RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Login

Passwort oder Login falsch

Geben Sie Ihre E-Mail an, die Sie bei der Registrierung angegeben haben und wir senden Ihnen ein neues Passwort zu.



 Mit dem Konto aus den sozialen Netzwerken


Темы


Memories

Анатолий Марголиус

 

Мои воспоминания 

(продолжение)

 

Детство.

Ходики, патефон, репродуктор.

 

Я родился дома в нашей квартире в городе Днепропетровске по улице Бородинской, а не в роддоме. Мой папа был врач и не захотел везти жену в роддом. Мама мне рассказывала, что при рождении я весил 4,5 кг и имел очень хороший аппетит, а когда через год она решила отлучить меня от груди, то я успешно воспротивился этому. К этому времени я уже самостоятельно ходил. Если мама сидела, я подставлял скамеечку, взбирался к маме на руки, расстёгивал платье и самостоятельно питался. Чтобы отлучить меня,  мама пыталась прятать под платьем одёжную щётку, но на меня это не действовало: я вытаскивал щётку и выбрасывал. Я понимаю, что мама не очень сильно настаивала на своём решении. Таким образом я питался грудным молоком до 1,5 лет Мои первые воспоминания  относятся к четырёхлетнему  возрасту, когда мы всей семьёй – мама, папа, старший брат Юра и я - поехали отдыхать в Бердянск. Юра был на четыре года старше меня. Я помню, как к берегу подплывали лодки, и рыбаки высыпали на песок большие кучи рыбы—эти кучи были выше меня. Рыбы были  разных пород. Мне запомнилась камбала—совсем плоская, сверху чёрная, а снизу белая  Следующее воспоминание — как я тяжело болел дизентерией. Было лето, я лежал на раскладушке во дворе, и мне ничего нельзя было есть. Причина болезни была в том, что я объелся шелковицей. Большая шелковица росла у нас в углу двора.  Как только я научился лазить по деревьям — это было лето 1939 или 1940 года — я забрался на эту шелковицу  и съел много ягод. Второй раз я болел, когда простудился, и мне давали таблетки красного стрептоцида. Потом красный стрептоцид посчитали вредным и перестали производить. Ещё помню, как   однажды зимой  я залез в снежный сугроб и какое-то время там лежал. Вечером у меня  шея перестала поворачиваться  и сильно болела. Срочно позвали мамину сестру тётю Раю, она подержала свои руки на больном месте, и через короткое время боль прошла. Нужно отметить, что Рая  всегда оказывала на меня магическое воздействие — и не только в случае болезни, но и при любых жизненных осложнениях. У меня с Раей всегда были особые отношения, в 1945 году я был даже вписан в её паспорт как сын ( об этом я напишу ниже) Кстати, своих тёток мы с Юрой всегда называли просто по имени, причём сокращённо: Рая—Ра. Маму называли Ма. Меня Рая всегда называла Толюсик, Юру – Юрасик.

 Помню, как меня купали в раннем детстве. Ванной комнаты у нас не было, как её не было у большинства населения. В доме не было воды, туалет был во дворе.  Воду для купания носили вёдрами из дворовой водоразборной колонки и грели в ведре на печке. Рядом с печкой ставили табуретку, а на неё большую миску. Тёплую воду наливали в миску, мама своим локтем проверяла температуру воды. Если температура была подходящей, меня туда сажали, и мама тщательно меня драила. В это время папа держал развёрнутое одеяло возле печки, чтобы оно нагрелось. После купания меня укладывали в кровать и укрывали нагретым одеялом. Когда я стал постарше и в миску уже не помещался, то старался мыться сам. Маму качество моего мытья не удовлетворяло. Она говорила, что помоет мне только шею, но фактически мыла меня всего. Впоследствии выражение «помыть только шею» у нас с мамой стало условной фразой, означающей «сделать гораздо больше, чем говорить». После возвращения в Днепропетровск из эвакуации, когда я учился в 5 -6 классе, я вместе с Юрой ходил в общественную баню.

Моя самая первая игрушка, которую я помню – большой белый заяц, слегка потрёпанный. Позже было две любимые игрушки—заводной танк и маленькая машина. Танк легко въезжал по наклонной  доске, которая лежала одним концом на полу, а другим – на стуле.  Заводная машинка доезжала до края стола, самостоятельно поворачивала , ехала до следующего края и снова поворачивала. Меня интересовало, почему так происходит. Оказывается, в машине было дополнительное колесо, расположенное поперёк. Именно это колесо поворачивало машину, когда передние колёса съезжали со стола.

В 1939 или 1940 г. к нам из Харькова приехал мой двоюродный брат Изя Марголиус со своей мамой. Они мне подарили светофор, в котором включались разноцветные лампочки, как в настоящем светофоре. Это была моя самая ценная игрушка. Юре как-то подарили складной ножик. Ножик—это мечта каждого мальчишки. Я немного подержал нож и не захотел его отдать. Получилось так, что Юра схватил нож за рукоятку, а я попытался схватить за лезвие, и нож глубоко вонзился в левую руку. Меня сразу повели в аптеку (она была очень близко), где руку перевязали. Шрам от этого пореза виден до сих пор. Потом папа и мне подарил ножик.  Я любил  обстругивать палочки и что-нибудь вырезать. Если я строгал в коридоре, а не во дворе, то бабушка была этим  недовольна и сразу говорила, что стружка попала ей   в  глаз, даже если в это время она находилась в своей комнате.  Большую часть дня я проводил во дворе в играх со сверстниками. Моя одежда при этом буквально «горела». Бабушке приходилось всё время что-то зашивать. Вообще чаще всего с Юрой и со мной была бабушка, которая  обладала достаточным терпением и, конечно, баловала нас. Мама была более строгой. Как-то я очень долго был во дворе, и мама несколько раз выходила и звала меня поесть. Наконец я прибежал домой, под маминым нажимом вымыл руки и заявил, что не хочу есть суп, который уже стоял на столе. Мама предложила выпить сырое яйцо. Сырые яйца я очень не любил. Тогда мама сварила яйцо всмятку и перемешала его на блюдце с кусочками хлеба.   Я тоже отказался , так как торопился скорее убежать во двор.  Мамино терпение лопнуло, и  всё содержимое блюдца оказалось у меня на голове. Мама рассказывала, что это был единственный случай, когда я капризничал. Тем более, что вскоре началась война и о капризах из-за еды не могло быть и речи.

С 1928 года наша семья жила в Днепропетровске по ул. Бородинской дом 15  и арендовала одну большую комнату, одну маленькую (в которой жила бабушка) и коридор. Бабушкина комната тоже фактически была коридором, ведущим во двор. Водопровод и туалет были во дворе. В комнате стояла большая кровать родителей, на которой я родился, и маленькая кровать Юры. На чём спал я, не помню. Вначале я точно спал рядом с мамой. И я хорошо помню, что летом, когда   ночью было душно, мы спали на полу. На полу укладывли какие-то подстилки, расстилали  одеяла, под голову – подушки, и спали, не укрываясь. Мне это очень нравилось:  было как-то необычно, все были рядом, можно было до сна поиграть, пообщаться.

 

До революции город Днепропетровск назывался Екатеринослав.

Так выглядел перекресток улицы Садовой и пр. К-Маркса

 

Посреди нашей комнаты был большой старинный раздвижной стол с толстыми квадратными ножками, украшенными красивой резьбой. Когда у нас появился котёнок, то эта резьба потеряла свою привлекательность, так как была сильно поцарапана кошачьими когтями. В комнате было два больших окна со ставнями, расположенными с внутренней стороны. Днём ставни складывались гармошкой в боковых нишах. Зимой для теплоты устанавливали вторые рамы. Двери были очень высокие с резными филёнками. Дверные  и  оконные ручки были покрыты латунью. В большой комнате была печка, которую топили  дровами и углём. Стена возле печки была выложена большими белыми кафельными плитками. В кафель была вделана бронзовая дверца для чистки сажи, а под самым потолком – вентиляционная решётка, тоже бронзовая. За этой решёткой виднелись лопасти вентилятора. Уже  после возвращения из эвакуации после войны я специально заглянул туда  и убедился, что этот вентилятор не имел двигателя, т.е. должен был крутиться за счёт движения тёплого воздуха.

Дом принадлежал   армянской семье. Четыре  человека имели фамилию Симонян и двое - Закарян. У них было трое детей, все старше меня: Тамара, Павлик и Иосиф, который впоследствии поменял имя и стал Петей. Наши хозяева широко отмечали дни рождения и другие праздники. Приходили гости, несколько человек играло на музыкальных инструментах. Проигрывателей с усилителями и магнитофонов тогда не было. Хозяин – дядя Серёжа - всегда танцевал армянские народные танцы. На поясе у него висел кинжал, на ногах были мягкие сапоги. Иногда он брал два кинжала и во время танца жонглировал ими.

В нашем дворе был ещё один дом, в котором жило две семьи, в том числе дети моего возраста — Вова Миклашевич и Тала. Соседний двор №17 был заселён многочисленными русскими,  украинскими и еврейскими семьями. В других домах на нашей улице жило ещё несколько армянских семей. Вообще наша улица была интернациональной: у нас жили русские, украинцы, армяне, евреи, поляки. Впоследствии я узнал, что в городе жило довольно много испанцев, которых привезли после испанских событий 1936-1939 годов. Жители разговаривали в основном по-русски, но употребляли много украинских слов, и говор был мягкий, украинский. У нас со всеми соседями были хорошие отношения. Летом большую часть времени дети и домохозяйки проводили во дворе. Дети придумывали различные игры и ни секунды не находились в покое. Хозяйки во дворе стирали бельё: это было удобно, так как колонка с водой была во дворе (стиральных машин и водопровода в доме у нас тогда не было). На подставках из кирпичей  устанавливали выварку, вмещавшую 2-3 ведра воды, укладывали туда бельё, снизу  разводили огонь сыпали в выварку натёртое на тёрке хозяйственное мыло - стирального порошка  ещё не существовало. На значительной части двора были натянуты верёвки для сушки белья. После сушки  бельё обрабатывали рубелем и каталкой. Рубель – это изогнутая доска шириной сантиметров 10 и  толщиной сатиметра 3-4, на выпуклой стороне которого выпилены зубья высотой 1 см. С одного конца имеется ручка. Каталка – это деревянный цилиндр диаметром до 5см и длиной около 1 м. Бельё туго наматывают на каталку , кладут на стол и многократно прокатывают рубелем. После этого льняное бельё становится довольно гладким, так что его можно не гладить утюгом. Тонкое бельё гладили утюгом, который нагревали на плите или на примусе. Если бельё висело во дворе поздно вечером, то на него нередко садились летучие мыши, которые вечером вылетали на охоту за мошками. Иногда они так крепко вцеплялись в бельё, что потом не могли отцепиться, и их можно было брать руками.

 Женщины во дворах также выбивали пыль из подстилок, варили варенье, обсуждали семейные проблемы, следили за детьми. Варенье варили в большом медном тазу. Хотя таз называли медным, но фактически он был латунный. Этот таз был предметом гордости каждой хозяйки: его жёлтая поверхность должна была сиять, как солнце. Таз чистили тряпочкой с порошком, натёртым из красного кирпича.И мама, и папа были большими аккуратистами: мама каждый день давала папе чистую глаженую рубашку, поэтому стирать  приходилось часто.

  Я помню, что  летом у мамы  лицо и руки  быстро загорали во время работы во дворе. Мужчины летом во дворе играли в домино и обсуждали новости. Иногда при особенно жаркой погоде люди ночью спали во дворах. Когда  я заболел коклюшем, то целый день лежал   во дворе на раскладушке.

 Окна  нашей большой комнаты и входная дверь с крыльцом выходили на Бородинскую улицу. Дом был построен задолго до революции, поэтому всё было сделано основательно. Высота комнат больше 3 метров, двери высокие, с фигурными филёнками, дверные и оконные петли, замки и ручки покрыты слоем латуни. Рядом с входной дверью в бронзовом гнезде находилась большая бронзовая груша; если за эту грушу дёрнуть, то звенит звонок в коридоре. При взгляде на ключ от входной  двери казалось, что это ключ от средневековой крепости: длина ключа была сантиметров 15, он был толстый и очень тяжёлый. Окна закрывались ставнями, расположенными со стороны комнаты. В открытом состоянии ставни складывались в виде гармошки и утапливались в специальные ниши.  Рядом с нашим домом была  расположена средняя школа №78, в которой до войны учился Юра. Ученики младших классов знали про наш  звонок и им доставляло большое удовольствие подняться на крыльцо, дёрнуть за грушу, быстро убежать и издали наблюдать, как кто-то выглядывает  из двери. Бородинская улица довольно широкая, так как посреди улицы расположен бульвар с двумя рядами больших деревьев. Зимой после оттепели и последующего мороза бульвар превращался в каток, на котором дети катались на коньках. У меня были коньки  «снегурочки», которые можно было прикручивать к простым ботинкам.  По обе стороны бульвара – две полосы дороги с односторонним движением. Дорога вымощена булыжником. Рядом с домами  – тротуары, возле нашего дома и возле  расположенной рядом школы №78 тротуар асфальтирован, дальше – вымощен камнем. Многие ребята сами делали самокаты и катались на заасфальтированном участке тротуара, т.е. прямо под нашими окнами. В качестве колёс в самокатах использовали шарикоподшипники, которые при движении сильно шумели. Бабушка пыталась ребят прогнать от наших окон, но безуспешно .                     

Несколько раз в год на улице раздавался громкий голос: «Точить ножи-ножницы, точить ножи-ножницы! Мужчинам бритвы точим, женщинам паяем!». Это  по улице проходил точильщик. Кто-нибудь выходил на улицу и зазывал точильщика во двор. На плече у него был большой точильный станок с ножным приводом, в руке тяжёлая сумка с  приспособлениями для пайки посуды. Все дети сбегались посмотреть интересное зрелище. Женщины приносили затупившиеся ножницы, кухонные ножи, ножи от мясорубок, прохудившиеся  тазики, кастрюли, чайники. (Посуду из нержавеющей стали в то время не выпускали.) Мастер устанавливал на земле своё оборудование, затем, нажимая на педаль, раскручивал шлифовальные камни, и начиналась работа. Шлифовальных камней на станке было несколько: для грубой и для тонкой обработки. Во время работы мастер не молчал, из него так и сыпались шутки, занимательные истории. Для пайки дырявой посуды мастер предварительно обрабатывал края отверстия наждачной бумагой, а затем - кислотой, разжигал паяльную лампу и оловом запаивал отверстие. На большую дырку напаивал металлическую заплатку. Все работы он выполнял очень качественно и быстро. Хозяйки были довольны,так как новые кастрюли стоили дорого и в продаже появлялись редко.  Я стоял возле мастера, пока он не уходил. Мне было интересно.

Однажды незадолго до начала войны  по нашей улице проехало несколько танков. При движении по булыжной мостовой танки издавали ужасный лязг и грохот. Почти  все жители выскочили на улицу. Особенно большое  впечатление танки произвели на нас, детей. Несколько дней после этого  мы только об этом  и говорили. Впечатление о мчащихся танках навсегда осталось в моей памяти. Спустя много лет мне довелось  изучать  устройство  и  самому управлять  танком.  При этом, естественно, всплывали детские воспоминания о том, как я впервые увидел танки.

В детстве я очень боялся щекотки, особенно я не выдерживал, когда меня стригли. Меня водили стричь в парикмахерскую напротив Раиного дома. Я помню,  как  однажды я так  сильно дёргался , что  парикмахер смог постричь только половину головы и отказался  дальше иметь со мной дело. Так я и ходил некоторое время с наполовину постриженной головой. Я запомнил фамилию этого парикмахера – Зискинд.

На нашей входной двери с внутренней стороны был прибит лист железа. Как мне рассказывала мама, в 1937 году какие-то бандиты ночью решили забраться в наш дом и пытались выломать филёнку из входной двери. Они не учли прочность старинной двери и чуткий сон моей бабушки. Бабушка разбудила моих родителей, они открыли дверь, ведущую к хозяевам дома, и позвали хозяина дядю Серёжу. У него было ружьё, и он выстрелил в дверь. Бандиты убежали. На повреждённый участок двери на следующий день прибили лист железа.

У нас дома первые часы появились примерно в 1937 году. Это были настенные часы-ходики, которые нужно было заводить, подтягивая гирю. По мере износа часового механизма на гирю нужно было прицеплять дополнительный груз.  Время также можно было  узнавать, слушая передачи городской радиотрансляционной сети.  В 1939 году в Москве открылась Всесоюзная сельскохозяйственная выставка – ВСХВ- и в первые дни работы выставки там продавали дефицитные товары. Отец в это время  был в Москве в командировке и смог купить карманные часы  Московского часового завода. Этот завод тогда только был построен, и часы впервые появились в продаже. Они служили без ремонта больше 20 лет и сейчас хранятся у меня.

Было ещё одно техническое устройство – патефон с пластинками. Я помню три из них. На одной  детская актриса Рина Зелёная читает стихи. На другой Утёсов поёт песню «Всё хорошо, прекрасная маркиза», и пластинка с рассказом Чехова  «Лошадиная фамилия».

На нашей улице было несколько голубятников – это были подростки и взрослые, которые  разводили и тренировали голубей. В предвоенные и первые послевоенные годы это было широко распространённое увлечение. Для этого нужно было соорудить во дворе голубятню – большую деревянную будку, установленную на 4 столбах высотой 3-4 метра. В будке была дверца, в которую согнувшись мог войти человек, а над дверцей –  люк для голубей, закрывающийся решёткой.  Дверца обязательно запиралась на замок,так как голубей могли украсть. Внутри голубятни были укреплены насесты для голубей, а на полу стояли кормушки с зерном и миски с водой. Рядом с голубятней обычно стоял длинный шест с тряпкой, которым гоняли голубей, а также открывали и закрывали решётку для вылета голубей. Голубей можно было покупать и продавать, они довольно дорого стоили.Голуби хорошо знали, где находится их голубятня, и всегда туда возвращались. Но если они встречали другую большую стаю, то могли улететь вместе с ними в чужую голубятню, а владелец этой стаи мог запереть их в своей голубятне. Хозяин маленькой стаи должен был вести с похитителем дипломатические переговоры. Иногда голубей возвращали бесплатно, а иногда нужно было платить. Существовало много пород голубей, некоторые выглядели очень необычно. Я помню несколько названий: дутыши, сизари, турманы. Разные породы ценились по-разному. Голуби разных пород отличались внешним видом и манерой полёта. Голубятники могли различать их в воздухе на большом расстоянии.

 В конце 1939 году началась война с Финляндией. Отца мобилизовали и, как врача, отправили на фронт. Военные действия довольно быстро закончились, отец вернулся домой и привёз трофеи: 2 пистолета. Один пистолет был маленький, дамский, а другой большой. Увидев такие трофеи, мама очень испугалась. На следующий день оружие исчезло. Позже я узнал, что мама выбросила пистолеты в дворовой туалет. Я вспоминаю один эпизод, связанный с этим туалетом. Там водились крысы. У нас во дворе жили две собаки – Тузик и Бобик. Они ловили крыс, причём у них существовало разделение труда. Тузик заходил в туалет и громко лаял. Крысы оттуда выскакивали, а снаружи их ожидал в засаде Бобик. Он их хватал зубами и давил. Поймав несколько крыс, собаки их складывали рядышком и шли звать хозяев. Крыс собаки не ели, они только гордо прохаживались мимо своих трофеев.

 У нас дома жил красивый серый котёнок. Я любил с ним играть, и поэтому всегда был расцарапанный. Любимым  моим  развлечением было привязать на хвост котёнку тряпочку, после чего котёнок начинал быстро крутиться, пытаясь зубами её ухватить. Котёнок на меня не обижался, по-моему, ему тоже нравилось такое развлечение. Во всяком случае, он сам ко мне подбегал. Бабушка часто ходила на базар, который был на расстоянии трёх кварталов, и всегда приносила для котёнка небольшую рыбёшку. Как только бабушка уходила, котёнок усаживался на крыльце и, не отводя взгляда, смотрел в сторону базара. Когда бабушка выходила с базара, я её ещё не видел из-за деревьев, а котёнок уже мчался ей навстречу и получал свою рыбу.

Как всех мальчишек меня привлекала военная тема. До войны детские игрушки в виде оружия почти не выпускались, и вообще игрушек было мало. Ребята сами мастерили деревянные пистолеты и винтовки. В то время  я часто распевал свою любимую песню про командира отряда Щорса:

 

Шёл  отряд  по  бережку,

шёл  издалека,

Шёл  под  красным  знаменем

командир полка.

 

Хлопцы, чьи вы будете,

кто вас в бой ведёт,

Кто под красным знаменем

раненый идёт?

 

Мы сыны крестьянские,

мы за новый мир,

Щорс идёт под знаменем,

красный командир.

 

Я помню стихотворение про Днепрогэс, которая тогда только была построена:

 

Человек сказал Днепру-

я стеной тебя запру,

Ты с вершины будешь прыгать

и машины будешь двигать.

 

Мой отец в 1928 году окончил Днепропетровский медицинский институт и работал на областной санитарно-эпидемиологической станции. Его работа была связана с частыми поездками по области. В довоенные годы почти все продукты питания были дефицитны, а отец мог продукты покупать в сёлах. Я помню, у нас в большой эмалированной кастрюле литров на 5 хранился запас перетопленного сливочного масла. Холодильников тогда не было, а в перетопленном виде масло сохраняется   долго.

    В выходные дни вся семья собиралась вместе за обеденным столом. На первое часто был украинский борщ, а летом – холодный борщ. И мама, и бабушка варили очень вкусные борщи. На второе я всегда любил картофельное пюре. Для меня пюре было не просто едой, а ещё и интересной игрой. Я строил из него дома, горы, крепости, прокапывыл под горой тоннели, строил мосты. Летом центральное место на столе частенько занимал большой полосатый арбуз, установленный на блюде. Папа сначала отрезал от арбуза верхний и нижний кружочки, а затем аккуратно разрезал его на одинаковые дольки (скибки по-украински) так, что сердцевина, где не было косточек, оставалась целой и делилась между мной и Юрой. Должен заметить, что мне больше  нравились боковые дольки, в которые можно вгрызаться так, что всё лицо оказывалось вымазано арбузным соком. Я не любил, когда для меня арбуз нарезали кусочками, которые можно было просто класть в рот.

Когда отец возвращался  домой, то часто у него с собой были  различные приборы, связанные с его работой. Я запомнил вертушку—анемометр, прибор для измерения скорости потока воздуха, а также различные термометры. Папа вечером читал газету, а я становился на стул с противоположной стороны стола и тоже пытался читать, а он мне показывал буквы. Так я научился читать буквы – вверх ногами. Тогда же – лет в 5 – я научился считать. Самое большое число, которое я знал, было 150. Причём до этого числа я научился считать как-то сразу. Если я хотел сказать о чём-то очень большом, то говорил: «150 или больше!»                                                                   

 Отец меня никогда не наказывал. Единственный раз он стукнул меня за дело.  У  родителей была никелированная кровать, украшенная металлическими шишками, о которой я уже писал. По словам мамы, на этой кровати она меня и рожала. Я отвинтил одну шишку и, бросая её, случайно попал отцу в голову. Видимо, ему было очень больно. Вот тогда я и был наказан.

Как-то во время грозы я спросил, отчего получается гром. Папа нашёл самое простое объяснение для пятилетнего ребёнка. Он сказал, что гром бывает при столкновении  туч.

Я помню, как однажды папа серьёзно поговорил со мной о вреде курения. Рядом с нашим домом была школа, и во время переменки некоторые ребята уже пытались курить, и мы это видели.  Очевидно, отец боялся, что Юра и я этим заинтересуемся, и поэтому очень убедительно описал все последствия курения. Поэтому я курил единственный раз – на  выпускном вечере в школе. Но это просто была демонстрация свободы:  « Мы уже взрослые!»

Мама рассказывала один случай, связанный с поездками отца. (Отец много времени проводил на металлургическом  заводе им. Дзержинского в г. Днепродзержинске. Днепродзержинск находится в 40 км от Днепропетровска—это 1 час езды поездом). В руках у отца был небольшой чемоданчик. Днём мама шла по Днепропетровску и вдруг в руке какого-то прохожего увидела чемоданчик отца. Она подняла крик и вцепилась в этого человека. Собралась толпа, подошёл милиционер и маму с этим человеком отвели в милицию. Мама рассказала, что находится в чемоданчике—ведь она сама туда всё складывала. Это действительно был чемоданчик отца. Мама решила, что отца ограбили и убили. Но вечером отец приехал и рассказал, что чемоданчик украли в поезде.

    Мама  была фанатиком чистоты. Однажды она решила навести чистоту в коридоре и начала с потолка. Необходимо отметить, что до  потолка у нас было расстояние больше 3 метров. На пол в коридоре попала мыльная вода, лестница, на которой стояла мама, заскользила по полу, мама упала  и  ударилась лицом. Маму отвезли в больницу,  разбитую губу пришлось зашивать.

 Отец также был большим аккуратистом, каждый день он надевал свежую хорошо выглаженую рубашку. В то время гладить бельё было намного сложнее, чем теперь: электрических утюгов не было. Я хорошо помню наш старый чугунный утюг с металлической ручкой. Он весил, наверное, около двух килограмм. Нагревать его нужно было на плите (зимой) и на примусе (летом). Чтобы взять утюг  рукой, металлическую ручку нужно было обмотать тряпкой. Необходимую температуру нагрева мама определяла  мокрым пальцем: чтобы утюг гладил, но не прожигал ткань. Когда утюг грели на примусе, необходимо было проверить, не закоптилась ли его  рабочая поверхность. Для этого проводили утюгом по чистой тряпочке, лежащей на столе. Рубашки и брюки мама гладила через тонкую вспомогательную ткань, обрызганную водой  изо рта. Это мама делала  виртуозно: брызги воды были мельчайшие. Этот утюг пережил войну: когда мы вернулись из эвакуации, он был в нашей комнате. Мы им ещё долго пользовались. Иногда я его использовал в качестве наковальни. Когда мы жили на Урале, то пользовались  утюгом, разогреваемым горящим внутри него углём. Об этом я напишу  в  другом разделе.

 

 

 

 


 





<< Zurück | Gelesen: 368 | Autor: Марголиус А. |



Kommentare (0)
  • Die Administration der Seite partner-inform.de übernimmt keine Verantwortung für die verwendete Video- und Bildmateriale im Bereich Blogs, soweit diese Blogs von privaten Nutzern erstellt und publiziert werden.
    Die Nutzerinnen und Nutzer sind für die von ihnen publizierten Beiträge selbst verantwortlich


    Es können nur registrierte Benutzer des Portals einen Kommentar hinterlassen.

    Zur Anmeldung >>

dlt_comment?


dlt_comment_hinweis

Autoren