RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

Борис РОЗИН ДА МОСКА

 

 

«ОГРЫЗКИ   РИМСКОЙ   ИСТОРИИ»,

доставшиеся автору после многих исследователей,

за сотни лет основательно обглодавших её сочные плоды

 

Древний Рим

ОСНОВАНИЕ   РИМА

Утверждают, что римский  народ, как, впрочем, и любой  другой  народ  на  этой земле, ни капельки  не  сомневался  в  своем  божественном  происхождении, случившемся  лет этак  три тысячи тому  назад.  И вроде  бы  имел  к  тому  веские основания, что косвенно  подтвердил Генрих  Шлиман,  русский  купец,  но  немец  от рождения, который  не  то откопал,  не  то перекопал  древнюю  Трою,  задолго  до  него капитально  разрушенную   греками.


Одним  из  немногих  уцелевших  тогда  защитников  был  Эней,  которому покровительствовала родная  матушка,  всего-навсего  богиня  красоты  Венера,  она же   Афродита.  Говоря привычным  советским  языком,  «способствовала  по  блату». Сынок  впоследствии  всем  уши прожужжал, что  мама,  мол,  нашептала  мне  втихаря: «прихвати   заплечный  мешок  с  самым необходимым  и  двигай  отсюда  куда подальше», что  парень  и сделал!  Чего  оставаться  на родных  развалинах?  Взвалил поклажу  на загривок  и,  хоть   и без  гроша  в  кармане  (видно, упустила родительница дорожные расходы  из  вида),  пошёл бродить  по  белу  свету,  который весь размещался  в  районе Средиземного  моря.   Про остальной  в ту пору и  ведать не ведали. 


Сколько-то  там  лет  набирался  уму-разуму, проскочив  через  уйму  авантюрных приключений,   пока   не   добрался   до   длинного,   спускающегося   с   севера   на юг полуострова,   известного   нам   с   вами   под  именем   «Италия»    и   очень  похожего на   сапог,   если   взглянуть   на   географическую   карту.   Но   Эней,   конечно   же, ничего   этого   не   знал.   Окончательно   он   высадился     на   берег,   как утверждают   знатоки,   где-то   неподалёку   от   дымящегося   по    сей   день   вулкана Везувия,   который   много   позднее    засыпал    пеплом   городок   Помпею,   что поблизости   от   Неаполя,   и   потопал   вдоль   побережья   на   север.

 

Высадка Энея в Лации.   Эней - легендарный предок основателей Рима Ромула и Рема


Дошёл   до   области,   какая   и   сегодня   известна  как   «Лацио»,   но  не   по названию   футбольной   команды,  а   по   племени   латинян;   своими   рассказами   о похождениях   повесил   на   уши   местному царьку  добрую    порцию  лапши, ставшей   впоследствии  любимым   блюдом   всего    населения,  и   женился   на   его дочери.  В  полном  соответствии   с    присказкой   стали   они   жить-поживать,  добра, детей  и   внуков   наживать.   Восемь  поколений    спустя,    по   прошествии   двухсот примерно   годов,   взошли   на   местный   трон   два   родных   брата,  Нумитор  и Амулий,   пра-пра-пра-наследники  всем   известной   богини   и   её   сына  Энея.

 

Как   неопровержимо   доказано  историей,   в   том   числе  и   русской   тоже,   сидеть вдвоём   на   одном   троне   крайне   неудобно  и  тесно,   отчего   Амулий   и   турнул братца   прочь.  Уже  тогда   правители   догадывались   о   важнейшем  сталинском принципе  «нет   человека – нет  проблемы»,   но,   судя   по   дальнейшим   событиям, понимали  это  неглубоко,  не   по-марксистски.  Поубивав   почти   всех   своих племянников   и   родственников   свергнутого   Нумитора,   Амулий    (может, подтолкнул      его   сверху   какой   невидимый   божок?)   почему-то  оставил  в  живых самого  спихнутого  брата  и  одну   его   дочку,   для   простоты   запоминания   назовем её    Сильвией. 

 

Дядя-царь   был   явно   с    приветом,   поскольку   замыслил    оставить   красотку   без потомства,    для   чего   определил   её    в  закрытое  учреждение   вроде   монастыря, сделав   жрицей,   по-нашему – священницей,  или,  так  сказать,  «попессой»,  если переделать  на  итальянский  манер  «поп  женского  рода»,  или  монашкой  при   храме Весты,  очень   важной   богини,  отвечавшей   за   жизнь.  Служить   Весте   надо   было много   лет – до    выхода   на   пенсию.    Да-да,   не   удивляйтесь,   так   у   них   там было   заведено:  монашки, на   пенсию – марш!  И   непременно  до   этого   момента следовало  исполнять   обет     безбрачия   и   целомудрия.   А  вот  после – сколько угодно   душе   и   телу.   Но  об  этом – в   свое  время,   чуть   погодя.  

 

Сильвия   же,    как    заявляют    очевидцы,    стремилась    к   нормальной   женской доле,  отчего  иной   раз     скидывала   с  себя    одежды  (тем   более    при  подчас невыносимо   жарком   итальянском    климате)   и  принимала    водно-воздушные процедуры.   Тут-то   на   берегу    речки   и   заприметил   её    лихой    Марс, знаменитый   олимпийский   бог    войны,    можно   сказать,   почти   чемпион,   потому как   во   всех   делах  и   начинаниях    уступал   только   начальнику – Зевсу-Юпитеру.

 

Марс и Ре́я Си́львия— в римской мифологии мать Ромула и Рема



Марсюша   частенько   наведывался   на   грешную   землю:   то   заварить   военную кашу,   что   было   его   привычным   поварским   ремеслом,   то  поиграть  с   какой-нибудь   девицей,   что   было    его   непреодолимой  и   любимой   страстью.   Вот  и при   той   оказии,  увидев   Сильвию   со   всеми   её   обнаженными   прелестями,   бог, естественно,   воспылал.  А   как   известно,  скажем,  из  одного романса, будить  для этого  дела  даму   («На заре ты  её…»)  вовсе не обязательно. И в наше время многие женщины    уверяют,   будто   к   ним    во   сне   приходят  мужчины – инопланетяне. Они   это   замечают.   А   Сильвия   ничего   не  заметила.

 

Заметили   окружающие.   Несколько  месяцев   спустя.   Тут   же   доложили   дяде-царю.   Амулий   рассвирепел.   Но   опять   же,   будучи   «приветливым»    и неосведомлённым    о   сталинском   завете,    позволил   племяннице  разродиться аж двумя младенцами. Затем  повелел  положить   их   на   плотик   и  пустить   на   волю волн    вниз   по   тогда   весьма   полноводной  реке   Тибру.

 

Никакой   гидро-метеослужбы    и  в  помине   не  существовало,  но   длительные народные   приметы   и   наблюдения   действовали   исправно,  мы   с  вами  и   сегодня ими   пользуемся,   а   просто   Амулий   был   безграмотный,   но   очень самоуверенный правитель.   Тоже   не   редкость.   Не   обратил   должного   внимания  на   ветер    со стороны   моря,   и  плот   с   живым  грузом    по   этой   причине    возьми   да   и пристань  к  твёрдой  земле  в какой-то заводи.

 

Мальчишки  жалобно  пищали  с  голодухи. Местность вокруг была  очень  лесистая. Это сейчас  во всей  Италии  деревьев  меньше,  чем людей,  а  зверей  уже  лет   сто  ни одного  экземпляра  не  встретишь.  А  в  те   времена    хищники    кишмя   кишели,  так что   бежавшая   мимо   волчица   и   подошла   полюбопытствовать.   Но   не   сожрала человечину,   а,   как   у   Киплинга   в   истории   с   Маугли,   подставила   ребятам брюхо,   благо   у   самой    были   малыши,   и   молока   хватало   на   всех.   Благодаря её   доброте   римляне    издавна  почитают   кормилицу   и  ставят  ей   памятники.

 

Капитолийская волчица, кормящая Ромула и Рема. XII век


Но тут требуются серьёзные уточнения после тщательных   исследований   всех   мифов и  легенд.  Во-первых,  волчица   не   «вскормила»   близнецов,  что,   согласно  смыслу глагола,  подразумевает  длительный   процесс   питания,   а   просто   «накормила» ребят.   Согласитесь,   что   разовая  кормёжка  с  исторической  точки   зрения    совсем иное,   хоть  и   важное   дело.   Как   бы   то   ни   было,  даже   одноразовое гуманитарное   питание   заслуживает   признательности.

 

Во-вторых,  дотошные   любители  заверяют,   что   и   первое,   и   последующие кормления   осуществила нашедшая младенцев известная   в   тех   краях     бабёнка Ларенция,   прозванная   «Волчицей»   за   необузданную,   почти марсианскую страсть к любовным   утехам.  И  предавалась   она  им  с  первым   встречным-поперечным, что   случается   и  поныне   у   некоторых   племен    в   африканских   джунглях.  А муженёк-пастух    безропотно   носил   рога   и  воспитывал   мальчишек,   дав   им имена  Ромула  и  Рема.

 

Фаустул приносит Ромула и Рема своей жене. Картина Никола Миньяра, 1654 год



Ребята   выросли,   узнали  правду,   вернулись   на   родину,   расправились  с внучатым   дедушкой,   посадили   на   трон   родного   деда,  еще   живого.   Но   не остались   дожидаться    наследства.   Наверняка  в  крови   у   них   бурлила наследственная,   шедшая  от   Энея,   жажда   приключений.  А  может,   опять  какой божок   с   Олимпа   в   уши   нашептал.   Короче,   отправились   они    искать   и строить   новое   царство.   И   не  нашли   местечка   лучше   того,   где   на   Тибре среди   холмов   причалил   их    плотик.

 

Главнейший   в  таком   государственном    строительстве   вопрос – символ.   Название, герб,  флаг,   гимн.  А   рядом  как назло – ни   поэта   Михалкова,   ни  композитора Александрова.   Не   ждать   же   их   появления   27   веков!  Как   назовём   город, который   хотим   основать?   Спор   у   братьев  вышел   нешуточный.  С   трудом договорились:   ты   идёшь   на   этот   холм,   я – на   тот.   Кто   увидит   в  небе больше   птиц,  имя  того  и  присвоим  поселению. Рем на  Авентине   углядел  шесть пернатых,  Ромул  на  соседнем Палатине – двенадцать.  Рим  по-итальянски   «Рома», так что ясно, что  взято   было  три   первых  буквы  от  «Ромула».  Рем  затаил  злобу  и зависть. Тоже  известные  чувства.

 

Когда   же  парни   запрягли   двух   белых   быков  (смотри   уточнение   ниже)   и плугом   провели   бугорок   вокруг   будущей     столицы     мира,   Рем   ногой долбанул   и   разрушил    кусочек   этой   городской   черты,   громогласно   заявив, что «это   не   граница,  а  х…я!»   Да  как  он  посмел?!  Ведь  с  пелёнок   известно: рубежи родины  священны...».  Тем   более,   если   заранее   произнесена  клятва-присяга сражаться   за   них   до  последней   капли   крови, что   Ромул  и  сделал,   прикончив брата   одним   ударом.   Не   то   лопатой,   не   то  заступом.  А   кто   сказал,   что последняя   капля   крови   должна  быть   непременно  и  исключительно  твоей,   то есть   защитника?

 

Всё   описанное   случилось,   как   установлено   чуть  ли  не   с  минутной   точностью,   днём   21-го  апреля  за   753   года   до   Рождения  Христа.  С   тех   пор   эта  дата   и   отмечается   как   «День  Основания  Города  и  Римской  Империи».  И   ничего,   что   основание   началось   с   братоубийства.  То  есть  с   тяжкого   уголовного  преступления.  Многие   истории   многих   стран  именно   с  преступлений  и   начинались.  И   нечего   думать,   будто   только   одна   Италия,  или  Германия  с  её   неандертальцами,    или,   прости  Господи,   Россия   этим   отличались.   Лучше   согласимся   с  римским   народом,   что   на   возникновении   Рима  божественное   влияние   сказалось  вне   всякого   сомнения.  И  впрямь – как   же   это   лестно!    Как   возвышает   державное  сознание    мысль,  что   ты   и   твои  соплеменники   имели   среди  предков  не   только  одних   каких-то   человекообразных,  но   и   настоящих   небожителей!

 

Как   же   оно   там,   в   трудно  представимой     древности    обстояло   на   самом  деле,   не   знает,  разумеется,   никто.  За   исключением,   правда,   новоявленных  летоисчислителей  из   России,   упорно    твердящих   об   ошибках,   искажениях,  злоумышленных   лживостях   в    мировой   историографии,   то   ли  приписавшей,  то  ли  наоборот   укравшей   чуть  ли  не  целое  тысячелетие.   Нам   из   пересказанной  легенды   ясно   одно:   назидательных  уроков  и  намёков   в   ней   более  чем  предостаточно.

 

К   тому   же   относительно   недавние   раскопки  и  расшифровки   доказали,   что   уже   примерно   десять  тысяч  лет  тому   назад  на   этом   длинном   полуострове  точно   жили    люди.  Голова   у  них  была,  говоря   по-гоголевски,   «редькой   концом   вверх»,   а   по-итальянски – «как   груша»,  отчего   они,  видимо,   и   обитали   в   пещерах   и   в  совсем   примитивных   круглых  хижинах,  слепленных, пардон, из  дерьма.  И  это   не  метафора  и  не  гипербола,  не  иносказание  и  не  преувеличение,  а   самая что  ни  на  есть  правда,  так   как  строительным   материалам   этим,  как  они себя  по-научному  называли, «лигурам  и  сикулам»,  служил  замес   из  навоза   и   липкой  грязи,   чего   было  вокруг – завались  и  утони.   А   пропитание   они   себе   добывали    охотой   и  рыболовством.

 

Лет   этак   за   две  тысячи   до   Христа  с  той   стороны,   что   мы  теперь  называем   «севером»  (а  грушевидноголовые,   очевидно,  говорили,   глядя   на    восходящее   солнце   и   показывая   левой   рукой – «вон   оттуда»),   понабежали   от   холода   к   теплу   другие   люди,   с   другой    головой – может,   «редькой   концом   вниз»,  но,  скорее   всего,   с   яйцевидной,    если   уж  вспомнить   очень   умное  племя, описанное   в   «Гулливере» и очень  большой  в  США   комплимент:  американцы,  желая подчеркнуть  чей-то  выдающийся   ум,  называют такого  человека    «яйцеголовым».

 

А    пришельцы   такими  и  были:  они   умели   выращивать   скот,    возделывать  землю,   то  есть  как-то  пахать,  что-то  сеять,  собирать,  питаться  плодами,    мясом  и  молоком,    использовать   шерсть   и  нити   для   какого-то   ткачества,   плавить   железо   и   делать    из   него   кучу   нужных   инструментов,   а  главное,   умели   строить.   Дома - лачуги  они  ставили   на  сваях,   забивая  их    поначалу   в прибрежное   дно,    а    позднее  и  в  твёрдый  грунт,   а   вокруг  поселений   научились   сооружать  валы   из   утрамбованной   земли,   смешанной   с  илом,   что   служило      им   защитой   от   хищников – как   четвероногих,   так   и  двуногих.   Этих, увы,   хватает   во   все   времена.

 

Рекомендуем   обратить   внимание    на   сваи,   благодаря   которым   нам   в   бесценное  наследие    досталась   сказочная   Венеция,   и  на   три  красавца - озера  северной   Италии:   Комо,   Маджоре   и   Гарда,   вокруг   которых  (губа   не  дура!)   и   устроились   эти   умники;   три   с  половиной  тысячи   лет  спустя   им  стали   подражать   европейские   аристократы,   а  мы,  сегодняшние   туристы,   миллионным  числом    навещая   эти   места,   в  меру   наших  кошельков   подражаем   разноплеменным    богачам.

 

Предполагают,   что   пришельцы   основали   «Вилла-нова»,   по–русски – «Новый  Город», и  название   это  из-за   звуковых   изменений   в  языке   поменяло   «в»   на   «б»,   «и»   на   «о»,   «нова»   на   «нья»   и  превратилось  в  «Болонья»,  и  что   заселили   они  западный   берег   нашего   полуострова   от   устья    тогда   еще  не  римской,  а  просто  реки  Тибр   до   неаполитанского  залива.  При   этом   пишут,   что   «вилланы»   (а  слово   это,   помимо   принадлежности  к   виллановской   смеси   племен,  означает   еще    «грубый   мужлан»)   то   ли   изгнали,   то   ли  истребили   прежних  тутошних  «грушевидных»    хозяев   в   полном   соответствии    с   тогдашними    «варварскими»   нравами.   Как   будто   наши   нынешние,   коих   мы   любовно   считаем   «цивилизованными»,   так   уж  сильно    отличаются    в   лучшую  сторону!  Бери   хоть   наши   войны,   лагеря-гулаги,   зачистки,   геноциды,   холокосты…

 

Длинное   это   предисловие,   точнее,  введение   в  следующую   часть   «Огрызков»   понадобилось,    чтобы    сказать,   что,   как   и  сегодня,   вокруг    римских   мест    простиралась   земля   «Лацио»,  отчего  две   футбольные   команды   и  называются    «Лацио»   и   «Рома»,    а   столицей   был   заложенный   еще   Энеем    город   «Альба  Лонга» – «Долгий  Рассвет».  Учёные   уверяют,   что   именно   отсюда    отправилась   в  «левую  сторону»  (лицом   к   рассвету    и  по  направлению  левой  руки)  группка    молодых   людей    под  командой   некоих   Ромула   и   Рема. 

 

Куда   и  зачем?  Может,  это   были   батраки   в   поисках     подходящих   посевных   площадей.   Может,   озорники,   учинившие   какое-нибудь    безобразие   в    «Долгом   Рассвете»  и   удравшие   от  разбирательства   с   местной   правоохранительной   системой.  А,   может,   разведчики,    посланные   властями   найти  более  безопасные   места,   поскольку   все   жившие  тут  племена   воевали  между   собой,  друг  с  другом  и  с  постоянно  прущими   сюда   новичками,  как   недавно   появившимися   этрусками,   про   которых  ужас   какие  страсти-напасти   беспроволочным   телеграфом   из  уст  в  уста  передавали.

 

И    было   у   Ромула  и  Рема   не   больше  сотни  напарников.   Ватага   как   ватага – не  то   банда,   не   то  отряд.  Как   у  мифического  покорителя  Сибири  Ермака.   Или   Ремака?   Или   Рема   без   «ка»?  Главное,  была  цель – обосноваться   и  заложить.  А   то,   что   из   этого  родится   «Великий  Рим   Могучий  и  Непобедимый»,   так сказать, «союз  нерушимый   народов  свободных»,   никому   в   голову    не   приходило.  Так   боги  распорядились.  Но   об   этом   опять  же – чуть  погодя.

 

Ромул и Рем на медали конца XIX века

(Италия)


Итак,  пришли   братки   и  увидели.  Река – полноводная.  Холмы – высокие.  Леса – густые.   Много  болот.  Гнилых.   От  них – комары  и  малярия.  Но  лучше  чесаться   и   болеть,   лучше  использовать  местные  условия   для   защиты  от  вражеского  нападения,    чем  подставляться  непрошеным  гостям.   А  их  что  на  суше,  что  на  море – как  комаров,  тучи.  Лучше  обосноваться   на   семи   холмах   среди   болот,   но  зато  километрах   в  двадцати  от  морского   берега,   где    только  высунься – пираты-бандиты   тут  как   тут.  Так   они,  ремо-ромульские   ватажники, и основали  новый   город   на Palatino – Палатинском   холме.

 

Теперь – следующая  задача:  надо   его  заселить.  А  для   заселения   нового  поселения  надо  народить   новопоселенцев.  А   как   детей    без  женщин   сделать?   Ведь  до   клонирования   вон   еще   сколько  веков   дожидаться!  Для   нормального   способа   жёны   требуются.  Так   что   правильно  утверждает   легенда,  что   Ромул,   а   он   уже,   как   мы   помним,    от  брата  отделался,   придумал   устроить   празднество,  мол,  отметить   рождение  города,  и  пригласил   на  пир  соседей,  неких   сабинов-квиритов,   которые   тут  же  охотно   явились  почти  всем  скопом:   отцы  семейств,   сыновья,  дочери…   Жёны-матери   только  остались  дома   свои   квиритские  сторожить.

 

Погулять   да   поддать   на   халяву,   кто   ж  откажется?  Ватажники   всё  рассчитали   и   роли  свои   заранее   чётко   распределили:   пока   одни   подливали    гостям  - мужчинам   и  подзуживали   их  на  спортивные   игры,   бег   и   скачки,   другие   развлекали    девиц,   третьи   же   отсекли   красоток   от  папаш   и   братьев   и  в  один   не прекрасный   для   тех  и   других   момент   пинками   и    кулаками    очень  неспортивно   выгнали   их  прочь.   За  пределы   крепости.  И – что  очень   важно! – замкнули  ворота   на  ключ.

 

Похищение сабинянок

Тут,  правда,   несколько  загадок.  Крепость  откуда  взялась?  Когда   успели   римляне  построить  крепость,   да   еще  с  запирающимися  воротами?   Какие   такие   были  у  них   без  малого   три  тысячи  лет  назад  замки,   да   еще   ключом    открываемые?   А   главное:    как   это   коварно  схваченные   и  поштучно  разобранные   девушки   так   быстро  смирились  с   пленом   и  согласились...   ну,  вы,   конечно,   догадываетесь,  на  какое  приключение   и   на   какую  судьбу?

 

Э…   нет,  грубое   скотское  насилие   мы   решительно   отвергаем.  Потому,   как  при   всей   суровой  простоте,  даже,  простите,  скотскости    древних  нравов,  дальнейшие  события   доказывают   правоту   нашего   логического    предположения:   парни - ватажники   к   тому   вечеру   уже   были  знакомы   с   девицами,   так  что   глазки - улыбочки   строились    по  выбору   и  желанию,   и  всё   это  историками - мифотворцами  названное   «похищение сабинянок»  было   на   самом  деле   обычным   развлечением,   вроде   устраиваемого   и  в  наши  дни   спектакля   «умыкновение   невесты».   Отработанная  режиссура  просто  бросается  в  глаза.

 

Касательно   чужих   притязаний   на   женский   пол,   мужская   половина    всех  времен   и   народов   неизменно   бывала,   да  и  по  сей  день,    крайне    чувствительна    и    беспощадна.   Вспомним   про   Трою,    с    которой   мы   начали   эти   «Огрызки»:   стоило   им  там    похитить    красотку    Елену,   как   разразилась   десятилетняя    война,   закончившаяся    гибелью    города   и  его  жителей   и    бегством    Энея,   без   которого,   правда,    не   было   бы   и  нашего   Рима.   Палка-то  она  завсегда   о  двух  концах,   в  любом   явлении  есть   что-то   хорошее,   а  что-то  плохое,   положительное   и  отрицательное. 

 

А   посему   квириты,   папаши   и  братишки    уже   на   следующее   утро    подступили     к   новоримской   крепости   (господи,   да   стены-то   были,   если   следовать   легенде,   высотой   всего   в   борозду!)   и,   громыхая   оружием   и  словесами,    потребовали    возврата     бесценной   собственности   в   полной   целости.   Сие   последнее   было,   само  собой   разумеется,   абсолютно   немыслимо,   благо   и  красотки,   и  женихи    и  не  подумали   терять   ночь   даром.   Так   что   их    режиссерский   ход    достоин  Станиславского  и  Феллини.

 

Весьма   удовлетворенные   пары,   сидя,   как   я   утверждаю,   в  обнимочку   на Кампидолио,   то  есть  на  «Оливковомасляных   полях»,  что   нынче   в  самом   центре    Рима,   и    предаваясь   любимому   занятию   русского  умельца   Левши,   то   и  дело   звавшего   свою  зазнобу  Машку  «обожаться»,   уполномочили   некую   сабинянку   Тарпею   якобы   тайком    передать   собратьям  почему-то   отданный   ей    римлянами   на    хранение    ключ   от   ворот.  Историки    назвали   это    «исторической   ошибкой».   И   мы   должны   этому   верить?   Какому,   мягко   говоря,   умнику   могло    взбрести   в   голову    поручить   охрану    единственной   крепостной   двери    чужой   и   почти   что   старой   деве,   которая   к  тому   же   оказалась   (ну,  и  легендочка!)    крайне    неудовлетворенной   доставшимся ей ночью  муженьком  и – более  того! – тайно   влюблённой    в  своего сабинского  короля  Тита Тация?!?

 

Во   закрутили   древнюги   сюжет,   любой   драматург    восхитится!  Тарпея   ключик-то   предмету   своего   сердца   передала,   думаю,   через    границу-борозду перекинула,  за  что  свои  же,   рванувши   внутрь – ха-ха! – «крепости»,  в  давке  и  задавили её  щитами  у  ворот,  а  римляне  край    «Оливковомасляных полей», где   и  сегодня   существует   внушительный   обрыв  (многие ходят его посмотреть!)  назвали  скалой  её  имени,  откуда   веками  многажды   скидывали    приговорённых   к  смерти   предателей   родины. Просто  шекспировские  страсти,  возведённые  в  идеологический    принцип в назидание потомкам. Мы таких «прынцыпов» из нашей   недавней   истории   сходу   и  без  проблем  с   десяток   насчитаем.

 

А финал того  римского спектакля доказывает его великолепную  постановку:  всё завершил новый всамделишный   пир,   просто - напросто   «обжираловка», говоря по-русски. Как только грозные мстители - освободители  подбежали к оскорбителям, оскорблённые, но очень   довольные  бывшие девушки встали стеной между двух мужских   «кулачных»   стенок.   Кому,  скажите,   охота,   с  одной   стороны,    терять    только   что  заполученных   мужей,   а  с  другой – лишаться   отцов  и  братьев,    превращаясь  в  сироток?  

 

Кроме   того,  и   по  режиссуре,    связанной   еще   и   со   сложившейся   к  тому   моменту     международной   ситуацией,   двум   племенам   было   совершенно   необходимо    объединиться:   в   окрестностях  стали  появляться  этруски, чрезвычайно  опасные   со  всех  точек  зрения  люди,   судя по всему, намного,  несравнимо   более   умные,  культурные,  умелые,  хитрые, образованные и со всякими прочими достоинствами и  недостатками.


 

Сабинянки, останавливающие сражение между римлянами и сабинянами.

Картина Жака-Луи Давида, 1799 год

 


Вот  и  договорились   римляне   с  сабинянами:   породнимся,  создадим  единое   царство,   будем   противостоять   внешнему  врагу.   Править   Ромул   и   Тит   после   обильной   свадьбы   собирались   вместе,   но   смерть-злодейка   решила,    что   повторять   печальный   эксперимент   «правления – о – двух»   не   стоит,   и  оставила   Ромула   управлять   единогласно   новым  народом   «римлян-квиритов»,   что   он    вполне   благополучно   затем   и  делал    долгие   годы.

 

Что тут правда, что  вымысел – спросите,   как   говорится,  у   очевидцев.   Но,  как  ни  крути,  а  легенда – та  же  идеология,  цементный  раствор    для  камней,  без которого  государства  не создашь - не  построишь.  Отцы-основатели, то есть патриции,  всё  это  если  не  понимали,  то  подспудно   ощущали: детям  следует  внушать, что родину  создали  гении  (долгорукие   калиты, грозные невские, вдаль глядящие прозорливые   медные   всадники-плотники,  лысовато  бородатые   вожди,  свирепо   усатые   учителя   всех   народов  и  т.  д.)    по   договоренности   с  высшими  небесными  силами,   которые  ни  за  какие  коврижки-жертвоприношения  не  согласились  бы   способствовать   данному   госстроительству,   не  будь  оно,   государство,   предназначено  для  великих  дел и свершений.  Что  в  Риме  Первом,  что   во   Втором,   что   в  Третьем,  который  некогда  да  и  поныне  Московией  называется.

 

Иными  словами,   уже   три  тысячи  лет   тому  назад   наши  предки   знали,   что   идеология – это   наполовину   религия,   а  наполовину  патриотизм.   И  наше  недавнее  прошлое   ярко   это   подтверждает:   превратившись   по    ленинско-сталинскому   призыву  в  атеистов,   мы   дружно и свято  верили,  что  «коммунизм – это рай  на земле».  И  пока  в  Риме  (в  Египте,  в  Российской  Империи,  в  Советском  Союзе)   твердо   следовали  идеологии  и  жили  строго  по  ней,  Рим и  был «Главой  Мира»,   а как только перестали – он  (она, оно,  они)  тотчас  и  рухнул  (рухнули).    Однако  не  будем торопиться,  оближем   еще  какой-нибудь  «огрызочек».

 

К примеру, решимся  пересказать  еще   одну  гипотезу,  весьма  дерзкую:   Рим  основали  этруски. 

 

Как, когда и откуда  появились  они  в  Италии   вообще – всё   покрыто  мраком   неизвестности.  Один  остроумец    из   наших    «новых»  даже   шутканул:  «этруски – сокращенно  «эти  русские».  Разглядывая   их   немногие,   чудом   сохранившиеся   бронзовые   и  глиняные  сосуды  и   надгробья  с  очень  выразительными   рисунками,  можно   представить,  что  были  они  коренасты,   большеголовы   и   чем-то  смахивали   на  азиатов.  Вроде   бы   именно   оттуда  и  прибыли.  Вернее – приплыли.  Из  Малой  Азии.  Уж  не   семиты  ли?   Корабли  у  них  точно  были,  в  море   они  хозяйничали  практически   одни   и   сами  его,  это  западное,  «Тирренским»   и  назвали:   они   себя,  как  утверждают   историки,  именно  «тирренами»  величали.  А  тот,   кто  суда  умеет  строить  и  в  мореходстве  знает  толк,   наукой   это  вполне  доказано,  и   прогресс   быстрее  других  народов  оседлает,  и  этих   других  если   не  покорит,  то   уж  точно   чему-то  обучит.

 

А   что   этруски  местных  в  смысле  прогресса   опережали,  доказывают  их  собственные,  найденные  в  редких  захоронениях  челюсти.  Удивляться  тут  нечему:  учёным  давно  известно,  что   техника  лечения  зубов – первый  показатель   научно-технических  успехов.  «Туски»,  еще  одно   их  прозвание,  делали  это,  можно  сказать,  очень  лихо  и  на  весьма  современном,  даже  по   нашим   меркам,  уровне:  и  мосты  во  ртах  ставили,  и  металлы  там  соответствующие  применяли,  а значит,  умели  железо  не  только   выплавлять,  но  и   превращать   его  в  сталь.

 

А   еще  умели  города   строить  с  укреплениями,  с  чёткими  улицами,  по  плану  и  с   канализацией.  Римляне  этому  именно  у  них  научились,  сами  свои  первые  дерьмоочистительные   отводы,  «Клоаку  Максиму»,  лет  через  200  после   основания  «Города»   проложили.  «Тусканские»  инженеры,  молодцы  из  молодцов,  и  каналы  сооружали,  и  болота  осушали – комары  их  тоже  осаждали  до  умопомрачения.  А  уж  коммерсанты  были – лучше  и  не   представить,  сравнить  не  с  кем,   на  всё  готовы,  в  любой  путь  пускались:  что  на  север,  что  на  юг!  Любыми  товарами  обменивались,  лишь  бы  лишнюю  монету   заработать.  И  эту  монету   римляне  у  них  тоже   переняли,  как  и  вообще  саму  денежку – на  своих  первых  даже  корабельный  нос  скопировали,  а  ведь  ни  одного  суденышка    еще  не  сварганили.

 

Весёлые  были  люди  этруски,  не  в  пример  вечно  хмурым,  насупленным,  озабоченным  и  ужасно  серьёзным  латинянам,  так  что  нынешний  легкий  да  насмешливый  задористый  римский  характер  ищите,  люди,  в   тех  далёких  временах  у  исчезнувшего  племени,  которое  радовалось  жизни,  пило-ело-болтало  больше  чем  в  охотку,  хорошо  одевалось – тогу-то   зазря   римской  назвали,  она   этрусская! – волосы  отпускало  длинные,  бороды  завивало,    спортом  тоже  занималось:  боксом,  борьбой,  диском,  копьём,   даже  конным  поло  и  корридой.  Всё   это  на  их  картинках  отлично   показано.

 

И   касательно  религии  были  не  промах:   богов  множество,  считали   они,   рай   же,  напротив,  один  и  какой-то  расплывчатый.  Зато  про  ад  знали  досконально   много,  так   что   великий  Данте  почти   два    тысячелетия   спустя  кое-что  у  них  для  своей  «Божественной   Комедии»,  особенно   для  первой   части,  которая  сей  ад  как  раз  и  представляет  в  мельчайших  подробностях,  с  большой  пользой    для    всех   нас   позаимствовал.   Ни   в  коем   случае   не   сочтите,   что   кто-то   жаждет   этрусков   приукрасить,   мол,   каких  славных   да   чудесных  «прогрессистов»   эти  мрачно  дисциплинированные   латиняне   ни   за   что   извели:  и   воевали   они,  и   покоряли    других,  и   зверствовали   точь-в-точь  как   прочие  и  в  полном  соответствии   с   царившими   тогда    и  поныне    живучими   нравами.    

 

Но   особенно    подчеркнём  немаловажный   для  нравственного   прогресса  женский  вопрос,   из   коего   римляне   первые  столетия  абсолютно   ничего   не  использовали,   а   как  только   начали  использовать,  правда,  копируя   уже   греков,  то  и   стали   существенно  меняться.  Ох,  забегаем  вперёд,  и  без  того  семимильными  шагами   скачем,   века   перескакиваем,  жившим  тогда  человекам   обиду  чиним.  Ох,  помедленнее,  кони,  помедленнее…

 

Итак.  Дамы-этрусчанки  пользовались  в  семье   и  в  обществе   значительной  свободой.  Не   только  в  смысле  косметики  и  украшений.  Участвовали  в  пирушках  наравне  с  мужчинами,  тоже  пили  и  ели,  возлежа  рядом   на  «диванах» – и   эту  манеру  римляне  у  них  переняли.  Танцевали.  На   флейтах  играли.  В  школу  девчонками   ходили,  математику  и  медицину  осваивали,  были,  как  говорится,  интеллектуалки, за  что   римляне   их  куда   хуже  обзывали.  Более  того,  будучи  сами   скучно  б-о-о-льшими  моралистами,  по-русски - ханжами,  своих  собственных  дам   известного  легкого  поведения  припечатывали  словом  «этруска».

 

Эти,  говоря    по-средневековому,  пуритане,  то  есть  чистюли,  считали   тусков  племенем  нездоровым  и  развратным.  Но  терпели.  Долго.  И  детей  своих  в  их  школы   отдавали.  Политику  и  выборность  на  должности,  то  есть  начальную  демократию  заимствовали.  Похоже,  и  название  столицы  тоже. «Румон»  по-этруски – река,  поток.  Румон – Рома,  частая  в  языках  смена  и  замена   буковок.  Да   и  Ромул,  как  некоторые  утверждают,  был  этруском  и  вместе   с соплеменниками  жил  в  первом   здешнем  поселении   бок  о  бок   с  местными  латинянами  и  сабинами   еще   до   объявления  его  «городом»,  который  был    образован  бороздой.  Да  и  борозду-то  провели  плугом,   запрягши  в  него  белого  бычка  и   белую   телочку,   что  тоже  было  чисто   этрусским   обычаем.

 

Выходит,  доказательств  дерзкой  версии  более  чем  требуется.  Вон   сколько  их  понабралось.  Выводы.  Обосновавшись    чуть  севернее  течения  Тибра,  страстные   путешественники  и  коммерсанты   давным-давно  основали   тут   деревушку   на  берегу   «реки»,   куда   лишь  позднее   пришли  местные   «дикари»,   обитавшие  в  округе.      Деревня   была  необходима   тускам  как   база   для   их  торгово -распространительных  поездок  дальше  на   юг,   где   вокруг    теперешнего  Неаполя,  впрочем,  тоже  весьма   древнего,  появились  и  стоят  поныне   их  бывшие   колонии:   Капуя,  Помпея,  Эркуланум  и  так  далее,   а   добираться   туда   можно   было   только  морем,   по  суше  из-за  зверья   и  разбойников   и  шагу   было   не  ступить.  А  суденышки  у   этрусков  были  малюсенькие,  многим   тоннажем  их  не  загрузишь,  перевалочные  пункты  нужны,  склады,  порты,   вода,  пища,  снаряжение...

 

Таких   баз  от  Пизы  до  Неаполя   наверняка  было  десятки,  если  не  сотни,  и  вдоль  Тибра  тоже.  Чем   именно  эти   холмы  и  болота   привлекли  отцов-основателей,   гадать   не  станем,  главное – привлекли,  после  чего  «Град  Великий»  стал  расти  и  развиваться.  И  без  всяких  там   стратегических  планов  насчёт   «завоевать  всю  Италию  и  весь  мир».  Смешно  и  говорить  об  этом,  чушь  несусветная,  даже   фантазией   не  назовёшь.  Весь  мир   для  латино-сабинов  на  собственном  огороде  начинался  и  кончался.  Как,  впрочем,  и  у  многих  иных   племён   тоже.

 

Другое  дело,  что  у  римлян  на  этрусков   постепенно  вырос  зуб.  И  даже   очень  и  очень  большой.  Честно   говоря,  вот   этому  я  логических  объяснений  не  нахожу.  И   хотя  современные   наши   специалисты   исписали   тысячи   страниц   про   этнические   проблемы   и   отношения   между   народами,    прошу    прощения,   но,  как   сдаётся,  секреты  симпатий  и  антипатий   так  и  остаются   за  семью  замками.  И   римляне   в   начале   пятого  века   до  Христа   этих,  как  они  их  воспринимали,  «чужаков»  извели   досконально,  безжалостно,  мало  каких  следов   от   них  оставив.  Стёрли  с  лица  земли.

 

Так   что   кровавое  искоренение,  в  последнем  столетии   «геноцидом»  названное,   много  веков   существует.  И  мы,  как  ни  прискорбно  и  осудительно,  совсем  не  так   далеко  от  древних  ушли.  И  не  только  в  этом   безобразии.  Кичиться   прогрессом   рановато...

 

 УМНИЦА  КАТОН

Не  ловили   ли  вы  себя  на  том,  что   какой-то  древний  исторический  персонаж,  описанный   специалистами  отнюдь  не  с  положительной  стороны,  вам  лично  почему-то, ну  совсем  необъяснимо,  приятен  и  симпатичен?  Так  ведь  чуть  выше  уже  упомянуто:  пути  человеческих  симпатий  и  антипатий  неисповедимы, что  сегодня,  что  2200  лет  тому  назад.  Вот,  к  примеру,  Катон  Старший  (а  был  потом  еще  внук – Младший),  видный  римский  деятель,  тот,  что  прославился  ужасной  фразой,  которую  твердил  постоянно:  «Карфаген  должен  быть   разрушен!»   (Для  сравнения:  CCCР  должн  быть разрушен!)  А  вот  всё  же обаятелен  мне  этот  рыжеволосый  консерватор,  поклонник  старины,  манит  чем-то,  притягивает.  И,  положа  руку  на  сердце,  есть  чем, хотя  во  многом   я   с  ним  решительно  не  согласен.  Однако  начнём  издалека,  вернёмся  в  ту  эпоху,  в   201-ый  год  до  Иисуса.

 

Рим  только - только  выиграл  вторую  войну  против  главного  соперника,  Карфагена,  тоже могучей  республики,  располагавшейся  напротив  «сапога»  на  той,  южной  стороне  Средиземного  моря.  Почти  единодушно  учёные  заверяют,  что  именно  эта  кампания  на  века  определила  дальнейшие  судьбы  мира,  благо  Рим  отвоевал  себе  и  всю  Испанию,  и  весь  африканский  север,  прихватил  несметные  богатства  и  утвердил  свою  непререкаемую  гегемонию  на  всех  морских  пространствах.

 

Это  теперь  мы  знаем,  что  подобные  «положительности» – р-р-аз! – и  могут  обернуться  «отрицательностями»,  а  римляне  того  ведать  не  ведали,  учебников  не  имели,  зато  соблазнов  было – завались.  Торговля  с  заморскими  странами  легко  приносила  отменные  барыши;  в  Иберии,  которая  есть  указанная  Испания,  лишь ковырнёшь  землицу  ногтем – на  тебе  хоть  железо,  хоть  золото;  покорённые  народы  из  года  в  год  набивают  госказну  доверху – чего  еще  надо?  Сиди,  как  Иван  на  печи,  изъявляй  желания,  рыбке  злато  заказывай, стриги  купоны.  Работать  не  надо,  богатейте,  пользуйтесь  завоёванными  успехами,  римляне! 

 

Это  они  и  принялись  делать.  Как  на  дрожжах,  стал  расти  «буржуазный  слой»  торгашей  и  дельцов,  откупщиков  и  подрядчиков,  умельцев  быстро  сколотить  капитал…  Ничего  нам  с вами  не  напоминает?  А  коли  появились  «новые  люди»,  то  и  нравы  стали  меняться,  возникла  общественная  жизнь  со  своими  интеллектуалами,  отрицателями,  прогрессистами,  сомневающимися,  вольномыслителями.  Конечно,  не  в  одночасье,  постепенно,  но – ускоренно,  как  только  Рим  пошел  завоёвывать  Грецию.

 

Честно  говоря,  много  усилий  на  это  не  потребовалось:  политически  единой  страны  там  давно  уже  не  существовало,  так,  отдельные,  разрозненные  города-государства,  которые  беспрерывно  ссорились,  дрались,  заключали  временные  союзы,  короче – саморазрушались  в  полнейшей  анархии…  Так  что  пожелай  римляне  потратить  на  покорение  греков  не  50,  а  5  лет – им  это  удалось  бы  запросто,  как  запросто,  разинув  глаза  и  рты,  принялись  они  заимствовать  у   богатого  полуострова  с  окрестными  островами  всё,  что  ни попадя  без  разбору,  и  тащить  к  себе  не  только  материальные  и  культурные  ценности,  но  и   нравы,  и  мораль,  и  этику,  и  образ  жизни,  философию,  мысли,  привычки…

 

Результаты  сказались  мгновенно.  Ко  всеобщему,  как  казалось,  восторгу.    И  вроде  бы  только  один  человек  во  всем  Риме   понял,  насколько  это   было  опасно   для   будущих  судеб  великого  города.  А  звали  его  Марк  Порций  Катон,  и  в  195-м  году  дохристовой  эры  был  он,  тридцатипятилетний  крепыш,  консулом,  то  есть  главой  исполнительной  власти  огромного  государства.

 

 

Марк Порций Катон Старший - 184 год до н. э.


В  тот  год  случилось  знаменательное  на   тысячи  лет  событие:  римлянки  то  ли  прослышав  про  греческую  «революционерку»  Лисистрату,  которая  подбила  своих  товарок  восстать  против  мужского  засилия,  то  ли  заразившись   проникшими  в  Рим   микробами  женской  свободы  -  «эмансипации»,  но  вышли  они  на  многотысячную  демонстрацию  с  единственным  важнейшим  требованием  к  правящему  Сенату:  немедля  отменить  закон  двадцатилетней  давности,   согласно  коему  прекрасным  дамам  было  запрещено  пользоваться   колясками,  а  главное – носить  драгоценности  и  цветистые  одежды.

 

 

Строгость   эта  была  введена  по  причине  побед  карфагенца  Ганнибала,  военного  гения,  поначалу  крепко  колотившего  римские  когорты,  так  что  Сенату  пришлось  изыскивать  средства  на  войну,  наскрёбывая  их  по  всем  сусекам,  в  том   числе  и  женским.   За  550  лет  с  момента  торжественной,  как   мы  помним,  закладки   Рима ничего  подобного  женщины  себе  не   позволяли,  знали  свое  место  в  этом  «мужском»  городе,  в  его   «мужской»  славной  истории,  в  его  «мужской»  общественной  жизни,  то  есть  верно  понимали  свое  предназначение:  дом,  семья,  дочь,  сестра,  потом  с  замужеством  другая  семья,  значит,  жена,  мама…  А  тут   вдруг  чисто  политическая  манифестация,  шумный  митинг  под   лозунгами  «Наши  права  священны  и  нерушимы!»

 

На  это  восстание  Катон  ответил  контрвосстанием  и  потребовал  от  Сената,  как  описывает  историк,  не  поддаваться  «бабской  наглости»  и  восстановить  в  домах  утерянный  «мужской  авторитет».  Невозможно  представить  последствий,  трубил  консул,  если  «мы  уравняем  женщин  в  правах  с  нами – они  тут  же  хозяйски  усядутся  на  нас  верхом».  И  заключил:  «Весь  белый  свет  будет  хохотать  над  нами:  римляне-мужчины  управляют  миром,  а  ими  самими  управляют  их  бабы!» – Просто   товарищ  Шолохов!

 

Рыжий  пророк,  глядевший  вперёд  и  в  свой  второй,  и  во  внуков  первый,  и  в  наш  двадцать первый  век,  немного  опередил  ход  истории:  пока  что,  прослушав  его  страстную  речь,  над  ним  хохотали  феминистки,  допущенные  в  Сенат  и,  безусловно,  движимые  новыми,  только  недавно  завезёнными  из  Греции   «свободными   веяниями».  Тогда  же  эти  «суфражистки»,  так  их  обозвали  в  девятнадцатом  столетии,  добились  поначалу  права  управлять  собственным  приданым,  то  есть  получили  экономическую  самостоятельность  и  финансовую  независимость  от  мужей,  затем  инициативного  права   на  развод  и – понеслось, покатилось...

 

Да  что  же  за  человек  был  этот   остроумец,  задолго  почуявший  пресловутое  «опасное   чужеземное  влияние»?  Ровным  счетом  ничего  не  стоит  обозвать  ретроградом  почтенного  старика,  прожившего  аж  85  лет,  что  и  сегодня  числится  как  солидный  возраст,  а  уж  тогда  вообще  считался  мафусаиловым.  Простолюдин  и  крестьянин,  здоровяк,  весельчак  и  острослов,  почти  всегда  в  добром  настроении (разве  что  только  когда  не  призывал  разрушить  Карфаген  или  когда  не  требовал  к   ответу  жуликов,  воров  и  вообще  бесчестных  людей),  вырос  на  природе  вдали  от  жизненные  испытания»,  так  как  веровал  в  «стоицизм – необходимость  освободиться  от  страстей  и  жить,  повинуясь  разуму».

 

Может,  так  и  прожил  бы  Катон  простым  аграрием,  не  поселись  на  соседнем  с  ним  участке  некий  сенатор-пенсионер,  бежавший  из  Рима  от  всеобщей  коррупции,  ему   до  рвоты  претившей.  Несмотря  на  разницу  в  летах,  этому  старорежимному  аристократу  пришёлся  по  душе  работящий  рыжеволосый  малый  из  потомственных  зоотехников-свинопасов  (отчего  и  получил  второе  имя  Порций – и  сегодня  по-итальянски  «порко»  означает  «свинья»)  с  редкими  во  рту  зубами,  мозолистыми   руками,  неотесанный  в  манерах,  но  очень  начитанный,  благо  тайком,  стесняясь,  изучал  всякие  уже  существовавшие  книги,  выучился  самоучкой  читать,  писать  и   даже  произносить  ясные,  понятные  и  чёткие  речи.

 

Противник  всякой  новизны,  покорённый  сходством  мыслей,  сенатор,  так  хочется  думать,   убедил  Катона  заняться  адвокатурой,  а  именно  это  ремесло  вело  прямиком  и  в  политику,  и  к  карьере.  Выиграв   в  своей  провинции  с  десяток  процессов,  молодой  юрист  устроил  собственную  контору  в  стольном  граде,  приобрёл  известность  и  выставил  свою  кандидатуру  на  занятие  первой  снизу  государственной  должности – квестора.  И  победил.  И  пошёл  с  успехом  считать  до  вершины  все  ступени  бюрократической  лестницы.

 

Вспомним  их,  очень  коротко.  Итак,  внизу  «квестор».  Он  занимался  финансами  и  госрасходами,  правосудием  и  следствием  по  преступлениям.  Выше – «эдил»,  этот  ведал строительством  и  сохранностью  общественно  значимых  сооружений:  улицами -дорогами,  водопроводами-акведуками,  цирками-театрами  и  прочими  зданиями,  в  том  числе  тюрьмами  и  публичными  домами.

 

Следующий – «претор»,  высокая  гражданская, а  во  время  войны – военная  должность,  председатель  суда,  толкователь  законов,  генерал. 

 

За  ним – «цензор»,    его    единственного  выбирали  на  пять  лет,  всех  остальных – только  на  год.  Про  цензора – отдельно,  чуть  ниже. 

 

А  на  самом  верху  лестницы   стоял  «консул» – их  было  двое,  каждый  обладал  правом  «вето»,  они  правили  вынужденно   согласованно,  вершили  всеми  делами,  предлагали  законы,  были  и  премьер-министрами,  и  главнокомандующими  (по  тогдашней  латыни – «императорами»,  начальниками  и  над  войсками,  и  над  жрецами–священниками).  Справив  же  должность,  становились  пожизненными   «сенаторами».

 

Рядом  с  консулами  чуть  позже  встали  двое  «трибунов» – тоже  выборных представителей,  но  от  простого   народа,  от  плебеев,  которые  ежегодно  собирались  на  свою  сходку – «консилиум»,  или  «комиций»  (или  «собрание  народных  налогоплательщиков»,  потому   что   «Отцы  основатели-патриции»  имели  свою  ассамблею – «курийскую»,  то  есть  управленческую,  а  весь  носивший   оружие  служивый  народ – свою,  самую  главную,  «сотенную»,  потому  что  население  было  разделено   на  центурии-сотни,  почти  как  много  позднее  русские  казаки).  Консулов  «центурийский  комиций»  и  выбирал.

 

Эти  ассамблеи  могли  голосовать  только  «за»  и  «против».  А  все  решения  обсуждал  и  принимал  Сенат  из  трехсот  членов,  и  все  римляне  мечтали  туда  попасть, а  уж  кто  делал  карьеру – тем  более,  да  и  делаючи  её,  повышаясь   по  лестнице,  не  надо  было  ни  с   кем   портить  отношения:  не  дай  бог,  накидают  тебе  на  выборах  черных  шаров!..  Хоть  и  случались  в  этом  парламентском  сборище  эскапады  и  говорильни,  вроде  думских  (включите  ящик,  полюбуйтесь,  перенеситесь  в   машине  времени  на  2200  лет  назад!),  но  и  в  минуты  опасности  назначаемы  были  из  бывших  консулов  «диктаторы»   на    год  или  полгода,  никак  не  дольше.  Интересно,  что  лишь  один  из  диктаторов  не  был  патрицием,  только  двое  пересидели  назначенный  срок,  а  один,  по  имени  Цинциннат,  так  тот  вообще  пробыл  в   диктаторах  16  дней  и,  «сделав  дело,  пошел  гулять смело»:  сложил  с  себя   полномочия  и  вернулся  к  любимым  волам  пахать   любимую  землицу.

 

Всё   пересказано  с  двойной   целью. 

Первая.  Сравнить   количество  римских  министров-руководителей  с  российскими.  Тех  16  против…  несчётного,  страшно  сказать,  числа.  И  ведь  управлялись!  Двести  пятьдесят  лет  под  царями,  500  лет  республикой  жили,  еще  500  под  разными  императорами…  Конечно,  имели  помощников-чиновников-делопроизводителей,  но  тоже  в  умеренном  количестве,  никаких  вам  15  миллионов  на   Федерацию.  


Вторая.  Пояснить:  выбиравшее  себе  начальников-командиров  зрелое  население  понимало,  что  управлять  умело   и  хватко  могут  только  люди  образованные,  толковые,  себя  проявившие,  набравшиеся  опыта  на  разных  ступенях  госслужбы.  И  Катон  достойно   отсчитал  их  все  до  единой   эти  ступени,  да  так  исправно,  что  выбирали  его  всегда  охотно,  приветливо  и  по-доброму,  хотя  врагов  он   нажил  себе  предостаточно,  в  основном  из-за   упрямо  принципиального  характера   и  неподкупно  честной  и  по-своему  правдивой  морали.

 

Особо   отличился  Марк  «из   свиноделов»  на  посту  цензора,  первейшей  обязанностью  которого  было  «выяснение  раз  в  пять  лет  и  установление  на  следующее  пятилетие  ценза  граждан»,  то  есть  дотошной  записи,  кто  сколько  имел  доходов,  кто  какие    налоги   был  обязан  уплатить  и,  кроме  того,  кому  и  сколько  лет  служить  в  армии.  Прикинь-ка,  дорогой  читатель,  какой  соблазн  будет  у   любой  «свиньи»,  хоть  у   древней,  хоть  у   нашей  нынешней,  попади  она  на  эту  должность!  Это  сколько  же   можно  положить  себе  в  карман  и  за  уменьшение   доходов  гражданина  «Х»,  и  за  урезание  налогов  с  господина  «Y»,  и  за  сокращение  «срока  ношения  меча  и  щита»  налогоплательщиком  «Z»?! 

 

Но  Катону,  хотя  вокруг  коррупция  (заморская  завезенная  или  собственная,  доморощенная?)  уже  вовсю  разъедала  общество,  подобные  мысли  и  в  голову  прийти  не  могли.  Помимо  высочайшей  ответственности  «по  цензу»,  цензор  выполнял  крайне  деликатные  и  секретные  «собирания  сведений  о  прецедентах»  каждого  из  кандидатов  на  любую  должность  в  государстве,  обязан  был  следить  за  «честным  и  добропорядочным  поведением  лиц  женского  пола»,  за  воспитанием  детей,  за  обращением  с  рабами.  «Ответственная»  работа  позволяла   ему  совать  нос  в   любой  дом,  в   любую   частную  жизнь,  при  малейшем  отрицательном  факте  понижать  чиновника  в  должности  или  отстранять  его  вообще,  вплоть  до  изгнания  сенатора  из  высокого  собрания...  Да  по  сегодняшним  понятиям  цензор  сидел  не  в  кресле,  а  на  могучем  насосе  для  перекачивания  денег  из  чужих  карманов  в  собственный!

 

Теперь,  надеюсь,  понятно,  с  каких  положительных  сторон  и  в  смысле  образовательной  подготовки,  и  по  личным  безупречным  качествам   зарекомендовал  себя  наш  «Старший»,  если  сограждане неминуемо  предпочитали  его  каким  угодно  соперникам,  пытавшимся  наивно  и  безуспешно   обойти  его  на  выборах.  Принципиальность  и  честность  его  стали  притчей  во  языцех.  Один  из  многих  примеров.

 

В  прежние  времена   военачальники, вернувшись с победой,  обязаны  были  отчитаться  и  по  расходам,  понесённым  на  войну  из  выделенных  казной  средств,  и  по  полученным  от  побеждённых  репарациям,  которые   должны  были  внести   опять  же  в  казну.  Естественная   эта  отчётность,  которая  сегодня   левой  ногой  составляется   генералами  «к   их  немалой  пользе   и   существенной  выгоде»,  и  в  Риме   187-го   года  до  Христа   пришла  в  негодность.  Вот  Катон  и  решил  её  восстановить.  Нашёл  и  повод,  и  личность.

 

Сципион  по  прозвищу  Африканский,  победитель  непобедимого  до  него  карфагенца  Ганнибала,  был  призван  Катоном  в  Сенат  отчитаться  по  азиатским  расходам-доходам.  Триумфатор  поначалу  согласился,  но  ему  «помешал»   жутко  возмутившийся   братец  Лючо:  притащил  в  высокое  собрание  бухгалтерские  документы  и  публично  их  изорвал.  Сенаторы  возмутились  неуважительной  наглости  и  осудили  его  за   мошенничество,  а  Сципиона  всё  же  призвали  к  ответу.

 

 

Публий Корнелий Сципион Африканский Старший. Римский полководец времён Второй Пунической войны, победитель Ганнибала, цензор c 199 до н. э., трижды принцепс сената, консул в 205 и 194 гг. до н. э.


Тот,  не  будь  промах,  пригласил  всех  в  ресторан  (ох,  спутал  я  с   нынешними   обычаями!),  пригласил  сенаторов   в  храм  Юпитера,  мол,  отпраздновать  как  раз  выпавший  на  тот  денёк   юбилей  победы  над  Ганнибалом.  Высокие  гости  с  удовольствием  отметили  дату,  после  чего  всё  же  пригласили  Сципиона  на  «слушание  дела».  Тут  уж   «заслуженный  деятель  военных  искусств»  разобиделся  настолько,  что  навсегда,  до  самой   кончины  удалился  из  Рима  на  собственную  виллу.  Катону,  очень  недовольному  тем,  что  пусть  и  знаменитый  полководец  избежал  нормального,  ни  капельки  не  оскорбительного  расследования,  пришлось  довольствоваться  речью,  в  которой  он  хорошенько  отчитал  сенаторов  и  припечатал  нравы,  отлично  нам  знакомые   по   делишкам  наших  генералов-маршалов  что   в  конце  второй  мировой,  что  по  ходу,  скажем,  чеченских  войн.  Рыжий  оратор  бросал  в  лицо  согражданам:  впервые  в  нашей  истории  боевые  заслуги  подозреваемого  явились  препятствием  правосудию;  культ  якобы  героической  личности  погубит  нашу  демократию;  индивидуализм  приведёт  общество  к  загниванию.  Как   ни   обидно  с  ним  соглашаться,  но   течение  жизни  основательно  подтвердило   его  правоту.  Именно  в  этом.

 

Думается,  «свободолюбивые»  римлянки  Катона,  почти  женоненавистника,  не  жаловали,  аристократы-олигархи  (их  и  было-то  в  городе-государстве  всего  несколько  сотен,  сплочённых, породнившихся,  державшихся  за  места  и  привилегии,  уже  к  этому   году  полностью  вкусивших  греческой  испорченности  -  «эллинизма»   и  его   «прогрессивно  современных  идей»)  имели  на  консула  не  один  острый  зуб,  а  вот  не  могли  помешать  народу  избирать  этого  «зануду,  надоеду  и  приставалу».

 

Был  он  популярен  и  в  армейской  среде:  несомненно  отличался  искусным  военным  управлением  и  командованием,  безусловной  требовательностью,  любовью  к  дисциплине  и  равенством  с  простыми  солдатами.  В   походах   шагал  рядом с  бойцами,  ел-пил   то  же,  что  и  они  все,   воевал   храбро   и  спокойно,   а   уж  когда, по   давней  традиции,  которую  никак  не  мог  нарушить,  отдавал  своим  героям-победителям  взятый  ими  город  на   разграбление,  то  и  собирал  с  каждого   очень  умеренный   «налог  на  добычу»  в  размере  всего    «один   фунт  серебра»,  да  и  сдавал  все  эти  «фунты»  полностью  Сенату,  не  присвоив  себе  даже  малой  щепотки.

 

Какое  уж  тут  сравнение  с  вагонами-чемоданами  наших  «героев»  44–46-го  годов!?!  И  не  стоит  пытаться  оправдать  их.  А  уж  для  той  эпохи  подобная  «катоновщина»  была  неслыханным   подвигом:  один  завоеватель,  например,  притащил – себе! – из  Иберии-Испании  130  с  половиной  тонн  серебра,   другой  приволок – себе  же! – из  Азии   две  с  лишком  тонны  золота,   третий  захватил   контрибуцию  почти  в  33  тонны  серебра,  так   что  «Рыжий»  выглядел  чисто  белой  вороной  на  фоне  слабосильных   «победителей»  и  госчиновников,  которые  под  градом   сыпавшихся  с  неба  богатств  ну  никак  не   могли  устоять  на  ногах,  привыкших  к  простоте,  бережливости  и  скопидомству,  и  натурально  падали  ниц.  А  Катон  устоял.

 

Может,  избирателей  мучили  угрызения  совести,  когда  они  видели  его  честность,  и  каждому  хотелось  думать,  что  он  такой  же?  Может,  подкупало  его  поразительное  красноречие,  которому  он  научился  только  благодаря  тому,  что  обучал  других,  как   не  надо  красноречиво  ораторствовать?  Знатоки  утверждают:  дошедшие  до  нас  отрывки  его  речей  свидетельствуют  об   их   «искренности,  действенности  и  прямой  направленности,  так  что  Катона   следует  считать  более  великим  оратором,  нежели  общепризнанного   Цицерона».

 

Еще  говорят:  почитал  он   юмор  и  смех,  подначку  и  хохму,  любил  съязвить,  шуткануть  в   простонародном  духе,  за  словом  в  карман  не  лез,  уж  тем  более  на  сорока  с  лишним  процессах,    что  затеяли  против  него  разные  недоброжелатели  из  тогдашней   «мафии-оргпреступности» – и  все  их  выиграл.  И  не  проиграл  бы  до  последнего  часа  ни  суда,  ни  выборов,  если  бы  вдруг  сам  в  некую  минуту,  думаю,  от  усталости  сражаться  с  новыми  веяниями,  не   вложил  свой   меч   в  ножны,  не   достал  стило   и  не  засел  за  сочинительство.  А  ведь  презирал   писанину, особенно   греческую!  А   все  ему  современные  литераторы  забросили  латынь,  решив:  если   сочинять – то только  по-гречески.  Катон  же  свою  единственную,  в  нашем  распоряжении  имеющуюся    монографию  «О  сельском  хозяйстве»  написал  на  родной  латыни  и,  поверьте  экспертам,  это  была  первая  настоящая   культурная   проза,  истинный  памятник,  вроде   дантовой  «Комедии»  для  итальянцев   или   пушкинских  поэм  для  русских,  где  можно  найти  и  философские  идеи,  и  медицинские  советы  о  том,  как  лечить   подагру,   ревматизм  и  понос,  одним  словом – энциклопедии  жизни.

 

Но   не  лежит  у  меня  душа  согласиться  с   его  девизом  «Государство – превыше  всего!»  и  с  его   борьбой  против  умеренного  равноправия  женщин,  как  не  согласен  и  с  его  диагнозом  «Греция – рассадник  опасной  инфекции».  Разрази  нас  гром,  но  высокая,  изысканная  культура   не  может  погубить  никого,  как   полторы  тысячи  лет  спустя  Возрождение  наоборот  подняло  Европу  на  недосягаемую  высоту.  А  Катон  именно  так  и  считал:  губит!  И  провозгласил:  «Рим  катится  к  упадку».  И  пришел  в  неописуемый  ужас,  когда  увидел  повозки  и  колесницы  римских  консулов-военачальников,  привезших  горы  греческих  статуй,  картин,  металлических  изделий  и  украшений,  зеркал,   дорогой  мебели   и  всевозможных  тканей. 

 

Но   больше   всего   его  ужаснули  толпы  падких  на  блёстки  римлян,  любопытствующих  и  потрясённых,  которые  разглядывали   невиданные  вещи,  обсуждали  моды  и  стили,  вдруг  увлеклись  тряпками,  шляпками,  босоножками,  бижутерией  и  косметикой,  мишурой  и  чепухой,  внешними  атрибутами,  вместо  того,  чтобы  понять  и  оценить…  А   как  они  могли  понять  и  оценить,  если  много   веков  подряд  жили…  Вот  и   повспоминаем  несколько   минут,  как   же   была   устроена   римская   жизнь   с  753-го   до  200-го   года   старой   эры   и  что    жаждал  сохранить  Марк  Катон  Старший,  почему  он  угадал,  что  его  страна  вступила  на  тропу  медленного   загнивания.  Думается  всё  же,  не  страна,  а  строй,  режим,  базис  и  надстройка,  если  употреблять  марксистские  термины.

 

Всё,  что  наблюдал  и   переживал  «провидец»  Катон,  хорошо  нам  знакомо,  раз  уж  нечто  более  чем  похожее  произошло  на  наших  глазах:   старая  долголетняя  конструкция,  казавшаяся  незыблемой,  именно  марксистами-сталинистами   возвеличенная   «надстройкой»  и  составленная  из  идеологии,  морали,  религии,  этики,  культуры,  обычаев,  привычек,  традиций  и  прочего,  чего  руками  не  пощупаешь,  зато  уважаешь  и  почитаешь,  как   хваткий   клей,   намертво  скрепляющий  все  клеточки  общества,  вся   эта  штука  обветшала,  растрескалась,  стала  разваливаться… Изнутри,  а  не  снаружи!

 

И  проницательный  поклонник  старины  не  мог  не   понимать,   что причины  лежат  внутри  родного  здания – римского  общества  (или  Советского  Союза),  а  занесённые  извне  новые  мысли  (что  из  той  древней  Греции,  что  из   западных   европейских  стран  20-го  века)  служат  лишь  дрожжами,  маночком-катализатором,  а  в  результате  соприкосновения,   столкновения,  совместной   реакции  в  плавильной  человеческой  печке  получатся  новые  пироги:  кому – сладкие,  а  кому – горькие.

 

Тем  более,  что  он,  как  никто  другой,  досконально  знал  все  черты  и  качества  своей  родины  и,  кроме  того,  видел,  какое  впечатление  производили  они  на  завезённых  сюда  из   Греции  первых  рабов,  среди  которых  было  что-то  около  тысячи  суперкультурных  творческих  работников,  интеллектуалов.  Кажется,  больше  всего  греков поразила религиозность  римлян  и  вообще   роль  религии   в   этом,  по  их  впечатлению,  «примитивном   обществе».

 

Грек  Полибий,   научивший,  кстати,  неотесанных  мужланов   писать  историю,  примерно  так  припечатал   учеников:  «Рим   значительно  превосходит  прочие  государства  своей  религией,  которая  в  любой  другой  стране  считалась  бы  суеверием  и  предрассудком,  достойным  всяческого  упрёка,   а  здесь  она  выполняет   роль   государственного   цемента.  Она  невероятно  помпезна   и  обусловливает  малейшие  стороны   общественной  и  частной  жизни.  Ничто  не  может   соперничать   с  нею.  Правительство  делает  это  специально,  ради  народных  масс.  Будь  они  хоть  чуть  пообразованней,  этого  бы  не  потребовалось,  но   так  как  они  тёмны,  тупоумны  и  легко  поддаются  слепым  страстям,  то   пусть  хотя  бы  боятся  чего-то  сверхестественного,  что  может  послужить  тормозом».  Ну  чем  не  проблема  «национальной  идеи»?

 

Первые  250  лет,  когда  правили   цари,  в  Риме  была,  по сути,  теократия,  потому  что  власть  принадлежала  высшему  духовному  лицу,  а  им,  тогдашним  «папой»,  был  именно   царь,  стоявший  во  главе  сонма  жрецов.  Он  определял  все  отношения  между  людьми  не  по  законам  (они   еще  не  были  написаны),  а   только   по  желанию   богов,  которые  их ему сами  доверительно  сообщали – надо   было  лишь   вопросить.  А   все  жизненные  советы  давали  нуждающимся   жрецы,  они  же   первые   в  стране   адвокаты,  которые  имели  исключительное  право  заглядывать  в  таинственные   священные  тексты,  хранившиеся  в  храмах,  и  вершить  правосудие  по   одним лишь  им известным церковным обрядам.

 

Около  450-го  года  до  Христа,  60  лет  спустя  после  изгнания   царей   и  установления  республиканского  строя,  были  приняты  «Законы   Двенадцати  Таблиц» – основа,  можно  сказать,  всей   древней  и  нынешней  европейской  и  мировой  юриспруденции,  которые  положили  конец   теократии  и  отделили  «правА  граждан  от  прАва  божественного».  А  еще очень  способствовали  формированию  «римского  характера»:  жесткого  до  жестокости,  сурово  ограниченного,  строго  дисциплинированного,  задиристого  до  драчливости,  но  и  чётко  законопослушного,  почитавшего  богов,  мифы,  легенды   и  превыше  всего – государство.

 

Кое-кто   утверждает,  что  жрецы-священники  «отошли  от  политической  власти».  Смех,  да  и  только!   Где,  в   каких  таких  странах-краях  вы  это   видели?  При  раввинах?  При  попах?  Или  под  ксендзами?  Имамами?  Да  вы  хоть   тысячекратно  отделяйте  религию-веру  от  государства  (на  словах  в  законах!),  на   деле  вы  никогда  этого  не  добьётесь!  Что,  сегодня  московская  патриархия  не  рвётся  участвовать  во  власти?  А  престолонаследник  Святого  Петра,  Римский  папа-понтифик,  глава  разбросанного по  земному   шару  католического  государства  без  государственных  границ,  он  что,  не  определяет  политические  решения  во  многих  странах?  А  евангелические  церкви  в  Германии?  А   многотысячные  исламские  муллы  не  командуют  ли  подавляющим   большинством  мусульманских   правительств,  не  управляют  ли  властно,  безжалостно  и  жестоко  миллиардными  массами  фанатично  настраиваемых  верующих,  словно  бездушными  и  безмозглыми  марионетками?

 

Всё  точь-в-точь  так  же,  как  сегодня,  было  и   425,  и  225  лет  до  новой  эры.  Священники  обязаны  были  скрупулезно  исследовать  божественные  знаки  и   волю  богов  по  поводу   любых  важных  вопросов:  и  как-куда-зачем  летят  по  небу   птички,  и  в  какую  картинку  выкладываются  внутренности  принесенных  в  жертву  животных,  и  прочие  «почему»  да  «отчего».  Что,  сегодня  иначе?  Много  ли   изменилось?  Далеко  ли  ускакали  мы  от   предков?  Вон  на  экране  волшебного  ящика  спецканалы  24  часа  в  сутки – сидят  вещатели,  по  вашему  звонку  и  картишки  раскинут,  и  астрологические  карты  разложат,  и  кофейную  гущу  размажут.  На  любой  ваш  вопрос  ответ  дадут.

 

До  смешного  интересно,  что  22  века  спустя  после  Катона  добрая  четверть  итальянцев,  наследников  древнего  Рима,  свято  верит  и  в  духов,  и  в  предсказания,  да   и   грызущий   историю  автор,  грешен,  тоже  не  исключение.  Политики,  ученые,  бизнесмены  самого  высокого  ранга,  деятели  всех  искусств,  элита,  средний  класс,  белые  и  чёрные  воротнички,  числом   15   миллионов  живущих  на  «сапоге»  человек  ежегодно  вкладывают  в  ладошки  магов-гадалок-астрологов-хиромантов  и  прочих   предсказателей  два  с  половиной  миллиарда  новых  евро,  от   150  до  300  за  одно  посещение!  Кто  помоложе  да  посноровистей  с  новейшими   домашними  справочниками,  те  забесплатно   гоняют  в  Интернет,  где   можно  отыскать всё,  что  вашей   любознательно  мучимой  душеньке  угодно,  даже  древнейшую  китайскую   книгу   «Чинг»,  написанную  в   1250-ом  году  до  Христа,  с  ответами  на   самые  неожиданные,  невообразимые,  сложные  вопросы  бытия,  прошлого,  настоящего  и  будущего.

 

Признаюсь,  в  книгу  эту  я  не  заглядывал,  а  к  некоторым  предсказаниям  приходится  отнестись  более  ли  менее  серьёзно,  что  только  доказывает,  сколь  недалече  ушли  мы  от  Катона  и  его  современников.  Предки  же  наши  в  трудных  случаях,  дабы  не  нести  личной  ответственности,  хитро  посылали  за  советом  гонцов  в  азиатский   город   Кумы   к  мудрой  Сивилле,  служившей  Аполлону,  и  даже  в  Греческие  Дельфы,  к  знаменитому  тамошнему  оракулу.  Но  так  как  священники  довольно  скоро  стали  обычными  госслужащими  на  зарплате,  то  власть   предержащие  после  внутренних  консультаций  и  утрясок  элитных  интересов,  ничтоже  сумняшеся,  подсказывали  жрецам,  какое  «божественное»  решение  объявить.

 

Для  подкрепления  следовало  принести  жертву.  Делалось  это  в  строжайшем  соответствии  с  протокольным  порядком,  как  правило,  от   этрусков  унаследованным,  и  малейшая   ошибочка  в  ритуале  приводила  к  повторению  неверного   пассажа  и  десять,  и  двадцать   раз,  пока  не  получалось,   как  установлено.  Конечно,  жертвоприношения  зависели  от  имущественного  состояния  жертвователя  и  от  важности  его  проблемы.  В  каждой  семье  муж-отец  был  и   правителем,  и  экономом,  и  религиозным  главой,  он  вершил  все  церемонии.

 

Скажем,  надо  тебе  этим  летом  испросить  добрый   урожай  у  богов.  Клади  на  очаг  ломоть  хлеба  или  кусок  сыра,  можешь  и  стакан  винца  опрокинуть.  Да  не  в  рот – на  угли!  А  то  и   курёнку  шею  свернуть,  если  с  неба  дожди  не  капают.  Против  наводнения – режь  поросёнка  либо  овечку!  Но  уж  коли  само  государство  требовало  «ради  милости  всеобщей  благости»,  то  созывало  оно  на  главном  римском  форуме,  без  преувеличения,  весь  охочий  до   таких  дел  народ,  и  превращалась  площадь  в   гигантский  банкетный  зал  под  открытым  небом,  где  на  глазах,  ей-богу,  изумлённых  небожителей,  привыкших  к очень  скромной  и  лёгкой  небесной  пище,  истреблялись  целые  стада  по  ходу – куда  там  царской! – лучше  сказать,  переставив  буквы  «Рим-мир»,  всемирной  пирушки.  Тем,  кто  наверху,  доставались,  правда,  маловостребованные  и  сырые  печёнки-селезёнки-почки-кишочки,  а  всё  остальное  обгладывалось  до  косточки  и  уничтожалось  подчистую.   Под  пение  молитв,  естественно.

 

Нельзя  нам  исключить    и  человеческие   жертвоприношения,  поскольку  отменены  они  были  законом   только  в   97-ом   году  до   Рождества,   но,  полагаем,  богам  предлагались  рабы  или  военнопленные – чего  было  собственными  гражданами   бросаться?!  Правда,  иной  раз  какой  праведник  жертвовал  сам  собой  ради  народа-отечества:  Марк  Курций,  например, спас  страну  от   землетрясения: бросился  в  разверзшуюся  от  тряски   черную  мрачную  пропасть – в   родную  римскую  землю,  и   она   поглотила  его,  и  закрылась  над  ним,  и  успокоилась.  Ну,  как  тут  было  наблюдавшим  римлянам   не  поверить  в  чудо – в  волю  богов?!

 

Подвиг Марка Курция - Жертвоприношенческая смерть. Симон де Вос.1641 г.


Несколько  слов  про   эти   могущественные  существа.  Похоже,  особого  порядка,  так  сказать,  расположения   по  ранжиру,   среди  них  не  было.  Ну,  считался   Юпитер  главным,  но   никак  не  столь   царственным,  как   Зевс   у  греков,  и  частенько  смешивался  в  простолюдном  понятии  и  с  Ярилой-Солнцем,  и  с  Луной,  и  с  Молнией,  а  уж  про  гром  и  говорить  нечего – всё  зависело  от  личного  вкуса  каждого  верующего.  Очень  важным  был  Янус,  который  одной   физиономией  следил  за  порядком  в  доме,  вторым  ликом – за  уличными  делами,  а  кроме  того,  в  военные  дни   выпускаем  был  за  храмовые  врата  дозирать  за  сражениями  и  помогать  римлянам.

 

Марс – про  него  уже   много  сказано,  добавим,  что  месяц   «март»  назвали  в его  честь;  Сатурн – покровитель  всего  засеянного,  ни  дать,  ни  взять  академик  сельхознаук.  Ему  помогала   Юнона,  она   же  у  греков – Гера,  официальная  супруга Зевса-Юпитера,  отвечавшая  за  всё  огородно-садовое  и  полевое  плодородие  плюс  за  людскую  и  скотинную  демографию.  Чтобы  существа  женского  пола  понесли  и  благополучно  разрешились  здоровым  наследством,  следовало  ублажить  именно   эту  даму,  также  увековеченную  «месячным»  названием:  июнь  считался  у  римлян  наилучшим  для  зачатия  месяцем   года.

 

Афина  несла  ответственность  за  ремесла  и  за  мудрость,  а  Минерва  и  за   это,  и  еще  за  познания.  Диана – за  охоту  и  лесное  хозяйство.  Геркулес – за  вино  и  развлечения  вплоть  до  забав  с  какой-нибудь  храмовой  служаночкой:  поставишь  ему  стакан  и   твистуй  её  на  здоровье.  Меркурий – одним  скопом  отвечал  за  всех  торговцев,  ораторов-краснобаев  и  воров-мошенников,  которым  древние  не  доверяли  в  равной  степени,  считали  всех  из  одного  теста   сделанными  и  достойными  одинакового  «доверия».  Красавчик  Аполлоша,  он  же  Феб,  в  просторечье  Фебушка,  соперничал  с  Юпитером,  поскольку  считался  Богом  Солнца,  с  Минервой  и  Афиной,  так  как  покровительствовал  мудрости,  с  Венерой  из-за  красоты  и  любви,  с  Янусом,   Афиной  и  Беллоной  из-за  военных  дел,  а  еще  командовал  предсказаниями.

 

В   общем, запросто  запутаешься.  В  отличие  от  римских  солдатушек:  те  нисколечко  не  путались и  не   останавливались  при   взятии  новых  городов  и  захвате   новых  земель,  а  первым  делом,  раз  уж  позволено  грабить,  хватали  местных  богов  и  тащили  их  в   родные  края  в   полнейшей  уверенности  и  самим  разжиться,  и  лишить  покоренное  племя  его  небесных  покровителей,  без  помощи  которых  никакое  освободительное  восстание  просто  немыслимо.

 

Количество  проживающих  в  Риме  божеств   росло  еще  и  за  счёт  новопоселенцев – им  даже  было  разрешено  строить  собственные  молельни:  помимо  общего  гостеприимства,  власти  и  священники  считали  «чужих»  богов  кем-то  вроде  надзирателей-воспитателей-жандармов,  призванных  контролировать  поведение  «чужеземцев»  и,  следовательно,  очень  тут  полезных.  Удивительно,  правда?  Не  то,  что  сейчас  в  Третьем  Риме:  московские  патриархи  смерть  как  боятся  посторонних  небожителей,  должно  быть,  не  очень   уверены  ни  в  собственных    силах,  ни  в  собственных  прихожанах.

 

Древние  же  римские  охотно  всех  привечали  и  приспосабливали  к  себе,  особенно,  если  боги  были  ласковы,  любезны,  сердечны,  потеплее  уже  тут  имевшихся,  не  такие  занудные  бюрократы,  как  местные,  а  понятливые,  гибкие,  почти  запанибрата.  Но  процесс  этот  всё  же  был  долгий,  многовековый  и  вёл  от   много-  к  единобожию  через  философское  учение  «стоицизм»   (напомню:  это  когда  надо  освободиться  от  страстей  и  жить  по  велению  разума),  а  потом  через  иудаизм – прямиком  к  торжеству  христианства.

 

Итак,  почти  пять  столетий  римской  республики  её  граждане  мирно  сожительствовали  со  скопищем  богов:  говорят,  что-то  около  30  тысяч  существ,  и  даже  в  некоторых  местах  их  набиралось  больше  местных  жителей.  Плюс  еще  духи  предков,  зримо  населявших  дома  и  семьи.  Ни  шевельнуться,  ни  повернуться,  шаг  влево,  шаг  вправо – обязательно  на  кого-нибудь  из  всесильных  невидимок  наткнёшься,  заденешь,  оскорбишь  ненароком, а  потом  хлопот  не  оберёшься,  только  бЕды  на  себя  навлечёшь.

 

Божок-то  или  душок  да  и  обернётся  ведьмаком-домовым,  да  и  обглодает  у  вас  до  косточек  новорожденного,  а  то  еще  скрадёт  свежего  покойничка,  да  мало  ли  чего  учинит – фантазия  у  них  бесконечная,  тем  более,  что  подвержены  они  тем  же  нашим  земным  страстям:  зависти,  мести,  чревоугодничеству,  пьянству,  жадности,  всяческой  телесной  похоти…  Вот,  к  примеру,  показательный  случай  из  216-го  до  того  года.  Ганнибал  только  что  наголову  расколошматил  римское  войско  под   Каннами,  над  городом-страной  нависла  смертельная  опасность,  и  народ  бросился  к  жрецам:  «Какого  бога  молить  о  спасении?»  И  верно:  их  такое  было  множество,  что  за  триста  республиканских  лет  верующие  утеряли  всякое  понятие,  кто   приносит  добро,  кто  зло,  и  вообще  кто  за  что  отвечает.

 

И,  что   особенно  характерно,  жрецы  сами   обратились  за   советом  к  правителям – «как  быть?» – и  совместно  с  ними  решили  не  рисковать  с  уже  обитавшими  в   граде  «всемогущими»,  а  послать  за  греческой  незнакомкой   Цибелией,  чья  статуя   красовалась  чуть  не  за  две  тысячи  верст  в   городе  Пессине   в  Малой  Азии.  И  повезли  оттуда  богиню  морем,  и  доставили  в  римский  порт  Остию,  и  был  там  во   главе  встречающей  толпы  Сципион  будущий  Африканский,  победитель  Ганнибала,  и  вроде  бы  застрял  корабль  в  устье  Тибра,  и  вмешалась  весталка  Вирджиния-Клавдия,  уже  прославившаяся  монашеским  поведением,  и  одной  силой  своего  чудесного  целомудрия  провела  судно   вверх  по  течению  до  самого  городского  центра,  и  римляне,  стоя  на  берегах,  молились  и  приветствовали  «Великую  Матерь»,  как  назвали  эту  богиню. 

 

А   Правящий  Сенат  обомлел  и  растерялся,  когда  узнал,  что  обслуживать  новоиспеченную покровительницу  должны  не  просто  священники,  а…  кастрированные.  А  таковых  во  всём  городе  не  было  ни  единого.  Бросились  искать.  Нашли  кастратов  среди  пленных.  И  назначили  их  жрецами.  Благо,  как  уже  сказано,  состояли   священники  на   службе  у  государства,  никакого  им  особого  обучения,  ни  испытательного  срока,  ни   обета-посвящения  не  требовалось – зачисляйся,  друг,  в  соответствующую   коллегию  и  справляй  божеские  и  наши  нужды!

 

Весталки – те  дело   совсем  иное,  исключительно  женское,  потому   как  больше  дамских  обителей  не  существовало.  Поступали  в  них  в  возрасте  от  6  до  10  лет,  жили  в  самом  центре  вплотную  к  Святой  улице в  специальном  доме  (развалины  его  до  сих  пор  обозначены  в  поднебесном  музее,  что  лежит  от  Колизея  до  городской  мэрии  на  холме  Кампидолио,  что  значит   «Оливковомасляные  поля»),  а  рядом  с  жилым  домом  и  храм  их   стоял.  И  учёные  по  сей  день   спорят,  какой  он  был  формы – круглой  или  прямоугольной,  будто  это  имело  решающее  значение  для   двух  главных  весталочьих  обязанностей:  хранить  и  постоянно  поддерживать  священный  огонь  их  богини   и  заниматься  поливом,  используя  воду  столь  же  священного  фонтана,  принадлежавшего, правда,   нимфе  по  имени  Эгерия.

 

Ходили  во   всём  белом,  как  невесты,  и  думать  о  мужчинах  за  все  30  лет  служения  даже  не  смели.  Кого  застукивали  в  любовном  грехе – безжалостно  секли  розгами  и  заживо  погребали.  В  исторических   книгах   упомянуты  12  таких  несчастных.  Все  остальные  за  много  веков,  отсчитав  положенное,  выходили  с  почестями  на  заслуженный  обеспеченный  отдых  и могли  искать  себе   мужа,  и  кое-кому  это  удавалось,  несмотря  на  очень  преклонный  по  тем  временам  почти  сорокалетний  возраст.

 

Такие  вот  были  строгие,  любимые  Катоном  нравы.   И  развлечений  было  не  так  уж  много.  Ни  тебе   суббот-воскресений,  ни  отпускных  дней.  Кое-какие  праздники – это  да,  около  сотни  за  год  набегало:  то  кидали  в  Тибр  деревянных  кукол, чтобы   задобрить  какого-то  боженьку,  чтобы  не  забирал  к  себе  живых,  то  поминали  покойников,  и  глава  семьи  набирал  полный  рот  белых  фасолин  и   расплёвывал  по  округе,  приговаривая:  «Откупаюсь  за  себя  и  близких,  подите  прочь,  духи  предков!»

 

От  самых  царских  времен  в  городе  был  всего  один  цирк  «Массимо»,  максимально  огромный,  его  остатки  и  сейчас  лежат  недалеко   от  Колизея.  Именно  туда  спешил  народ  поглазеть  на  схватки  рабов,  тем  более,  вход  был  бесплатным  даже  для  женского  пола,  всё  обеспечивали  эдилы – помните,  выборные  чиновники,  в  чьём  ведении  находилось  коммунальное  хозяйство?  А покупать  голоса  избирателей  нынешние  депутаты  сами   придумали,  как  вам  кажется?

 

Большим  развлечением  были  еще  триумфы–шествия  в  честь  военных   побед,  но  их  удостаивались  только  те  полководцы,  которые  укладывали  на   поле  битвы  не  менее  пяти  тысяч  врагов,  а  если  хоть  на  одного  человека  меньше,  4999 – то  нет,  дорогуша,  удовольствуйся  простой  «овацией»,  от  латинского  «овис» – «овца»,  когда  церемония  была  много  скромней  с  овечьим  жертвоприношением.  А  триумфальное  шествие  было  и  красочным,  и  торжественным,  это   хорошо  воспроизведено  во  множестве  исторических  фильмов,  не  стану  повторяться.

 

Чего  в  фильмах  нет – так  это  грубоватых  хохм  и   куплетов-частушек,  которые  было   позволено  выкрикивать  и  зрителям,  и  участникам.  Попали  мне  в  руки  две,  относившиеся,  правда,  к   более  поздним  временам,  к  50-му  году,  и  к  Юлию  Цезарю,  прозванному  «Лысой  тыквой»  за   безволосую  голову  и  знаменитому   неистощимой  любовью  к  прекрасному  полу:  «Римляне,  заприте  жён  и  дочерей – «Лысая  тыква»  у  ваших  дверей!»,  «Лысая  тыква»,  послушай  совет,  римский  народ  не  подскажет  бред:  жён  не  воруй  у  приличных  людей,  в  Риме  полно  отличных  б…й!» – Вот  бы  усатому  Виссарионычу  или  бровеносцу Брежневу  так  крикнули  на  Красной  площади – и  где  бы  очутились?  А  Цезарь  сам  хохотал  от  души. И  нынешний  российский  начальник  пока  что  терпит  грязную  скандёжку  «Путин  Бушу  продал  душу!»  До  поры  до   времени.

 

Короче.  Вроде  бы  царствовало  в  Риме  строгое  политическое  общественное  устройство,  но  при  этом  и  невообразимый  беспорядок,  который  в  конце  концов  всем  осточертел.  По  легенде,   первый  из  «аграриев»  царь  Нума  Помпилий  (Наум,  что  ли?)  еще  в  600-ом  году  до  Христа  ввёл  какой - никакой,  но  постоянный  календарь,  действовавший  до  самого  Цезаря,  то  есть  550  лет,  делил  год  на   12  лунных  месяцев  и   обязывал  жрецов  по  собственному  усмотрению  либо  укорачивать  месяц,  либо  удлинять,  лишь  бы  число  дней  в  году  неизменно  равнялось  365.  А  еще  священнослужители  указывали  дни  праздников  и  вообще   творили  бог  знает  что  с  календарём,  чтобы  угодить  или  насолить  тому  или  иному  государственному  руководителю,  еще  тогда  установив,  что,  коли  чего  дурного  в  результате  их  совета  и  случится,  простой  народ  всё  равно  повесит  шишки  на   первое  лицо – на  царя,  на  президента,  на  генерального  секретаря.  Ох,  велик  соблазн – свинью  подложить!  Наблюдается  во  все  эпохи  повсеместно.

 

Николай  Второй  виноват  в  большевистской  революции.  А  германский  кайзер  Вильгельм,  его  «кузен  дорогой»,  и  дворянин  российский  Ульянов-Ленин  ни  при   чем?  Упомянутый  усатый  дьявол  во  плоти  виноват  в  миллионноголовом  коммунистическом  терроре.  Согласен.  А  под  «Адольфами  Троцкими»  было  бы   лучше?  Горбачев  и  Ельцин  виноваты  в  развале  Союза.  А  что,  составленная  из  лоскутков,  покорённых  мечом  и  кровью  соседних  народов,  московская  империя  не  трещала  по  швам  задолго  до  кремлевской  ссоры  двух  реформаторов,  неприлично  обозванных  «разрушителями»?  Глазки-то  не  закрывайте,  да  и  извилины  не  стоит  себе  выпрямлять!

 

Вот  и  римляне  ссорились.  Даже  из-за  того,  который  час.  Ведь  измеряли  они   часы  на  глазок,  поглядывая  на  солнце  в  небе.  А  первые  солнечные  часы  захватили  у  греков  при  взятии  сицилийского   города  Катания  в  263-м  дохристовом  году,  притащили,  как  и  многое  другое,  к  себе  и  поставили  на  Форуме – центральной  площади.  Но  Сицилия – остров  на  юге  у  самого  сапожьего  носа, а   Катания  по  прямой  на  полтысячи  километров  южнее,  это  на  добрых  три  градуса   солнышко  по  небу  ходит  по  иной  дуге, от  римской  небесной  сильно  отличающейся,  значит,  время  никак  не  совпадало,  катанские  часы  врали   ежечасно,  римляне  злились  до  чертиков,  но  дотумкать,  в  чем  тут  причина – ну  никак  не  могли.  Целый  век  им  на  эту  задачку  потребовался. 

 

Уже  и  болота  осушали,  и  простейшую  канализацию, правда,  для  них – «Великую  клоаку» – построили,  и  здания  немалые  возводили,  и  водопровод-акведуки  провели,  инженерию  этрусскую  освоили,  дороги   проложили,  а  с  начальной  астрономией,  видать,  оплошали.  Зато  когда  чего  праздновали,  дорывались  беспредельно  и  следовали  такому  указанию:  «жри,  гуляй  и  люби,  сколько  хочешь,  только  не  трогай  замужних,  вдов  и  подростков».  Мудрость,  похоже,  и  в  наши  дни   актуальная.

 

Итак,  «польза»  от  привезённых  из  Греции   богини  и  прочих  культовых  принадлежностей  стала  в  Риме  ощущаться  почти   сразу,  что  Катон  мгновенно  засёк  и  принялся  осуждать  на  всех  углах  и  при  любом  случае.  Потому  как  если  раньше  римский  культ  был  строгим,  суровым  и  даже  мрачным,  то   под  влиянием  жизнерадостных  греков,  их  философии,   постоянно  скептического  настроя,   лёгкого   отношения   к  жизни,  общего  неверия  во  всё  и  вся,  вечных  и  очень  верных  сомнений  и  вопросов  по  любому  поводу  религия  в  Риме  быстро  превратилась  в  нечто  весёлое,  если  вообще  не  карнавально-цирковое  и,  хуже  того,  развратно  распущенное.

          

Всего  15  лет  спустя  после  победы  во  Второй   Мировой, простите,  антикарфагеновой  горячей  войне,  в  186-м  году  Сенат  с  изумлением  обнаружил,  что  незаметно-незаметно  народ  пристрастился  к греческому  Дионисию  и  с  восторгом  валил  в  его  храм  ради  жертвоприношений,  которые  так  назывались  чисто  условно,  потому  что  на самом  деле  были  невообразимой  обжираловкой,  повальной  пьянкой  и  свальным  грехом. 


 

Дионисий - бог виноделия и веселья,

оргий, религиозного экстаза

 


И  как  же  удумали  сенаторы  прекратить  это  безобразие?  С  помощью  тогдашних  жандармов  схватили  несколько  тысяч  поклонников  веселого  культа,  кого  казнили,  кого   отправили  за  решетку,  а  Дионисия  напрочь  запретили.  Точь-в-точь  будто  боролись  с  диссидентами  и  антисоветскими  идеями.   Ну,  запретительство  известно,  куда  заводит.

 

И  не  кажется  ли  вам,  что   когда  власть  прибегает  к  полицейскому  насилию,  чтобы   исправить  идеологию  или  улучшить  нравы,  сие  означает  единственное:  эта  идеология  уже  развалилась,  а  нравы испортились  настолько,  что  и  спасать-то  что-либо  абсолютно  бессмысленно?  Но  Катон  был  уверен,  что   словом,  разоблачением,  пригвождением  еще  можно  было  что-то  исправить.  Тем  более,  что  еще  совсем  недавно,  как  ему  казалось,  что  в  дни  его  молодости  и   семейные  устои,  и  воспитание  подрастающих  поколений  сохранялись  в  традиционной  неизменности.

 

Какое  там  балование – детишки  элементарной  ласки  не  видели!  Это  теперь  итальянские  ребята  считаются  самыми  избалованными  в  мире,  а   чрезмерная  родительская  любовь  стала  чуть  ли  не  объектом   насмешек.  А  тогда  какие  лизания–нежности  при  окружающей  жестокости?!  Она  с  родов и  начиналась.  Родившиеся  девчонки  или  хоть  капельку  дефектные  мальчишки  считались  никчёмными  и  ни  за  понюх  табаку  (которого  еще  не  было)  могли  оказаться  за  порогом – всевластный  папаша  имел  неоспоримое  право  вышвырнуть  пищащего  отпрыска-младенца  помирать  в  грязи.

 

Здоровых  же  парней, конечно,  торжественно  показывали  народу  в  надежде  вырастить  рабочие  руки  на  помощь  семье  и  государству  и   ради  ухода  за  родительскими  могилами – иначе  души  беспризорных  предков,  по  поверию,  наверняка  остались  бы  за   райскими  вратами.  А  в  доме – прежде  всего  дисциплина,  как  в  армии,  и  беспрекословное  подчинение  главе  семьи,  отцу,  которому   принадлежало  всё:  имущество,  приданое  жены,  она  сама,  дети.  Этих  он  мог  продать,   как  рабов,  а  жену  убить  и  за  измену,  и  за  малейшую  провинность.

 

Замуж  выходили  после  сговора  между  двумя  отцами  и   заочной  помолвки,  часто    без  участия  будущих  супругов,  но  ради  интересов  родителей,  в  том  числе  и  денежных.  Жениху  лишь   разрешалось  надеть  невесте  кольцо  на  безымянный  палец,  через  который  проходит   «сердечный  нерв».  Брак  был  двоякий:  «с  рукой»  или   «без  руки».  Если   «С»,  то  все  права  на  молодуху  переходили  после  года  сожительства  к  мужу-зятю,  как  к  новому  хозяину  «тёлки»,  если  же  «Без»,  то  права  оставались  у  папаши.

 

Развод  номинально  существовал,  но  первое  упоминание  о  нём  относится  к  середине  третьего  века  до  Христа;  он  даже   полагался  за  женскую  неверность,  а  мужчина  мог  выделывать  всё,  что  вздумается,  тем  более, что  чернявые  дамы  особой  красотой  (тогда!)  не  отличались,  а  желанные  блондинки  были  большой  редкостью,  в  отличие  от  домов  терпимости,  хотя  дурные  наклонности  и  сдерживались  общепринятой  моралью,   постепенно  становившейся   не  столь  уж  и  жёсткой.  В  целом  жизнь  римляне  вели  не  ахти  какую  приятную  по  нашим  понятиям:  с  немалыми  жертвами,  но,  по  общему  свидетельству,  намного  более   здоровую,  чем  та,  что  возникла  от  греческого  влияния,  и  уж  просто  идеальную  по  сравнению  с  действительностью  Римской  империи  после  Рождения  Христа.  Но  об  этом – много  впереди.

 

Женская   доля  была  куда  как  незавидной,  вроде  нынешней  фундаменталистской талибановской.  Себе   женщина  не  принадлежала,  только  мужчине:  отцу,  мужу, брату,  старшему  сыну  или  опекуну,  если  оставалась  вдовой.  Какие-то привязанности  существовали,  но  дом-семья  очень  долго  оставались  твердокаменной скалой,  где  жили  не  живые  существа,  а  вещи-предметы  в  подчинении  у  хозяина:  и  все  названные,  и  внуки,  и  рабы.  Женщин,  правда,  ни  в  гареме,  ни  на отдельной  половине  не  запирали,  называли  почтительно  «домина»,  средний  слог «ми»  много  позже  заменился  на  второе  «н»,  и  всё  вместе  получилось  нынешним «донна»,  именно – Женщина,  которая  тогда  питалась  вместе  с  мужем,  сидя  на колченогом  диванчике,  а  уж  сам-то  он  возлежал  по-барски. 

 

С  поступлением  рабов  хозяйка  домашними  делами  особенно  не  занималась,  обслуги  куда  как  хватало,  а  распоряжаться  и  надзирать  приходилось,  ну  еще  прясть  и  вышивать,  как  видно  на  вазовых  изображениях.  Ни  тебе  чтива,  ни  игральных  карт,  ни  походов   в  театр,  редко  когда  гости–люди  всё  больше  по  конкретным  делам  визиты  наносили  и  при  этом  следовали  сверхточному  церемониалу,  который  надо  было  выучить  и  исполнять  безупречно.  Скукотища да  и  только,  чистая  казарма,  «моя  крепость».  Тут-то  и  росли  сыновья.

 

Учились  поддерживать  огонь  в  очаге;  разглядывали  образочки  на  стенах – «родные  пенаты»,  домашних  духов-покровителей,   которые  и  без  того  постоянно  присутствовали  невидимками  повсюду  вокруг  наравне  с  живыми  членами  семьи,  где  «папа»  был  непререкаемым  авторитетом  и  в  приказаниях,  и  в  наказаниях,  поскольку  всё  было  направлено  на  воспитание  «в  дисциплине»,  в  строгом  следовании  установленным  порядкам,  на  подчинение  законам,  уважение  старших,  особенно  властей,  на  главенство   государства,   на  твердость  в  борьбе  за  его  интересы  вплоть  до  собственной   смерти.

 

В  шесть-семь  лет  отец  начинал  преподавать  ребенку  всего  5  предметов,  как  нарочно  тоже  названных  «дисциплинами»:  чтение,  письмо,  арифметику,  грамматику  и  историю.  Много  десятилетий  прошло,  пока  после  второй  войны  против  Карфагена  стали  кое-кто  из  римлян  приставлять  к  отрокам  учителей  из  рабов  или  вольноотпущенных,  в  основном  греков.  И  в  этом  высококультурный  Катон  учуял  крайнюю  опасность – не  тому  научат  нашу  молодежь!  Отвратят  от  наших  героических  легенд  и  мифов!  Поселят  сомнение  и  неверие!  Извратят  великую  историю,  состоящую  из  свершений  и  побед!  Господи,  Господи,  чьи   сегодняшние  голоса  слышу?!

 

Ни  физкультуры,  ни  врачевания  не  было.  Мускулатуру,   сын,  развивай  в  поле  да  на  огороде,  плугом  и  лопатой,  верховую  езду  сам  осваивай  там  же,  да  марш,  едва  стукнет  16  (это  когда  нынешние  начинают  по  девицам  бегать), – на  десять  лет  в  армию,  закаляйся  и  крепни,  воин  отчизны!  Что  до  болезней  и  лечения – всё  от  владык   небесных:  как  пожелают – так  и  сбудется.  Приберут – значит,  там  тебе  и  место,  выздоровеешь – наказали  за  что-то,  радуйся,  прощённый,  да  спеши  с  отцом  в  Сенат,  в  правительственную  курию,  то  бишь  в  управление  всеми  делами  государства,  на  Форум,  садись  на  скамью,  открывай  глаза  и  уши,  вникай,  парень,  во  все  вопросы  жизни  города  и  страны:  какой  союз  заключать,   какую  войну  завершать  или  затевать,  как  и  чем  ту  или  иную  проблему  решать.

 

Вот  оно – главнейшее  из  римских  воспитаний  и  образований:  вырастали  мужчины  преданными,  упорными,   практичными  государственными  мужами,  подчинялись   жесточайшей  армейской  дисциплине,  при  которой  легче  было  сражаться  и  умереть  в  битве,  чем  жить  ежедневно.  Они  и  умирали  легко  и  непринужденно:  «За  Родину!  За  …»  И  храбрец  Катон  побуждал  их  к  этому,  всенепременно  призывая  к  войне  в  каждом  своем  выступлении  на  любую  тему,  которые  неминуемо  завершал  фразой:  «Что  до  всего  остального,  то  Карфаген  должен  быть  разрушен!»  Чего  добивался?  Отвлечь  римлян  от  Греции  с  ее  вредоносной,  богатой,  просто  роскошной  культурой?  Так  ведь  и  в  юго-западном  Карфагене  она  тоже  была  отнюдь  не  бедной.   Или   вообще   был  таким  ультра-патриотом,  что  всех  прочих  «инородцев»  готов  был  изничтожить?

 

А  вообще  отношения  между  людьми  были  жёсткими.  Стариков,  повторюсь,  уважали,  какие-то  чувства  в  семьях  были,  но  с  пленными  и  рабами  обходились  просто  безжалостно,  тем  более,  что  сами  римляне  уходили  в  иной  мир  до  удивления  непринуждённо  и  не  только в  сражениях.  Власти  и  со  своими-то  согражданами  обходились  куда  как  неласково,  а  с  врагами – так  вообще  предельно  жестоко,  буквально  по-зверски.  Так  утверждают  одни  историки,  а  вот  другие  превозносят,  даже  идеализируют  римлян  той  поры.  Вроде  нынешних:   мол,  коммуно-наци-фашистские  диктаторы  были  великими  вождями – веруют  с   упоением  левые,  а  их  правые  оппоненты  твёрды  в  уверенности,  что  это  были  величайшие  преступные  скоты.

 

Выхватывая  же  по  крохам  разные  свидетельства,  а  также   проглядев  по  диагонали  недавно  выпущенный  двухтомник  всех  дошедших  до  нас  работ  и  речей  «мудрого  цензора-охранителя»,  думаю,  Катон  не  зря  тревожился  из-за  бурного  притока  незаработанных,  развращающих  денег,  и  ему   очень  нравилось  упрощённое  состояние  народных  масс, очень  поверхностных  и  невежественных,  не  жаждавших  ни  свобод,  ни  прав  личности,  и  вовсе  не  рвавшихся  к  искусствам  и  к  наукам.  Это  в  теперешней  Италии,  два  с  половиной  тысячелетия  спустя,  умение  поговорить,  порассуждать,  пофилософствовать,  поспорить,  пошутить,  продемонстрировать  культурную  образованность  выше  среднего  уровня – на  альпийской  высоте,  а  тогда…   Как  сказал  один  умный итальянец,  «Римляне  рождались,  чтобы  завоевать  мир  и  владеть  им,  а  вовсе  не  для  того,  чтобы  понять  его  и  насладиться  им», чему  и  сегодня,  увы,  многие  не  жаждут  научиться  внутри  и  за  пределами  бывшего  великого  государства.   Вы   правы,  это  я  не  про  Италию...

 

А  первые  признаки  богатства  и  роскоши  появились  в  Риме  одновременно  с  началом  той  второй  войны  (218 – 201  г.г. до  Христа)  и  серией  катастрофических  поражений,  каждое  из  которых  стоило  еще  и  колоссальных  денежных  потерь,  так  что  пришлось  прибегать  к  срочным  мерам  экономии  в  виде  суровых  законов  (ясно,  не  для  избранных):  запрета  на  драгоценности,  на  богатые  наряды  и  на  дорогое  питание.  Вместо  последнего  предлагалась  «здоровая  диета»:  хлеб,  мёд,  маслины  и  сыр  на  завтрак,  хлеб,  фрукты,  овощи  на  обед,  оно  же  и  на  ужин.  Если  вино – то  разведённое  водой,  если  рыба  или  мясо – то  их  могли  себе  позволить  лишь  богатенькие  горожане.

 

Они  же  первыми  и  отреагировали  на  уже  названные,  привезённые  из  Греции  новшества:  театр,  литературу,  скульптуру,  крамольно  разрушительные  философские  идеи,   целиком  на  отношение  к  жизни.  Появились  спектакли,  особенно  комедии  по  образцу  эллинских  сатирических,  родились  домашние  салоны,  отменные  художественные  галереи.  Образованные  пленные – грамматики-ректоры – пооткрывали  школы,  были  наняты  педагогами  в  состоятельные  семьи.  Три  афинских  философа  выступали  с  лекциями  и  громогласно  вещали:  «Богов  не  существует!» – Катон  в  ужасе  потребовал  от  Сената  выслать  всех  троих  назад  на  их  безбожную  родину. 

 

Заседание Сената. Древний Рим


Но  все  его  призывы,  что  разоблачительные,  что  юмористические,  что  даже  саркастические,  остались втуне.  Публика  подхватила  восторг  перед  легкими  мыслями,  перед  красотами,  перед  утончёнными  манерами,  перед  всем  тем,  что  казалось   Катону  вредной  мишурой,  но  оказывало   гигантское  влияние.  Упадок,  упадок!

 

И  убедившись,  что  плетью  обуха  не  перешибёшь,  что   «народ  заражён  гибельной  инфекцией»,  он  сдался.  И  ушёл  из  этого  мира,  когда   следующий  Сципион,  внук  предыдущего,  готовился  последовать   катонову  завету  «разрушить  Карфаген»,  что  было  и  бессмысленно,  и  бесперспективно,  потому  как  римский  народ  уже  думал  не  о  судьбах  мира,  а  устремился  исключительно  к   его  порокам:  к  безнравственности,  индивидуализму,  к  безудержному  накопительству  и  хвастовству  богатством,  к  поглощению  «удовольствий»…  Так  ведь  приятно,  особливо – последнее?





<< Назад | Прочтено: 184 | Автор: Розин Б. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы