прийти, до сих пор не понимаю? Провожал он Мартьянова ни много, ни мало до Кунцева, а оттуда можно было в то время лишь электричкой добраться до Савеловского вокзала. В этом районе находится дом, где мы отмечали наш выпуск. Пешком идти часа два-три, не меньше. Вроде бы странно, но... факт. Дал слово... и был точен.

 

Уже днем, когда Володя должен был уезжать, очень это ему не хотелось - чувствовалось, что надо бы ему побыть еще в Москве, хотя бы пару деньков, но билет был взят, он ехал на последнее свидание со своей Надеждой, - у нас состоялся разговор.

 

-  Валер, ты едешь на учебу в высшее инженерное училище, можно сказать, закончишь сразу академию.

-  А я в среднее. Отстану от тебя. Вырастешь ты быстро...

-  Знаешь, не загадывай.., - ответил я.

-  Я рад за тебя, езжай и смотри «Только вперед!» - продолжил Володя.

-  Ты знаешь, моя мечта сбывается - стану танкистом, как мой отец. Послужу офицером, покомандую, а там, может, и в Бронетанковую академию махну.

- Нам бы встретиться лет через двадцать... - вздохнул он.

 -  Да, что ты, Володя, не надо так.

- А с Надеждой у меня такое впервые...

- Прощай! - и мы обнялись.


Я знаю точно, что на груди у Володи висел на суровой нитке, как православный крест, ключ от однокомнатной квартиры, где жила Надя. Надеждин подарок сопровождал его по жизни как талисман.


А дальше было так.

Балов и еще несколько наших ребят уехали на учебу в г.Ульяновск в Гвардейское Краснознаменное танковое училище имени В.И.Ленина. В то время это было средее военное учебное заведение, где готовили офицеров для службы в подразделениях, оснащенных тяжелыми танками. Володя и выбрал-то это училище из-за тяжелых танков, примеривая свою атлетическую фигуру к габаритам танка. Он все шутил, что «плечи в люк не пролезут». Но пришло время, и Володя не то что влезал, а влетал в танк через люк.

 

Поразительно, как мы, суворовцы, прибывшие в училища, старались в то время держаться друг друга. Для нас это было ясно и понятно. Глядя на нас, иным казалось, что эти ребята, отбившиеся от своей суворовской роты, (а ведь рота была на всю жизнь!), никак не могут найти свое место в новом строю. Но это казалось только тем, кто нас не знал. Нас готовили именно к суровой службе, ее тяготам и лишениям. Практически же все суворовцы быстро адаптировались к новым условиям.


Николай после принятия присяги был назначен командиром отделения, в составе которого был и Володя Балов. Младший сержант Грачов особенно на первом курсе, бывало, круто брал. Оно и понятно... Но только сейчас, через много лет. Молодо, сильно и ... зелено. Были у него конфликты и с Баловым. И это естественно.

 

Грачов задавал сам себе вопрос: «Неужели я, суворовец, хуже других?! Нет, так не пойдет. Меня же восемь лет готовили к этому. Я обязан быть примером в учебе и в службе». Отбросив свою «кадетскую» браваду, он пересел с «Камчатки»,  которую оккупировали бывшие суворовцы, на первую парту и стал внимательнейшим образом слушать и записывать всё, что им читали.


Перед экзаменами листанул конспект - и «пять» баллов обеспечено. Молодая память с лихвой компенсировала некоторые упущения. Балов же не смог перейти этот психологический рубеж, потянуться за лучшими в учебе курсантами. А ведь мог - не захотел. Да, кроме того, башка у него была забита московской Надей. Кстати, Володя в зимний курсантский отпуск поспешил в Москву к Надежде, минуя даже свою родную деревню, где жила его мать. Только на обратном пути он на минутку заглянул к себе домой.


В училище Володя вернулся расстроенный. Больше всего угнетало, что никак не мог найти общего языка с командиром отделения, а раньше в «кадетке» жили, как братья: «...Эх, Коля!».


А Коля и сам страдал от таких взаимоотношений со своими братьями по суворовскому училищу, но поблажек делать он им не мог. Жизнь по уставам Советской Армии предъявила новые жесткие требования к бывшим суворовцам, а тем более к отношениям между младшими командирами и их подчиненными.


Попробовали бы те, кто писал письма, что он-де не прав в своих действиях к «кадетам», побыть младшим командиром над своими же суворовскими друзьями... Что бы у них получилось...? Как только не стыдно обращаться с укорами: «не так командуешь» к своему брату по суворовскому училищу!

Вы же не знали фактического состояния вопроса... Вас там не было.


Возвращаясь сейчас к прошлому, представляется, что было это сделано из-за незрелости писавших...

Коля, настрадавшись от этих упреков, подал рапорт с просьбой отстранить его от командования отделением. Эти писаки, казалось, должны быть удовлетворены. Стиснув зубы от незаслуженной обиды, Коля закончил танковое училище с красным дипломом. И сейчас служит в звании подполковника, передавая свои знания и опыт молодежи, имея за плечами учебу и диплом Военной Академии Бронетанковых войск. А эти «писатели» так и не стали офицерами, хотя Родина выручила их в трудную минуту и столько лет готовила...

Так что, молодой читатель, есть над чем задуматься...


Но вернемся к Балову. Зимнюю сессию он еле вытянул. Ребята пытались ему помочь, но безуспешно. Он стал более замкнутым и безразличным к тому, как у него складывалась курсантская жизнь. Была у него какая-то внутренняя уверенность, что вытянут. Не зря же восемь лет в суворовском отгрохал.


В городе было медицинское училище, будущие медсестры которого проявляли большой интерес к жизни курсантов танкового училища. Причем это никогда не скрывалось, а напротив женская половина постоянно оказывала давление на гвардейцев, то осаждая ворота училища во время вечеров отдыха, то просто задевая курсантов в городе. Вообще, без них жизнь была не жизнь.


Где-то в конце первого курса обучения Балов познакомился с девушкой по имени Марина. Она в то время была студенткой медучилища. Володя по природе своей человек скромный - его надо хорошенько раскачать, прежде чем он начнет проявлять мужской интерес к новой знакомой. Но тут этого не потребовалось. Они познакомились, и у них сразу завязалась дружба. Они ходили в кино, ездили на прогулки в лес, встречались, как все молодые люди.


Однако они относились друг к другу по-разному. Володя пытался найти отдушину, в нём происходила внутренняя борьба: это и сползание в отстающие - он же был в прошлом суворовец! - это и испорченные отношения с Грачовым. Балов слишком упростил взаимоотношения со своим командиром отделения. Ему казалось, раз «кадет» - значит, должен не трогать бывших суворовцев и всячески их огораживать. Это и крах его московской первой любви.


Драма, а для Балова это оказалось крушением его первого чувства, заключалась в том, что в один из приездов в Москву Володя, подойдя к Надиной квартире, решил войти в нее, не предупредив свою любимую о приезде. Внезапно появившись в квартире, Балов привел в неловкость двух полураздетых людей. Одой из них была его НАДЕЖДА...

Это, в конечном счете, и встречи с Мариной. Он ловил себя на мысли: «Зачем я этой девчонке голову морочу...». Да, было так.


Марине же нравился этот честный, прямолинейный парень, который по жизни шел без всякой помощи извне, он просто жил и как мог утверждал свои жизненные принципы. За него фактически некому было заступиться - возникни какая-либо сложная ситуация... И   Марина   старалась   быть   для   него   той   жизненной   опорой, маленькой и хрупкой, которой так ему недоставало, хотя она даже где-то в глубине души надеялась, что когда-нибудь они будут вместе.

Володя сдал летнюю сессию, но по нескольким предметам у него появились «хвосты».


Летом, как всегда, Балов косил в своей деревне. Началась осень, как показалось Володе, длинная и тягостная. Балов отстал окончательно от своих товарищей по учебе, кроме того, он был уличен в совершении самовольных отлучек и неумении вести себя с младшими командирами. Настроение было подавленное, да еще несданные зачеты приводили в уныние.


Может быть, если бы кто-нибудь из товарищей по курсу попытался войти в его положение, Володя наверняка бы наверстал упущенное. Но ему казалось, что никто не хочет понять его. Только если Марина... Балов совсем забросил учебу.., и начались сплошные самоволки и конфликты с командирами.

В зимнюю сессию он не был аттестован ни по одному предмету.

Как помочь такому парню?!


Командование училища приняло решение отчислить Балова, а так как у него был призывной возраст, направить в звании рядового на срочную службу в роту обеспечения, которая находилась при училище в местечке «Поливна», недалеко от Ульяновска. Подобные роты существуют во всех училищах, личный состав которых обычно готовит технику для обучения на ней курсантов, проводит различного рода хозяйственные работы.


Руководство училища, направляя Балова в эту роту, понимало, что бывший суворовец восемь лет готовился к тому, чтобы выучиться на офицера. В связи с этим предполагалось, что через год, если он решит все-таки учиться в танковом училище, будет восстановлен на втором курсе.

Начальник политотдела, прощаясь с Володей, так и сказал: «Возвращайтесь через год. Подумайте. Будет желание - посодействуем».


Стояли жаркие дни лета 1960 года. Трава выросла по пояс, недавно прошедшие грозы дали о себе знать, природа, как губка, впитала дары волжского неба. В июле особенно хорошо: грибы, ягоды, рыбалка - всё на Волге в это время располагает к хорошему настроению.

 


В один из воскресных дней Володя, освободившись от наряда, получив очередное увольнение, решил навестить в Ульяновске Марину. От Поливны, где он проходил службу, до города было всего-то десять километров. Он вышел на тракт, поднял руку проходящему мимо грузовику. Водитель остановил машину. Пригласил ладного солдата в кабину.

-  Куда? - весело подмигнул водитель.

-  До города, если можно - ответил Балов.


На этой «десятке» и наговориться вдоволь не успели, как Володя вскоре попросил притормозить.

-   Спасибо, счастливой дороги - помахал пилоткой Балов улыбающемуся водителю. Погода и настроение людей, повидимому, как-то связаны. И Володя, тоже улыбаясь и о чем-то своем думая, зашагал к дому Марины. Он знал, что там его всегда ждали.


Когда Балова перевели служить в Поливну, Марина, чтобы чаще к нему приезжать, купила за «недорого» у своего бывшего одноклассника подержанный мужской велосипед. Велосипед помогал ей без хлопот быстро добираться до ворот войсковой части, где Володя служил, а там через дневального она вызывала его на встречу.


В этот раз рядовой Балов должен был возвратиться в часть к 14.00, то есть к обеду, а пока он добрался до Марининого дома было уже без двадцати минут одиннадцать. Сразу же возникло предложение возвращаться в Поливну на велосипеде. День был жаркий, и Володя попросил разрешения у Марины снять гимнастерку.

-  Конечно, Вовк, так будет легче, а то не довезешь меня.., - засмеялась девушка.


Володя снял гимнастерку, оставшись в одной синей солдатской майке, сложил ее и аккуратно положил на багажник велосипеда. Марина, взяв на руки хозяйственную сумку с нехитрой снедью, села к Володе на раму велосипеда, и они поехали в Поливну.

 

Ехали весело, Марина всё время шутила, а Володя упорно и медленно крутил педали, отдаваясь веселому настроению. Состояние у обоих было какое-то опьяняющее - так хорошо было вместе ехать по этой тысячу раз изъезженной дороге. Ветерок обдувал Володино сильное тело, игриво и настырно задирая платьице Марины. Не замечая выбоин, которые все-таки попадались на этой вымощенной танками и самоходными установками дороге, они благополучно добрались до небольшой опушки леса рядом с расположением Володиной роты.


Марина спрыгнула с рамы велосипеда, разминая рукой застывшее от неподвижности бедро. Володя поставил велосипед у березы и потянулся к багажнику за гимнастеркой. Но... гимнастерки не было. Он оглянулся кругом, но и рядом ее не было.

- Где гимнастерка? Ты не заметила?

Девушка недоуменно молчала...

- Извини, Марин, у меня в гимнастерке комсомольский и военный билет. Я скоро. Жди! - уже на ходу прокричал Балов, нажимая на педали и направляя велосипед в обратную сторону - в Ульяновск.


И началась та сумасшедшая гонка по проложенному в город тракту. Володя жал на педали что есть сил, а сил было много, - надо было успеть поднять с дороги свою пропажу.

«Успеть, только успеть», - стучало в его мозгу.

- Вот и Ульяновск, ... ничего нет. Скорее обратно, может, просмотрел...


Дорога сокращалась, как «шагреневая кожа». Потный, выбившийся из сил, ничего не нашедший Балов с потерянным лицом появился перед Мариной.

- Езжай домой, - мрачно процедил Володя, - я пошел к себе...  

- Когда приехать? - попыталась улыбнуться Марина. Но Балов махнул рукой и пошел в направлении своей роты.


Всю ночь ворочался Володя - не спалось:

- Где мог потерять я ее, окаянную? Не могу, плакать от обиды хочется. Не складывается жизнь у меня...».


На следующий день заступать на дежурство.

- Опять этот караул...! Надоело все к черту.

Однако надев старую робу, предназначенную для хозяйственных работ, предварительно ее почистив, Балов встал в строй.


Как всегда буднично прошел развод караула. За неопрятный внешний вид Балов получил замечание от сержанта. Но он не обратил внимания на это: перед его глазами почему-то возникла фигура старого друга по суворовскому - Толи Лукьянова, пьющего молоко прямо из бидона. «Добрый он парень» - подумал Володя.



А вот вся в пыли суворовская рота в походном марше. Санька Кочнев и Толя Засоркин, горланящие строевую песню. Наша парадная шеренга, жующая шоколад, который давали нам как дополнительное питание при подготовке к параду на Красной площади. Рудик Глебов, читающий свои стихи.

-  Интересно, как у них сейчас... Жалко.., что нет их рядом - пронеслось в голове.

- Караул. Равняйсь. Смирно. Начальнику караула развести часовых по постам! - раздалась команда дежурного офицера.

Сержант подал команду, и все потопали за разводящим.


- Рядовой Балов пост номер два под охрану принял!

Володя заступил на охрану объекта с горюче-смазочными материалами.

День выдался ясный, солнечный. Так бывает на покосе, когда в воздухе слышно только мирное жужжание пчел и стрекот кузнечика, да ровные взмахи косы и ритмичное дыхание продвигающегося вперед косца.

Разводящий ушел, уводя всю смену часовых по оставшимся постам.


Солнце стояло прямо над головой. Было двенадцать часов дня.  Балов снял пилотку и вытер мелкие бусинки пота со лба. Руки дрожали. Голова разламывалась от хаоса мыслей и дум обо всём случившемся. Володя скинул с плеча автомат и сел на траву, широко вытянув перед собой ноги. Как будто только что закончил косьбу и присел отдохнуть.


Перед его глазами неожиданно снова появилась вся наша суворовская парадная коробка. Первая, вторая, третья и другие шеренги. Наши юные дерзновенные лица, гордо поднятые головы, с надежной в будущее взгляд. Мы стояли перед ним обезоруженные, только чистые, светлые, юношеские глаза. Такими нас запечатлела кинохроника 1957 года в фильме «Наша биография».


Балов упер приклад автомата перед собой в землю, а бездумное дуло направил себе в левую грудь. Земля от этого пошатнулась, вся страна закричала: «Не надо!!!...» Порывистый ветер ударил ему в лицо...


У Володи от нашего крика в этот миг побелели виски...

Но Балов все-таки нажал на спусковой крючок, и автоматная очередь безжалостно прошила его сердце насквозь.

Он стрелял в Нас... в упор, Он стрелял в Наши сердца...

Так его и хоронили полуседого с рыжим оттенком... Без всяких почестей... В двадцать один год.

Смерть никого не красит.


А гимнастерку с документами принес один мужик через пару дней после случившегося. Вез в город бидоны с молоком из колхоза на телеге - увидал и поднял пропажу. На обратном пути завез ее в Поливну, кроме танкистов никто рядом не жил.

 





<< Назад | Прочтено: 476 | Автор: Тараканов В. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы