RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

Л. Бипов

Не мои университеты,

или  Инженер - это звучит гордо!

МЕМУАРЫ В ЭЛЕКТРОННЫХ   ЭПИСТОЛАХ  (МЭЭ)

 

 

«Поздний дебют, или Что я видел, слышал и подумал»



(местами  иронические  записки  в  стиле  «ручей  сознания-домино»  бывшего гражданина СССР, не нашедшего занятия, лучшего, чем катание на воображаемой машине времени  в компании друзей  и  приятелей, одноклассников  и однокашников, коллег  и  сотрудников,  а  также  теней  знаменитых  современников).

Тебе, Читатель, посвящаю

плод бескорыстного труда,

Его тем самым защищая,

ведь ты поймёшь меня всегда.    

Хотя ты к классике  привык,

услышь «неизданный мой крик»,

Мой «вместо музыки сумбур».

(А как тебе мой каламбур?).

В эпистолах дефектов много,

суди по-дружески, но строго!

 

Эпистола 1.  

«Я сам пишу, чего же боле?»


Вместо эпиграфов

«Дилетант — слово итальянское от лат. Delekto - услаждаю, забавляю».

                                       («Новый энциклопедический словарь». М.,2001)

«Настоящим признаю, что в течение 2012 года совершал действия, недостойные бывшего гражданина СССР с высшим техническим образованием. Но мне очень хотелось и не выполнить я не смог. В чём сожалею и готов понести заслуженное. Хотя тяжести мне врач запретил. А писателем стать  ох  как хочется. За ашипки простите, потому как у меня ещё с детства диоптрия зрения. Моей просьбы прошу не отказать. К сему (неразборчиво)».

                                          (Из объяснительной записки мемуариста-любителя)

               

«Прежде чем написать, посмотри, как прекрасен чистый лист бумаги».

                                                                       (Японская мудрость)    

Вместо предисловия

 Помнится,  Константин Симонов сказал, писателями не рождаются. И не только сказал, но и подтвердил личным опытом:  семь (!)  Государственных  премий CCCР, что на одну больше, чем у самого Александра Корнейчука. Всё дело в усидчивости и умении отказаться от таких вредных привычек, как чтение чужих книг, посещение зрелищ и концертов, встречи и телеразговоры, просмотр футбола по телевизору и уж, конечно, хождение на работу.

Если писатели-профессионалы в сознании читателя  ассоциируются  с дипломами, правами и пресловутой «суммой прописью», то любители, кроме бескорыстия, выгодно отличаются непорочной творческой страстью и особой, почти материнской любовью к своим произведениям.

А кто из  писателей-профессионалов не был вначале любителем? Даже великий поэт, а по некоторым данным, «наше всё»,  Пушкин вначале был любителем. Его первое стихотворение «Роза» («Увяла роза, / Дитя зари./  Не говори: /  Так вянет младость!...»), согласитесь, весьма далеко от вполне профессионального уровня восьмой главы «Евгения Онегина», а всё-таки оно заслужило полноправное бессмертие. А почему? Да потому, что первое и любительское!  А как удивляет  не по возрасту мудрая мысль поэта-подростка, высказанная в стихотворении и полностью подтверждённая жизненным опытом каждого из начинающих мемуаристов-любителей! Исходя из этого предупреждения и не откладывая, пишут они, любители, карандашом, шариком, компьютером, а главное- хорошим русским языком, приобретённым в  семье и школе, пионерлагере и колхозе, на рынке и овощной базе, а в отдельных случаях и в местах особого назначения.

Спору нет, писать  трудно, на это жалуются многие начинающие. А пробовали ли они писать лёжа, как в своё время советовал любитель Сэмюэл Клеменс, cтавший впоследствии крепким профессионалом Марком Твэном?

Другая извечная проблема  начинающих – это публикация  творения в достойном количестве экземпляров да ещё и под своим родным именем (а как же творцу без славы-то?). К счастью, время не даром мчится вперёд: электрификация без советской власти привела к  интернетизации всей страны (курсив-мой!). Теперь тысячи узников изящной словесности могут реализовать свою дополнительную функцию выделения («Минута, и стихи свободно потекут...» ).

По замыслу данное сочинение — не более как один из многих миллионов элементов супергигантской воображаемой мозаики, представляющей жизнь так называемого «простого советского», а ранее так называемого «маленького человека».

