RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Login

Passwort oder Login falsch

Geben Sie Ihre E-Mail an, die Sie bei der Registrierung angegeben haben und wir senden Ihnen ein neues Passwort zu.



 Mit dem Konto aus den sozialen Netzwerken


Темы


Memories

Михаил Гаузнер


 МЫ И НАШИ ПЕРВЫЕ ПОТЕРИ

После возвращения из эвакуации я поступил в седьмой класс одной из одесских мужских школ (тогда обучение было раздельным). Мы никогда не делали различий ни по имущественному, ни по престижному, ни по национальному признаку. Важно было только, нормальный ты парень или нет, интересно с тобой либо ты зануда, не задираешь ли нос, готов ли поделиться тем, что у тебя есть,  помочь  не напоказ, а просто так,  и самое главное – верен ли ты нашему мальчишескому братству (хотя такие высокие слова нам, конечно,   не пришло бы в голову употреблять).  Если сбегали с уроков в кино на новый фильм, то шли все – и прогульщики (любители «проказёнить», как это тогда называлось), и активисты, и отличники, если даже они не одобряли этот коллективный поступок.  И отвечали за это все вместе.

 Мы были очень разными. Одни увлекались спортом, другие – поэзией; одни активно и с удовольствием участвовали в силовых мальчишеских разборках в школе и за её пределами, другие предпочитали задушевные беседы с попытками решить для себя вопросы, над которыми бьются и будут биться многие поколения юношей 14-16 лет. Но при этом понятие «наш» было первостепенным.

Когда умер отец одноклассника, мы всем классом отпросились (сами!) с уроков и пошли на похороны. А один из нас воспользовался неожиданной возможностью заняться своими делами и на похоронах не был. На следующий день мы коллективно обсуждали варианты его наказания, первым из которых был самый простой и естественный – отлупить (или, на нашем языке, «отметелить»); рассматривались и другие.

Я предложил ранее неизвестный большинству способ – бойкот, который потребовалось терпеливо народу разъяснять, и после некоторых колебаний он был принят. Думаю, что этот выбор во многом объяснялся его необычностью и некоторой экзотикой. Объект бойкота уже через несколько дней не выдержал и стал просить: «Ребята, я всё понял. Ну отметельте меня, только не молчите!» Но мы увлеклись этой жестокой игрой и были непреклонны.

Конечно, так нужно было бы вести себя лишь какое-то время и потом это наказание прекратить, но 15-летние ребята не знали меры. Только через пару месяцев, во время экзамена по математике, когда наш отверженный  явно «горел», кто-то не выдержал его умоляющего взгляда и кинул «шпору» (шпаргалку); после этого по молчаливому согласию общение восстановилось.

Наш класс был необычным. Впервые мы почувствовали желание собраться только через 20 лет после окончания школы. Потом эти  сборы стали традиционными; раз в пять лет мы съезжались из разных городов (а потом – из разных стран) и получали огромное удовольствие от общения. Только это уже делает наш класс уникальным.  Но ещё важнее, что мы  и в промежутках между сборами много лет не  теряли связи друг с другом  и, если нужно,  приходили на помощь, порой очень существенную,  а иногда и жизненно необходимую.

Мой одноклассник Алик Чайка был спокойным, доброжелательным, общительным парнем. Родители умерли во время войны, и его вместе с младшей сестрой воспитывали бездетные тётя и дядя, отставной моряк. Достаток в семье был, видимо, совсем небольшим, как и у очень многих тогдашних семей.

Несмотря на средние способности, учился Алик неплохо, без смущения обращался за помощью, не ограничивался списыванием (это у нас не считалось постыдным) и обязательно старался потом сам разобраться. Вместе со всеми нами несколько раз в год охотно участвовал в решении наборов из нескольких десятков задач по математике, задаваемых сверх программы («эшелонов», как образно называл их наш математик Арон Евсеевич Рашковский, учитель «от Бога), и постепенно стал неплохо с ними справляться. 



Алик Чайка


Конечно, его отношение к учёбе нельзя было назвать увлечённым. Просто Алик понимал, что для продолжения образования нужны знания,  и в меру своих сил старался их получить; впрочем, это в большей или меньшей степени относилось ко всем нам. А увлечения у него были совсем другие, и даже не одно, а два.

Первым была игра на баяне. Не помню, учился ли он в музыкальной школе, но играл вполне прилично, охотно и безотказно. Однажды  мы почему-то решили организовать в нашем классе хор. Можете представить себе полтора десятка мальчишек - восьмиклассников, которые заинтересовались этим сами, без давления со стороны учителей? Алик стал в нём аккомпаниатором, а руководителем и практически единственным солистом хора – я, не знавший нот и абсолютным слухом отнюдь не обладавший. Понятно, что значение  Алика трудно было переоценить. Занимались мы этим с удовольствием, получали какие-то места на конкурсах и даже выступали перед взрослой публикой в Доме учёных.

Вторым увлечением, владевшим Аликом безраздельно, был  мотоцикл. Естественно, что о собственном «железном коне» он и мечтать не мог, зато мотоцикл был у его соседа по дому. Алик с удовольствием выполнял любую связанную с ним работу – мыл, участвовал в обслуживании и ремонтах, заводил «с ходу», если барахлил стартер. Иногда владелец мотоцикла давал Алику прокатиться. Нужно было видеть лицо нашего товарища в эти минуты! Казалось, более  счастливого человека нет на свете.

Понимая, что приёмные родители не смогут содержать его ещё пять лет (ведь была ещё сестра), Алик решил после школы стать офицером и успешно поступил в Харьковское военное авиационно-техническое  училище.

После его окончания молодой лейтенант получил назначение в авиаполк в Мелитополе. Часть офицерской зарплаты он  сразу начал откладывать. Приехав к приёмным родителям в свой первый отпуск, Алик привёз им дефицитную и самую совершенную для того времени радиолу – подарок очень дорогой не только в буквальном, но, в первую очередь, в человеческом смысле. А сестре купил аккордеон – вещь для музыкальной девочки из скромной семьи тоже практически недосягаемую, хоть и очень желанную.

Вскоре Алик женился. Так как об оплате жилья и одежды офицеру заботиться не было нужно, через некоторое время он смог осуществить свою заветную мечту – приобрел мотоцикл. В том году мы с ним не виделись, но я уверен, что он был счастлив.

Это увлечение юности и сыграло свою роковую роль. Однажды мотоцикл, на котором ехали Алик с женой, сбил грузовик, и они оба погибли. Рассказывали, что в то утро был очень сильный туман, и водитель их не увидел. Вот такая злая насмешка судьбы – Алик, рискуя жизнью, летал на военном самолёте, а погиб на своём любимом детище на земле …

Похоронили Александра Чайку и его жену в Одессе. Военное ведомство установило на его могиле большой памятник из чёрного гранита, на котором всё было выгравировано – и фамилия, и капитанское звание (всего за 4 года службы), и оба их фото, и даже контур самолёта. Вот только Алика – улыбчивого, доброжелательного, которого все любили, уже не было. Это была первая потеря среди нас.  Когда мы впервые собрались, то всем классом долго стояли перед этим памятником.

Вторым покинул нас Миша Лерман. Это был полный мальчик с тёмными, как спелые маслины, глазами. Всё в нём было кругленькое – и лицо, и туловище. Он был похож на румяный пончик; его так и звали – Поня, и он откликался, не обижаясь (или не показывая обиды). Миша окончил строительный институт и работал начальником цеха на заводе железобетонных изделий. Во время нашего первого сбора это был добродушный, веселый, лёгкий в общении  молодой мужчина, внешне мало изменившийся – такой же Поня, только ставший старше на тридцать с лишним лет. И, конечно, никто не вспоминал, что именно он был объектом того жестокого бойкота.


 Миша Лерман


Через три года Миша перенёс на ногах грипп – поступок неразумный, но достаточно распространённый среди заводских руководителей среднего звена. Здоровье начальника цеха никого из высокого начальства не интересовало – ведь Его Величество План надо было выполнять обязательно, и обеспечивай его как хочешь; не можешь ты, сможет другой.

После гриппа Миша получил осложнение – серьёзное заболевание сердца. Узнав об очередной нашей встрече, он с сожалением сказал, что участвовать не сможет, т.к. из-за сильной одышки ходит с трудом.  Я еле уговорил его прийти и недолго посидеть с ребятами в классе на первом этаже, и он соблазнился.

Продолжение вечера было запланировано  в ресторане на третьем этаже  Морского вокзала, и  изменить это было уже поздно.  Мы понимали, что пройти несколько кварталов, спуститься по Потёмкинской лестнице и преодолеть пешком путь от Приморской улицы до входа в здание вокзала для него нереально. Поэтому  договорились, что один из нас, шофер такси, приедет на встречу на машине, отвезет туда Мишу, а потом передаст на несколько часов машину сменщику, который после застолья доставит Мишу домой.

Теперь нужно было во время встречи в школе уговорить Мишу поехать в ресторан. Ему, конечно, очень хотелось, и после долгих  колебаний и опасений он согласился. Помню, как мы с ним вдвоём очень медленно поднимались по лестнице внутри здания Морвокзала.  После каждого десятка ступеней мы останавливались, и я рассказывал о чём-то, вроде бы очень срочном, давая ему отдышаться. Миша, видимо, всё понимал и мне подыгрывал. Весь вечер в ресторане он наслаждался праздничной обстановкой, общением, хорошим столом и даже минуту-полторы  протанцевал медленное танго с кем-то из наших жён.

На второй день мы собрались на даче одного из нас. Теплый майский день, зеленая лужайка, приморский воздух, раскованная приятная обстановка. Он, раздетый  до пояса, стоял около мангала, нанизывая мясо на шампуры, увлечённо наблюдал за азартной игрой ребят в пинг-понг и был совершенно раскован. Лицо Миши было таким счастливым!

Усилиями нашего одноклассника Марка Волошина в киевском Институте кардиохирургии на сентябрь была назначена операция на Мишином сердце. Но в конце июня у Миши начался отёк лёгких, состояние стремительно ухудшалось, и спасти его не удалось. По словам его жены, он незадолго до ухода, находясь в полном сознании, говорил о нашей последней встрече как об одном из самых ярких событий из тех, память о которых он уносит с собой. Такой была наша вторая потеря.

Потом этих потерь становилось всё больше. Сейчас около половины из нас уже нет. Конечно, это грустно. С другой стороны, относиться к этому можно по-разному. Ведь глядя на стакан, наполовину заполненный драгоценной влагой, одни удручённо говорят: «К сожалению,  он уже наполовину пуст», а другие – с оптимизмом: «Но ведь он ещё наполовину полный!».

 И этот важный выбор каждый должен делать сам.





<< Zurück | Gelesen: 365 | Autor: Гаузнер М. |



Kommentare (0)
  • Die Administration der Seite partner-inform.de übernimmt keine Verantwortung für die verwendete Video- und Bildmateriale im Bereich Blogs, soweit diese Blogs von privaten Nutzern erstellt und publiziert werden.
    Die Nutzerinnen und Nutzer sind für die von ihnen publizierten Beiträge selbst verantwortlich


    Es können nur registrierte Benutzer des Portals einen Kommentar hinterlassen.

    Zur Anmeldung >>

dlt_comment?


dlt_comment_hinweis

Autoren