Что же касается самого понятия «жизнь», то  позволю  себе не согласиться с известным определением Фридриха Энгельса. Жизнь больше, чем «форма существования белковых  тел», жизнь -  это скорее то, что видишь, слышишь и запоминаешь.

Вот, пожалуй, и всё предисловие.  Осталось только сделать благодарное посвящение  жене, безоговорочно и любезно выделившей мне рабочее место в гостиной  и обеспечившей бесперебойное трехразовое питание, несмотря на очевидную бесполезность моего занятия .

И всё же в заключение несколько стихотворных слов о жене. «Что увидит, прочтёт обязательно,/ Напечатано нынче иль встарь: / Член Союза советских читателей,/  А быть может, его Секретарь». Вот почему  хотя бы один читатель у настоящего опуса всё же будет. Более того, возможно, рождается новый литературный жанр — «писатель одного читателя» по образцу «театра одного актёра».

Итак, что я видел, слышал и о чем  подумал.

Небольшими электронными  «е-мейльками» («Мели, Емеля»…).                                         

 

 Вместо художественного текста

Говорят, вначале было слово.  У меня же вначале было желание, а уж затем поиск слова. Какого? Ну, конечно, названия электронно-эпистолярного изделия, затеянного для узкого круга друзей.

О, название! С эстетической точки зрения оно подобно головному убору в костюме женщины, а с филологической – предельно краткое отражение сути сочинения. А поскольку «народу русскому пределов не поставлено», то именно в русской литературе можно встретить  заглавия из одной-двух букв, как-то «Я», «Мы» и даже «О».

С другой стороны,   для лучшего распространения  опуса  имеет смысл придать названию побольше заманчивости и даже загадочности. Вот почему только после прочтения узнаёшь, что «Медведь», «Овод» или «Клубок змей» ничего общего с животным миром не имеют. Исходя из изложенного  вижу на  воображаемой обложке моего опуса название «Эпизоды».  Оно мне нравится своей, так сказать, ограниченной ответственностью.

А вот и первое отступление, не лирическое, а аллегорическо-драматическое:

«Кредит брали - отдавайте!»

- «А я обанкротился!»

- «Ну и что?!»

- «Как что? Я ведь был ТОО, то есть товарищ с ограниченной ответственностью!».

( З а н а в е с ).

Постойте, постойте! А вот второе  отступление:  о  cамом отступлении. На вопрос Черчилля, почему в Красной Армии не применяется такой эффективный манёвр, как отступление, Сталин ответил: «Потому, что в Красной Армии есть заградительные отряды».

И ещё об отступлении. Каждый советский школьник знал, что в критический момент противостояния 28-ми гвардейцев–панфиловцев политрук Клочков, обращаясь к бойцам, произнёс легендарное: «Отступать некуда! Позади Москва!». И только ученики 5 «Б» класса школы N37 ФОНО города Москвы знали суть дела. Классная руководительница Степанида Ульяновна, участница  обороны Москвы в составе политотдела панфиловской дивизии, рассказала нам, ребятам (а с кем ещё поговорить учителю на работе?), что панфиловцев, отрезанных от столицы, немцы засыпали листовками, в которых  писали, что Москва уже ими взята. Выходит, отступать действительно было некуда. Она рассказывала ещё и не такое! Так, оказалось, что один из панфиловцев, кстати, киргиз, остался жив, но жена наотрез отказалась его признать. Она боялась, что у неё отнимут корову, выданную ей как вдове Героя Советского Союза. И незачем её осуждать: женщина о семье думала!).

Да и Степаниду Ульяновну  тоже не гоже было так уж выставлять. Ведь она не только сеяла доброе-вечное, но и бублики нам выдавала. Когда вы в последний раз ели бублик? Эх, вы, а ещё россиянин! Так вот, если в Самарканде во время войны школьнику за присутственный день полагалось 50 грамм серого или чёрного хлеба, то в Москве — бублик.  В конце войны  ежедневная выдача перешла в ежемесячную: один раз, зато целую вязанку из почти трех десятков ароматных и вкусных, румяных и блестящих колец. Удобно и учителю, и родителям, но особенно  юным грабителям, которые на выходе из школьного двора поджидали  кроткого юнца  с бубличным ожерельем на тонкой шее и освобождали его от опасности потребления  такого огромного количества мучного.

А в Лондоне, как мы узнали из школьной переписки, нашим коллегам, кроме булки, выдавали  пинту молока. Что такое пинта мы ещё не знали, но знали, что у нас есть британский союзник во главе с очень толстым и трусливым Черчиллем.  Старшеклассники с ним были знакомы по довоенным газетным карикатурам.

А теперь о  вышеупомянутой школе  №37. Хотя она была неполная средняя, мы, школьники, этого не замечали, так как всё было, как и в полных, а именно: на фасаде  «типового» 4-этажного  краснокирпичного  здания  те же обязательные белые барельефы канонизированных  Пушкина, Горького, Маяковского и, конечно, Иосифа Виссарионовича, налепленного на Владимира Ильича; в коридорах тот же характерный запах туалета; в классах те же никогда не снимаемые  плакаты-пособия по русскому правописанию («Заря-зорька,  растение-рост ....»).

Директором школы была Мария Александровна Рукавишникова, жена личного врача самого Ленина. Как все хорошие учителя в России, она была «строгая, но справедливая». При записи в школу требовалось пройти  встречу  с Марией Александровной. Когда я привёл к ней своего семилетнего родного братишку, сероглазого блондина, она спросила его: «Кто ты по нации?», на что он, родившийся, по сути, в нашей же Монгольской народной республике, гордо ответил: «Монголец!». Хотя сейчас в это трудно поверить, но до 1947 года еврейские дети, как правило, не задумывались над своей национальностью. Не замечали, как дыхание.  Ну, есть и есть, так ведь  все же нации равны. Это не было, как сказали бы сейчас, доминантой в характеристике человека. Просто дети, да и взрослые  не знали, что  товарищ Сталин  ещё во время войны на первом после длительного перерыва пленуме ЦК ВКП(б) одёрнул некоторых ораторов, заметив, что мы ведём войну не с целью защиты евреев от нацистов, а для защиты своего Отечества. А краснощёкий партийный секретарь и глава Совинформбюро  А.Щербаков тут же отдал в войска письменное распоряжение ограничить представления к наградам лиц еврейской национальности. Правда, со своей интернациональной инициативой он всё же опоздал: к тому времени статистика фронтовых наград была здорово подпорчена или, как сказали бы в достославные семидесятые, «засорена»  неблагозвучными именами и фамилиями.

Как известно, награждения проходили по-разному: сразу после боя или по завершении крупной операции, а также посмертно. А вот генерал Дмитрий Михайлович Карбышев после смерти был награждён дважды. И вот почему я это знаю. Дня за два до первой годовщины Победы  в мае 1946 года меня подозвал старший пионервожатый школы Володя Боронин и предложил выступить по радио в праздничной «Пионерской зорьке» и рассказать о каком-нибудь знакомом фронтовике с интересным эпизодом. Что и говорить, я, конечно, обрадовался. Но радость была бы ещё сильнее, если бы я тогда знал , что это не только первая, но и последняя в жизни моя возможность поучаствовать в средствах массовой информации.

В нашем доме №15 по Смоленскому бульвару  проживал генерал, профессор Д.М. Карбышев с детьми Татьяной и Алёшей. Мы, соседи, знали о подвиге Дмитрия Михайловича, о чём я и задумал рассказать. Алёша со мной согласился и сообщил некоторые подробности, в частности,  что вначале отец был посмертно награждён  орденом «Боевого Красного Знамени», и только  позже ему было присвоено звание Героя Советского Союза (опять посмертно), и только после ХХ съезда партии имя генерала Карбышева стало прославленным во всём мире и бессмертным. А на фасаде дома №15 была установлена мемориальная доска,  под которой всегда лежат цветы.

И оказалось, что именно я первым по Всесоюзному радио рассказал о подвиге генерала Карбышева.  При этом мне в числе очень немногих  пионеров и школьников удалось побывать в полной  таинств и фантазий  радиостудии, откуда шли те самые детские передачи, которыми я восторгался в детстве на диване, а сейчас в старости на страницах этого сочинения. Чуть не забыл: тогда же в студии,  я впервые увидел чудо техники -магнитофон. И это было в 14 лет, то есть в возрасте, в котором теперь девочки рожают, а мальчики  получают законное право стать их мужьями. Вот оно, «Время, вперёд!»!

Отступление третье - этическое. Да простит читатель  человеку его нескромность в описании последнего эпизода! Согласитесь, ведь нередко бывает, что кто-то совершит подвиг или замечательное дело, а другой зарабатывает на его славе. Да что там я? А сколько людей волей-неволей  честно  кормится вокруг героев и гениев! Так, писатель благодаря лётчику - Герою Советского Союз стал Героем Социалистического Труда. Сумма  денег, выплаченных исследователям  творчества Достоевского, только в СССР во много раз превышала сумму гонораров, полученных великим писателем. После того как Эйнштейн благородно удостоверил подлинность найденной рукописи своей гениальной статьи о теории относительности, обладатель бесценных страниц выручил на аукционе сумму, которая превысила всё заработанное великим учёным за жизнь. Такова суровая «селяви»!       

Перечитал написанное (как – никак, а первые страницы!) и  понял, что в начатом мною деле отступление уже невозможно, и увидел, что  неосознанно применяю вполне современный стиль - «поток сознания», или по-нашему, по-простому  «мели Емеля-твоя неделя», и, оказалось, это — самый подходящий стиль для моих «Эпизодов». Полная свобода речи и композиции! Никаких  там экспозиций, завязок, кульминаций и развязок, и к тому же всё вне всякой хронологии: начало одного пассажа вытекает из конца предыдущего. По образцу так называемой «тихой», но вполне идеологической игры «Города», горячо любимой младшими школьниками до сексуальной революции. Заходом, то есть началом состязания обычно служила Москва, а в ответ должны были следовать названия городов на букву «А», которых вполне хватало, например, Алупка, Актюбинск или Акмолинск,  а уж на букве «К« было просто раздолье: Киров, Кировск, Кировоград, Кировакан, Кировабад, наконец, Кирово-Чепецк…

Да думал ли обыкновенный вихрастый паренёк Серёжа Костриков о таком грандиозном увековечивании? А ведь вот как судьба сложилась: естественная тяга  здорового молодого мужчины к перемене объекта его вожделенья была коварно использована врагами партии и народа. «Убит. К чему теперь рыданья?». Но, нет,  из его смерти сделали небывалый страх для всего народа, а память о нём навсегда осталась  на  географической  карте.

С 1934 года день 1 декабря стал днём  демонстрации всенародной солидарности вроде Первомая в плохую погоду. На всех предприятиях и. учреждениях – широкая улыбка Кирова («Наш Мироныч!»),  в школе у старшеклассников - сочинение на тему  «Смерть врагам народа - троцкистско-зиновьевским извергам!», в кино - бесплатный «Великий гражданин» (2 серии), по радио - детская передача «Мальчик из Уржума».

Детские радиопередачи! Какой чудесный, а порой волшебный уголок тогдашнего детского мира! Сколько в них было задушевного, полезного, а главное — интересного!  А cколько можно было получить истинного удовольствия, особенно, если это было не чтение вслух, а инсценировка с «действующими лицами и исполнителями»! Неужели забудутся такие имена, как Роза Иоффе, Осип Наумович Абдулов, Николай  Литвинов, «Звукоподражаниеандрюшинас» и, как всегда, «и другие»!

Правда, в отличие от современных телепередач, прежние передачи не давали никаких практических знаний в области криминалистики, и ребёнок переходил в зрелый возраст, совершенно не владея техникой рукопашного боя, приёмами ограбления прохожих и банкоматов, а при острой нужде в средствах — способами  умерщвления близких и дальних родственников или соседей по лестничной клетке. Зато каждую субботу в 17 часов звучала долгожданная песня-заставка и начиналась передача «Внимание, на старт!». Слова песни  звучали как заповедь: «Внимание, на старт! Нас дорожка зовёт беговая. /Внимание, на старт! И вдогонку нам ветер летит./  Внимание, на старт! Кто в спортивных боях побеждает,/ Тот всегда и везде, и  в  упорном  труде,  / И  в  тяжёлом бою  победит!». (Да простит мне читатель впадение в детство!).

А вот насчёт подготовки к боям пелось неслучайно: страну действительно окружали враги, и каждый школьник знал, что «если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов!».  

Однако никто не знал о договорённости между дружественными  СССР и Германией по разделу  и беспрепятственному овладению соседними странами.. И когда в 1939 году началась «справедливая» война с белофиннами, — граница оказалась  слишком  близко к нашему Ленинграду, и её решено было передвинуть самым надёжным способом, — все были к походу готовы, но... тёплого обмундирования и автоматического стрелкового оружия катастрофически не хватало. Потери от обморожения в армии под командованием наркома обороны К.С.Тимошенко превышали все известные  в военной истории, а финские стрелки-«кукушки», сидя на деревьях, из пулемётов-автоматов беззастенчиво расстреливали наших бойцов (Финляндия-то, как оказалось, — страна лесная).

До финской, как её назвали в народе, была по-германски молниеносная война с белополяками, закончившаяся почти бескровным освобождением Западных Украины и Белоруссии и совместным парадом Красной и германской армий на границе «области государственных интересов Германии» (бывшей Польши) и СССР. На трибуне присутствовал будущий выдающийся борец за мир во всём мире «наш дорогой Никита Сергеевич». После этого события в Красной Армии долго ещё служила строевая песня «Украина золотая, Белоруссия родная! Наше счастье молодое мы стальными штыками отобьём!» (музыка  А.Компанейца, слова партийные).

А после финской было невооруженное  возвращение  в состав России бывших её прибалтийских земель, которые ранее были дальновидно переданы В.И. Лениным населяющим их народам  за примерное поведение в Октябрьской революции. Детский журнал «Дружные ребята»  с восторгом возвестил: «Нашего полку прибыло!», а в Наркоматах пищевой (мясо, молоко, яйца) и лёгкой (одежда, обувь, постельные принадлежности) забеспокоились:  всего нас стало больше, а значит, всего на каждого станет ещё меньше. В новые земли, которые  в одночасье стали по-советски социалистическими  срочно завозились коммунисты и переносчики советского образа жизни специалисты-евреи. Вот им-то потом и достанется.

Ну, а что в это бурное время восстановления географии царской России, продолжавшей тогда ещё по-ленински неласково называться тюрьмой народов, делал  рыжеволосый мальчик  небольшого роста? Он трепетно ожидал и дождался-таки поступления в первый класс московской школы №47. Правда, произошло это с ним не   первого сентября, как положено, а на несколько дней позже. И хотя причина была вполне уважительная (ребёнок разболелся после противооспенной прививки), факт этот  можно считать некоей  сбывшейся в последующей жизни приметой. В самом деле, на всех этапах и критических точках, обязательных для биографии успешного советского человека, в данном случае наблюдались задержка или опоздание. Не случайно первым стихотворением, выученным  им наизусть,  было нравоучительное «Скорей Скореич» с последней страницы «Букваря». А как хотелось бы ему носить гордое прозвище «Человек-молния»!

В вышеописанное предвоенногрозовое время в целях морально-патриотической подготовки школьников классы-взводы разбивались на три отделения по числу рядов парт. В первом классе «В»  третьим отделением командовал тот самый мальчик. Все восьмилетние бойцы были вооружены деревянными винтовками с трещётками, которые должны были наводить ужас на противника, буде он проникнет на территорию Фрунзенского отдела народного образования города Москвы.

Однако шутки в сторону, боевая подготовка детей не прошла даром: одна из выпускниц нашей школы стала Героем Советского Союза! Да, школа №47, конечно, была хорошая, но из-за начавшейся войны проучился я в ней всего лишь один год, а продолжил и завершил своё начальное четырёхклассное образование уже в других местах нашей необъятной. Возвращение мое в Москву в1944 году совпало с возвращением в страну императорских форм и порядков, вследствие чего моя первая школа стала женской, а потому недоступной. Но разве можно забыть первый класс и Веру Павловну (имя–то какое, литературно-знаменитое!) Волкову, «учительницу первую мою», как озвучил взятое в кавычки Исаак Дунаевский. Именно она  научила меня: «Взяв  в руки книгу, прежде всего поинтересуйся и запомни, кто её написал, то есть автора». Вот почему я не решался писать книги раньше семидесяти трёх: хоть и ограниченная, а всё же ответственность!                                                          

С глубоким уважением и извинением  

за Ваше внимание,  

Л.Бипов     

 







<< Назад | Прочтено: 332 | Автор: Бипов Л. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы