RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

Григорий Дубовой

 

ПОВЕСТЬ

ОБ ОБЫКНОВЕННОМ ЧЕЛОВЕКЕ

ЧАСТЬ 3. НА СТРОИТЕЛЬНЫХ ЛЕСАХ ОДЕССЫ

 

 Глава 17. Канатный завод

Я пришёл на завод с уверенностью, что здесь буду работать, но с первых же шагов по заводскому двору начал всему удивляться. На флоте я видел стальные канаты и на кораблях, и на причалах в катушках, но таких толстых  не видел никогда. Кран грузил по одной катушке на железнодорожную платформу. Опытные стропальщики ставили катушку на кантователь, который катушку в 15 тн переворачивал, а мостовой кран с большим усилием её брал и ставил на платформу. На складе готовой продукции можно было изучать географию. И куда только не направлялась продукция! Все страны Латинской Америки, Африки, восточные страны... Катушки блестели свежей краской с латинским шрифтом адресатов. По территории завода шныряли маневровые поезда, подставляя под погрузку платформы и вагоны. До обеда я сидел и изучал чертежи. Березовский вышел из отдела. Он через минут пятнадцать вернулся:

- Пойдём! Я познакомлю тебя с начальством. Сначала зайдём к коммерческому директору Винеру. Затем вместе с ним пойдём к директору завода.


Винер мне вопросов не задавал. Когда они меня представили директору завода, он предложил нам всем сесть у стола.

- Мне Березовский характеризовал Вас. Одно смущает меня: вы не строили высотных домов. Сумеете ли?

- Александр Васильевич, если бы это не был дом повышенной этажности и с железобетонным каркасом, я бы не ушёл с прежней работы. На вопрос о том, сумею ли я справиться с работой, отвечу: не боги горшки обжигают. Точнее скажу, что за двадцатилетний стаж работы мне пришлось в экспедиции монтировать на острове три мачты высотой 72 метра. Справился. Уверен, что и с этой работой справлюсь.


Собственно, на этом и закончилась беседа. Были ещё мелочи, но я его успокоил, что мне жильё не нужно, я сам себе построил в городе квартиру. Пообедали в заводской столовой. Обед, конечно, был лучше, чем в городских столовых. Здесь еда находилась под присмотром профкома завода.


После обеда поехали на дом. Там работало трое рабочих: два брата плотничали, один пожилой рабочий подсобничал. Плотники ставили забор, пожилой рабочий убирал бригадный вагончик. Березовский представил меня плотникам, а затем пожилому работнику, который на чисто украинском языке представился:

- Михей Михеевич Чуйко. Можэтэ мэнэ зваты Михеичэм, як вси мэнэ клычуть.


Он показал мне четыре пары колышков, которые он хранил, приняв их у геодезистов города. Колышки обозначали пятно здания. Они были связаны с ещё двумя домами, один из которых уже строился заводом «Автогенмаш», а на месте другого ещё стоял старый домик с сараем прежнего отселённого хозяина.

- Хорошо, Михеич, завтра начнём работать, – пообещал я, и мы с Березовским уехали на общежитие.

- Ты знаешь, – обратился он ко мне, – наши планы немного изменились. Я попал в неприятную историю. Завод купил на общежитие линолеум в Болгарии. Мы его настелили. Оказалось, что для жилых помещений он не годится. Там какие-то обнаружены компоненты, которые испускают вредные газы. Большую часть комнат придется перестилать. Но это ещё не всё. Проба воды забракована. К великому сожалению, вода в водопроводе, куда мы подсоединились в городские сети, тоже не пригодна.

- Что предлагает санэпидемстанция – переложить водоводы города? – отшутился я.

- Я не меньший шутник, чем ты, но, к великому сожалению, перо и чернила в их руках.


Они предложили установить металлическую ёмкость на 18 кубов минимум, зажелезнить её и качать из неё воду на пищевые цели. Но это значит – переделывать полностью сантехнику. Поэтому решили сделать больший бак, и вся вода будет дочищаться. Поэтому я решил, что ты в основном будешь сейчас на доме, но придётся заниматься устройством этого сооружения.


- Я с этой работой знаком. На школе-интернате №4 я этой работой занимался. На фундаменты здания нужны бетонные блоки, на стены можно купить бракованные силикальцитовые блоки самой низкой марки. Они там продают их дешевле камня ракушечника. Кто будет варить ёмкость?

- Емкость сварит завод на месте установки до перекрытия здания, – последовал ответ начальника.

- Всё ясно. Я предлагаю такой план действия. Завтра я тебе даю чертёж сооружения. А ты даёшь задание Лиме скалькировать его, и ты утверждаешь его через конструкторское бюро. Если дать конструкторскому бюро делать проект, они его будут делать месяц. Завтра же ты от меня получишь заказную ведомость на материалы и конструкции – и гони снабженцев за материалами.

- Какой ты прыткий!

- Фирма веников не вяжет... Если мы на такую пикулю будем время тратить, то как мы собираемся дом строить?

- Я не против, твой план мне нравится. Можешь сейчас идти и работать, – распорядился Березовский.

- Нетушки, я уйду после обеда. Дома у меня никого нет, Софа на работе, Витька в школе. На приготовление обеда уйдёт много времени, поем лучше здесь.


Когда пришёл в отдел, я сел за стол Горловского (у меня в отделе своего стола не было, его просто не было где ставить), и мы обсудили габариты ёмкости, а отсюда – и самого здания.


Утром я принёс проект, расчет материалов и конструкций и отдал всё Березовскому, а сам уехал на дом, где вместе с Михеем начали заниматься выноской разбивки здания и обноской для разбивки свайного поля. В конце рабочего дня мы с начальником обсудили вопросы строительства. Я предложил ему заключить договор с трестом «Южгидроспецстрой» на копку котлована. Я хорошо знал этот трест и людей, но сам идти туда не хотел, боялся встречи с Авербахом, который бы мог нам помешать. За неделю котлован был вырыт, грунт был вывезен на засыпку прудов. За месяц были построены домик подкачки и хлорирования воды, заключён договор на сверление скважин под буронабивные сваи и изготовлена эстакада бетонного узла. Встал вопрос о подъёмном кране, который бы мог опустить гружённую осадную трубу длиной 23 метра и весом порядка 12 тонн. В промстрое таких кранов свободных не было. Приобретать заводу такой кран было нецелесообразно. Опять я обратился к начальнику производственного отдела треста «Южгидростройтрест». К великому сожалению, в тресте все гусеничные машины были заняты, одни оборудованы под драглайны и работали на трассах, другие выполняли заказы по забивке бетонных свай и стояли под копрами. Начальник ПТО треста передал мне записку, в которой предложил 16-тонный кран на пневмоходу со всеми нужными мне параметрами. Я посоветовал Березовскому взять этот кран, так как предлагались очень выгодные условия. Трест давал машину, чтобы перетащить этот кран из Ильичёвска. Я ещё тогда не знал, в какую кабалу  влез, так как о буронабивных сваях только читал в литературе. Дело в том, что наш дом стоял на подзолистых мелкопористых грунтах. Это очень крепкий грунт в сухих условиях. Если его смочить, то его сопротивление на сжатие снижалось до нуля. От каждого свайного ствола во время бурения должен был быть прорыт арык, по которому бы пульпа стекала за предел свайного поля в специальный котлован, откуда пульпа вывозилась ассенизационными машинами. Арык этот размывался до пределов, когда пневмоколесный кран не мог передвигаться.


Через день после подписания договора за мной на объект приехала машина КРАЗ со знакомым шофером Степаном, таким же могучим и громадным, как и его машина. Об этом шофёре я уже писал в предыдущих главах, когда он делал левую ходку с камнем из Булдынки – его засекли с вертолёта, когда Степан в обход инспекции ехал через поле с камнем. Только он выехал на дорогу, перед ним сел вертолёт с милицией.

- Ну, что мы будем делать? – спросил инспектор.

- На земле я знаю, как поступить, а как у вас наверху – не знаю, – чистосердечно признался Степан.

- У нас наверху это стоит 25 рублей, – сказал инспектор.

- Теперь знаю, – сказал шофёр и расплатился.


Инспектор пошёл к вертолёту, у которого даже не заглушили мотор, сел в него и взметнулся в небо. С клиента Степан содрал 200 рублей. Мы ехали в Ильичёвск и вспоминали много историй, в основном смешных, которые произошли во время совместной работы.


В Ильичёвске мы нашли кран, который уже был в походной готовности. Здесь же меня ждала встреча с Жорой Байдалой, с которым мы построили здание треста. Да, это тот Жора, который, работая в 2-3 метрах от высоковольтных проводов, подошёл ко мне и попросил:

- Исакич, одолжи до завтра рубль, а то с утра как дурак работаю трезвым...


Перед самым отъездом из Ильичёвска стал накрапывать дождик с заявкой на большой дождь. Когда мы подъезжали к Одессе, хлынул ливень такой силы, что Степан вынужден был прижаться к обочине, остановиться и включить сигнальные огни.

- А вы знаете, друзья, что если какое-то дело начинаешь и этому сопутствует дождь, это значит, что идёшь по правильному пути и делу будет сопутствовать успех, – пошутил я.


И действительно впоследствии можно было убедиться, что это так. Наш дом оказался лучшим в блоке со своими спутниками, которые строились один раньше, другой позже. Мы простояли около часа, пока наладилась видимость, а дальше показалось солнце.


Заканчивался монтаж бетонного узла, завозился щебень и песок. Построили склад цемента и установили большую ёмкость для воды с вмонтированными в неё тенами для подогрева воды зимой. Приехали буровики. Кроме бригадира мне никто не понравился. Бригадир принял у меня разбивку свайного поля. Бурильная установка была старенькая, но на гусеничном ходу. Она по аппарели сошла в котлован и легко встала на точку, которая была зафиксирована вставленным в грунт электродом. К установке мягким шлангом подвели воду, и установка начала бурение. Ручеёк воды потёк к котловану для сбора пульпы. У нас уже было готово несколько арматурных каркасов. Жорик подсоединил кран к электросети и начал спуск в котлован. Спустившись, он вышел из кабины и сказал мне, что нам необходимо заготовить несколько, штук 6-10, дорожных плит под колёса крана. Бурильная штанга довольно бойко опускалась в грунт. Достигнув нужной глубины, бурильщики извлекли бурильную штангу и вместо шорошки установили расширительный ромб. После того, как основание свайного ствола было расширено, бурильная установка перешла на противоположную ось, освободив место крану. Жора свободно установил кран, встал на утригеры, поднял арматурный каркас и вставил его в ствол скважины. Когда мы убедились, что каркас сел на проектную отметку, была поднята осадная труба с ёмкостной воронкой на шесть кубов. Труба также села на место, воронка стояла на своих лапах. Начал работать бетонный узел: два оператора крутили бетон, экскаватор «Беларусь» загружал дозаторы щебнем и песком. Тележка по рельсам вывозила наполненный цементом дозатор и он, опрокидываясь, высыпал цемент в подающий скип. Я стоял в стороне и засекал время каждой операции, чтобы проанализировать возможность ускорения бетонирования. Кран подымал с откатной телеги загруженную бетонную ёмкость и нёс её к осадной трубе. В ёмкость осадной трубы вмещалось четыре «Калоши», так мы окрестили подающюю бетон емкость, конструкцию которой я привёз из Заполярья. Когда воронку заполнили бетоном, начался подъём трубы, одновременно был включён вибратор на воронке. Мы наблюдали за верхом ствола скважины. Бетон выдавливал остатки пульпы из ствола. Когда труба вышла из ствола на десять метров, пульпа перестала выходить. Бетон застрял в трубе. Подъём трубы моментально прекратили, в ход пустили кувалды, которыми мы стучали по трубе. Через какой-то момент бетон в трубе сорвался, обдав пульпой всех стоящих около трубы. Это был первый сигнал о коварстве нашей работы.


Мы продолжили подымать трубу. Пульпа с новой силой текла в котлован за пределы пятна здания. Когда труба вышла из ствола, остаток бетона вылетел на поверхность земли. Этот бетон собрали в транспортировочный бункер, калошу. Так была набита первая свая. Осталось немного – 87 свай. Передо мной сразу возникли несколько вопросов. Что нужно делать, чтобы бетон не застревал в трубе? Что делать, чтобы уточнить количество бетона для одной сваи?


Ответ на первый вопрос: Смазать трубу пульпой. Сделать бетон пластичней, т.е. увеличить количество песка, увеличить водоцементный фактор.


На второй вопрос ответа дать невозможно, т.к. грунт очень неоднородный. Разница в количестве бетона на сваю могла доходить до двух кубов. Первые несколько свай немного приоткрыли нам свою тайну. Каждое изменение ингредиентов бетона фиксировалось контрольными кубиками. При достижении нормативного твердения кубики отправлялись в лабораторию, и мы изучали результаты и доводили бетон до нормы. Я решил уменьшить загрузку бункера на два замеса и держать два замеса в ёмкости около набиваемой сваи. При выходе трубы, когда не хватало бетона, оставался ровный ствол от 0,2 до 1,2 метра. Мы аккуратно забрасывали лопатами бетон в дыры и вибрировали их ручным вибратором.


Когда мы забивали третий ряд свай, основание под краном настолько размыло, что колёса его буксовали, а кое-где полностью проваливались в грунт. В ход были пущены дорожные плиты. Кран терял время на установку. В это же время замедлилась работа бурильной установки. Каждая свая выбрасывала семь кубов пульпы. Ёмкости для пульпы сразу заполнились глиной. Взятые в аренду ассенизационные машины глину всасывать уже не могли, забивались решетки. Вывозить жидкую глину на самосвале было невозможно – она была очень подвижна и разливалась по дороге. Было принято решение выкопать ещё один шумф (яму для пульпы) в твёрдом грунте, грунт сухой вывезти, а в новый шумф грейфером перебросить густую пульпу. Буровики заработали с новой силой. Мы с трудом успевали набивать сваи. Уже несколько стволов стояли и ждали забивки бетона. Буровики над нами, заводчанами, смеялись, что мы за ними не могли угнаться. Но... Без этого не может ничего быть. Бурильная установка перешла в следующий ряд для бурения новой скважины у самой стенки котлована. Грунтовая поверхность котлована была очень мокрой.


Буровики попросили меня подать немного щебня, чтобы укрепить основание под аутригерами, домкратами, которыми регулируется вертикаль установки. Один аутригер из четырёх был полностью выжат, но цель достигнута не была – нужно было ещё выжимать, но резьбы уже не было. Аутригер подняли. Экскаватор подвёз добавочный щебень и поехал загружать дозаторы для приготовления бетона. Бурильщики оттащили деревянные щиты из-под аутригера, и на это место начали подсыпать привезенный щебень. Бригадир залез на узкую площадку между установкой и откосом земли и начал там планировать накинутый бригадой щебень.


В этот момент лопнула доска под противостоящим аутригером, и установка наклонилась в сторону откоса котлована, прижав бригадира к твёрдому грунту откоса. Смерть бригадира была мгновенной. Два дня работали следователи по возбуждённому делу прокурором. Что было дальше – не знаю. Прораба сменили, заместитель бригадира стал бригадиром.


Мы, забив заготовленные четыре ствола, приводили в порядок зумпфы. На третий день продолжили работу. Стало очень быстро холодать, хотя мороз ниже одного-двух градусов не опускался. И вот подошла к набивке последняя свая. Рабочие завода, с трудовым участием которых мы строили дом, решили отметить этот рабочий день, который завершал какой-то цикл работ. Решили не обедать, забить сваю и устроить общий обед и разойтись по домам. Где-то к двум часам дня, набрав порцию бетона, мы начали подымать трубу. Десять метров подъёма шли нормально. Пульпа весело бежала по ручью в зумпф. Но в какой-то момент она исчезла. Подъём прекратился. Были включены вибраторы. Мы вздохнули облегчённо. Однако через три метра пульпа исчезла, мы подъём трубы прекратили. Включение вибраторов положения не изменило. Мы все начали кувалдами стучать по трубе, как будто она была в чём-то виновна, но результатов не было. До девяти вечера мы колотили эту несчастную трубу. Результатов – никаких. Вышла луна. Многие рабочие ушли домой, им утром нужно было идти на основную заводскую работу. Осталось пять человек. Все – усталые до предела. Они ждали от меня решения. Что я мог им сказать? Я впервые занимался этим делом. Что могло быть самым плохим исходом? Мы подымем трубу – и где-то обвалится грунт. Раскопаем экскаватором грунт, поставим опалубку и забетонируем после очистки от грунта. Даю команду поднять трубу. Подняли на метр от основания. Кто-то ударил кувалдой по трубе. Раздался звонкий музыкальный звук пустой трубы. Подлезли под трубу. Отлично отсвечивал отблеск от луны. Труба была пустая. Сил дальше работать уже не было. Приняли с Жорой решение: опускаем трубу в ствол и оставляем на ночь. Утром подумаем, как подать в бункер бетон.


Действительно не зря говорится «Утро вечера мудренее». Утром мы шевельнули трубу. Пошла. Приготовили полтора куба бетона, поднесли к накопителю осадной трубы. Опустили малый крюк, зацепили за неё подъёмную люльку, которой мы уже пользовались. Подняли люльку на уровень накопителя и верёвками снизу подтянули к накопителю, к ступенькам. Рабочий перебрался на накопитель и открыл калошу. Пластичный бетон весь ушёл в трубу. Когда рабочий опустился на землю, мы начали подымать трубу. Лишнего бетона почти не было. Трубу краном мы положили подальше от котлована, где газосварщик начал её резать на куски, чтобы отвезти в металлошихту. Начал работать компрессор, приобретённый в Чехословакии. До компрессора там был приобретён комбинированный погрузчик ГОН. Кран вышёл из котлована и начал готовиться к отбытию на свою базу. Растянув шланги, рабочие начали расчищать головки свай от лишнего бетона на определённую отметку. Остатками бетона засыпали все рытвины на поверхности свайного поля. На сваи должна была ложиться по всей площади железобетонная плита толщиной 900 мм. ГОН работал над подготовкой основания подкрановых путей.


Я знал, что завод купил кран БКСМ 5-5 с передвижной тележкой. С такими кранами я имел уже дело в армии. Когда-то мне приходилось реставрировать на объекте катушки. Здесь на заводе электроцех реставрировал не только катушки, но и моторы. Два дня понадобилось, чтобы щебень под шпалы был выровнен, уплотнён. Ещё два дня – и рельсы были установлены и подштопаны. Этим занимался транспортный цех. Как в сказке. С бригадой монтажников от железнодорожной конторы заключили договор. Кран разложили по деталям, привезли тележку и здесь же её собрали. Через несколько дней кран подняли. Чтобы кран не подлежал регистрации, котлонадзору было решено снять с него передвижной механизм. Выбрали место, с которого стрела доставала всё здание и бетонный узел. Монтажники продемонстрировали подъём, опускание максимального груза. С монтажниками расплатились. Мы продолжали сбивать оголовки свай. Пришла бригада арматурщиков, с которыми меня свёл в своё время Аркадий Зайдман. Они начали заготавливать хомуты, отдельные стержни арматуры. Погода для строительства портилась с каждым днём. Плита, которую мы должны были бетонировать в объёме, имела 900 кубометров. Морозы достигали -10°C. Я поговорил с Михаилом Горловским, инженером ОКСа, и рассказал об электропрогреве бетона, который я освоил в Заполярье.

- У нас нет недостатков в трансформаторах. На заводе очень много есть списанных. Мы при помощи их плавим цинк, греем каустик при изготовлении белых канатов. Одного трансформатора хватит обогреть 10-15 кубометров бетона. Не исключено, что и больше. Так что будем бетонировать.


... Удар последовал с другой стороны. На армирование плиты применялась в основе высоколегированная сталь, которая варилась только постоянным током и электродами УОНИ. В Одессе завод имени Дзержинского, нашего министерства, изготовлял много видов электродов и сварной проволоки, а нужные в Одессе отсутствовали. Пришлось завозить их из Киева в ограниченном количестве. Арматурщики работали со сказочной скоростью. Это была группа людей-родственников. Впоследствии они бригадой уехали из страны. Усилили звено плотников, установили циркулярную пилу, приспособили паркетострогальную машину и пробовали делать строганную опалубку, но из этого ничего не получилось. Для плиты строганная опалубка была излишеством, а для колонн впоследствии это было необходимостью. Но здесь получилась непростительная промашка. Оказывается, монтажники знали, что стальные канаты на кране нужно было расконсервировать. У нас на заводе были специальные камеры для этого. Я об этом не знал. В промстрое, а ранее в армии, краны монтировали специализированные управления. Когда мы начали осваивать кран, лишняя смазка забила блок и замёрзла. Основной канат, который держал стрелу и осуществлял подъём груза, слетел с блока и заклинился. Слесарь ОКСа Сергей Мармусевич полез на верхотуру крана и, вернувшись, сообщил нам печальную новость:

- Самый верхний блок, по которому идёт основной стальной канат, удерживающий стрелу и подымающий грузы, полностью забит замёрзшей канатной смазкой. Канат слетел из блока и зажат конструкцией стрелы. Чтобы поставить канат на место, нужно опустить стрелу, но зажатый канат держит стрелу и не даёт ей опуститься.

- Как в таких случаях поступают? – спросил я.

- Если долезть по стреле до конца и заклинить канат, краном бы можно было дать слабину канату и посадить его на расчищенный блок – ответил слесарь. – Нужен человек, который бы долез по стреле до её конца и заклинил бы там канат. Я бы надел его на блок – и дело с концом.

- Так что, у нас нет кого-то из молодых, которые бы долезли ?


Все молодые, которые стояли вокруг нас, опустили головы и не смотрели на нас. Кое-кто тихонько удалился. Стало ясно, что самые молодые – это Сергей, которому под пятьдесят, Михеич, кому уже за шестьдесят, ну и я, которому уже давно за сорок. К слову скажу, что у меня с высотой отношения не совсем нормальные. До армии при разборке полуразрушенной церкви на наклонной крыше я начал сползать без страховочной верёвки, и не было за что ухватиться. Высота была метров двадцать. Кроме меня на крыше никого не было. Каким-то чудом я отжался на ладонях и остановил сползание. Хорошо, что не послал сначала рабочих. Когда я сошёл на землю, то  потребовал у прораба страховочные верёвки, которые он ещё не пропил, и всё обошлось. Обошлось и в армии, когда я хотел посмотреть, как работают квалифицированные каменщики трубоукладчики. Ствол трубы был высотой около двадцати метров. Я по наружным скобам полез наверх. Когда я долез до верха, выдернулась ходовая скоба, и я бы полетел вниз, если бы не держался левой рукой за нижнюю скобу, что положено по правилам. На Канином Носу я хотел подняться на смонтированную мачту высотой 72 метра. Долез до высоты 20 метров и больше не смог. Эффекты испуга глубоко засели у меня в организме. Здесь же высота стрелы была около тридцати метров, да еще монтажники не постелили по стреле щиты, схалтурили. Вот по такой стреле пришлось пробираться. Я последний раз спросил молодых: «Кто полезет?» Энтузиастов не нашлось.


- Ладно, Серёжа, полезу я, как молодой. Наша молодёжь хорошо освоила лазанье бабам под подолы, а в остальных случаях у них портки пачкаются.

- Ладно, оденьтесь потеплей, там холодно. Я приготовлю клин и кувалду кулачок. Затем я возьму паяльную лампу и очищу блок. Только после этого полезете Вы.

- Ладно, годится, – сказал я.


Когда я работал на одном объекте, у меня в конторке всегда была телогрейка, ватные брюки. Сапоги кирзовые я носил всё время.


Когда Сергей заканчивал очищать блок, он подал команду мне подниматься. Я надел пояс штангиста, который был всегда со мной (я им пользовался при прострелах радикулита) и полез наверх. До кабины я долез нормально. Взяв заготовленную слесарем тонкую, но прочную верёвку, не заходя в кабину, по небольшой лестничке я долез до основания стрелы и вперёд головой полез по решетчатому полу из уголковой стали. Когда я лёг на стрелу, то увидел, что лежу на трёх уголках, пересекающих меня под углом. Я перебирал руками впереди лежащие уголки. Глаза были устремлены на мои колени, которые должны были твёрдо ложиться на уголок, иначе можно было сорваться со стрелы. Добравшись до блока в торце двадцатиметровой стрелы, я опустил конец верёвки вниз и поднял клин и кувалдочку. Вставив его между тросом и обычайкой, перекрывающей трос, забил клин. Моя миссия пока закончилась. Я лежал на стреле и обдумывал, как я буду отсюда добираться к основанию стрелы. Лежать мне пришлось минут сорок. Ноги начали коченеть. Освоившись с высотой, я даже рассматривал, что делается внизу, на земле. Но вот последовала команда Сергея:

- Исакич, выбивайте клин, берегите глаза: клин может вылететь. Держитесь рукой и ногами, стрелу может дёрнуть.


Ничего себе заявка! Но тем не менее кое-какие меры принял. Несколько ударов по клину – и он полетел вниз. Лёгкий рывок был, но не страшный. Вслед за клином полетела кувалдочка. Руки были опять свободны. Я начал пятиться назад. Развернуться в стреле было невозможно. Очень медленно, но блок начал удаляться. Ног своих я не видел, я ими нащупывал очередной уголок, на который должен лечь. Даже стало как-то интересно, когда я ногой нащупал не уголок, а исходную площадку, из которой залезал на стрелу. Поднявшись на ноги, я немного потоптал ими на месте. Когда почувствовал, что ноги мне подчиняются, начал опускаться на землю, за мной спустился Сергей.


Мы договорились, что я ему даю ГОН, в его ковше мы перевезём канат на завод, и там снимут консервируемую смазку, а утром мы установим канат на место. Когда мы опускали канат, он свободно сходил с тяговой лебёдки. Мы уже опустили и сняли гак, как вдруг лебёдка изменила работу и начала канат наматывать на барабан. Электрик ОКСа открыл распределительный шкаф крана. Кран выделывал какие-то кренделя, а затем вовсе перестал реагировать на команды. К счастью, на объект пришёл будущий жилец дома, один из ведущих электриков завода. Он отключил весь кран от электропитания, включил отдельным проводом лебёдку и размотал стальной канат, который слесарь увёз на завод. Начали анализировать причину остановки работы крана. Нашли муфту, соединяющую два куска кабеля. Пришли к выводу, что дефект кроется только в муфте.


- Однако резать кабель мы не имеем права, – сказал электрик, – а стопарного кабеля на заводе мы не найдём.

- Какой документ я должен дать письменно, чтобы вскрыть муфту? – спросил я.

- Да никакой, просто запретят работать, – ответил электрик

- Ладно, об этом знаем мы трое. Ответственность беру на себя. Вскрывайте муфту, – приказал я.


Муфта была выполнена из вулканизированной резины и свободно разрезалась ножом. Мы сразу увидели брак, допущенный изготовителем. Видимо, ранее, когда они пользовались тканевой электроизоляцией, вулканизированная муфта работала хорошо. Когда же перешли на винилитовую изоляцию, то при вулканизации винилит расплавился, и во многих местах провода коротко замкнулись. Далее мне уже не пришлось давать каких-либо указаний. Они знали лучше меня, что нужно делать.


Они удалили муфту. Подобрали ещё двух человек и начали прозванивать и маркировать все сто пар проводов. Скрутив провода, они соорудили палатку, чтобы не проникла влага, спаяли все провода по маркам и винилитовой изоляцией всё заизолировали. Затем мы воспользовались клейкой изоляцией, которую я взял в своём старом хозяйстве, где ранее работал. Там ею изолировали трубы. Мы из неё выполнили муфту без вулканизации. К утру кран был в рабочем состоянии. На заводской машине утром привезли уже расконсервированный чистый канат. Через час кран понёс первые кубы бетона, 900 кубометров из которых нужно было уложить только в плиту. Штабель утеплённых шевелином деревянных щитов по три квадратных метра лежали в зоне крана. Только бетон на заопалубленной площади доходил до верхней отметки, он накрывался щитом и переходил в ведение электрика Ефима Покрывайло, маленького человечка, бывшего фронтовика, прошедшего всю войну. Я объяснил ему принцип электропрогрева, а дальше колдовал уже он.


Жарочный трансформатор давал громадную силу тока при очень маленьком напряжении. Мы одновременно заполняли опалубку и прогревали бетон. Сразу были забиты контрольные кубики для проверки марки бетона. Утром, до начала бетонных работ, мы открыли пару щитов. Бетон парил на морозе, значит, он был не промёрзлый. Наощупь он был тёплый. Вокруг котлована была восстановлена обноска, по которой были отмечены оси колонн будущего здания. Арматурщики выставляли стержни этих колонн. На обноске я нанёс полностью все оси, опытные арматурщики ко мне вопросов не имели. Я занялся разработкой щитовой опалубки для колонн. Плотники изготовляли эту опалубку, чтобы после плиты начать бетонирование колонн. Все щиты, обогревающие плиту, должны греть перекрытия. Щиты потолка решили не делать, а набирать отдельные обрезные доски, так как щиты на морозе будет очень тяжело отделять. Скоро окончилась эпопея с общежитием, и на дом перешёл работать прораб Платонов, хороший, исполнительный работник. Мы с ним долго вместе работали, но он строителем так и не стал. После сдачи дома он ушёл работать в цех подготовки проволоки, протяжки, оцинковки, медирования. Но работая со мной, он очень много помогал мне.


Когда начали бетонировать колонны и перекрытие первого этажа, возникли новые проблемы. Ограждающие стены должны были выполняться из эффективного кирпича. Наш завод не мог найти поставщика этого кирпича. В Одессе его не изготовляли. Соседи отдали кому-то автогенную установку, и им на два дома обеспечили поставку железной дорогой кирпича. У нас таких поставщиков не было. Нужно было найти альтернативу. В министерстве Березовскому предложили применить новый материал, которым пользовались в городе Кривой Рог. Этот материал называется термозит. Его изготовляют на Криворожском металлургическом комбинате, он применяется при изготовлении панелей в крупнопанельном строительстве.


- Так вот, – сказал мне Березовский по приезде из министерства, – собирайся в командировку в Кривой Рог. Я скажу, к кому обратиться на комбинате. Перед тобой две задачи: узнать, что такое термозит, возможно ли им заменить эффективный кирпич при возведении наружных стен. Второй твоей задачей будет решение вопроса приобретения на заводе шлаковаты твёрдых плит на фенольной смоле для основания под паркет.

- Ясно, когда ехать?

- Соберись и езжай. Я думаю, за неделю ты справишься.


Через трое суток я был в Кривом Роге. Я здесь уже раз был. Был в самые тяжёлые времена моей жизни. Да, я был здесь за неделю до входа врага в этот город в 1941 году. Город был мёртв. Я не исследовал, откуда мы заехали в город, но помнил это хорошо. Сейчас с вокзала я сразу взял такси и поехал в отель «Лєбідь».


К девяти часам утра я был у входа в комбинат. В проходной меня остановил охранник.

- В заводоуправление Вам нужно проехать две остановки трамваем и через тоннель пройти на территорию. Там есть надписи. Выйдете там, где надпись, интересующая Вас, подыметесь. Остановите любую машину, и Вас подвезут в управление.


Я строго выполнил подсказку рабочего и вышел из тоннеля. Однако оказался на площади, вернее, дворе с одной большой дверью. Я увидел рабочего, идущего к этой двери. Быстро пошёл за рабочим и влетел в дверь, пока она ещё не закрылась. Рабочего я спросить не сумел, потому что был сильный шум. Громадный транспортёр тащил на крючках добела раскалённые бунты катанки на расстоянии полутора метра друг от друга. Транспортёр двигался, унося бунты настолько далеко, сколько мог видеть глаз на высоте метр от пола. Рабочий лихо проскочил между бунтами и скрылся. Я повторить этот подвиг не решился. Постояв немного, вышел из цеха. Зрелище восхитительное, но я был на работе. Наконец я увидел ещё человека в этом дворе и спросил его, как пройти в заводоуправление.

- Вы шли от трамвая по тоннелю? – спросил человек.

- Да, от трамвая, – ответил я.

- Спуститесь в тоннель и пройдите к следующей табличке


Я опять выполнил указание рабочего. На этот раз всё было нормально. Подъехал автомобиль УАЗ, и мы поехали на завод шлаковаты. Мы ехали километров двадцать по заводской территории. Через пять минут выехали на поле, где хранился шлак с тех времён, когда здесь начали плавить чугун. Впоследствии нам показывали снимки лунной поверхности. Это поле было копией лунной поверхности! Было жутковато смотреть на это зрелище. Приехав на завод, я увидел ещё более жуткую картину. Откуда-то вываливался большой тюк мягкой шлаковаты. Он ещё, видимо, был тёплый. Женщины, которые были одеты только в короткие брюки и лифчик, брали эти тюки, вытаскивали из-под навеса и укладывали их на большие поддоны, которые потом куда-то увозились. Поговорив с мастером, я узнал, что твёрдые плиты на фенольной смоле они уже давно не делают, что шлаковату у них забирают изоляционные хозяйства прямо из цеха. Больше мне на заводе делать было нечего. Мы уехали.


В управлении я узнал, какие хозяйства у них берут термозит, чтобы узнать рецептуру приготовления бетона, его свойства, вес, теплоизоляцию, плотность и прочность. На этом мой первый день командировки был завершен. Пообедал я здесь же в управленческой столовой и пошёл бродить по заводу. В доменную часть комбината я не ходил, но в прокатных цехах побывал: уголковая сталь, тавры, швеллера, периодическая арматура... Насмотревшись, пошёл бродить по городу. Город весь был красным. Не потому, что он красивый, а потому, что всё, что движется и не движется в городе, было красное от пыли железной руды. На домах была пыль, на проезжающих машинах была пыль, на трамваях была пыль, на проходящих людях была пыль. Искать своих криворожских друзей по городу не стал. Город протянулся вдоль открываемых шахт на много десятков километров. Несколько дней походил по железобетонным заводам, их лабораториям. Узнал много полезного о термозите. Взяв с собой все записи, которые позже в свободное время были систематизированы, я отбыл домой, в Одессу.


Теперь было, над чем работать. Нужно было с первого этажа открывать вентиляционные каналы. Каналы проектом предусматривались двух видов блоков: с пятью и с семью отверстиями. О том, чтобы эти блоки где-то заказать, и думать было невозможно. Их всего проектных нужно было до тысячи, и предусматривались они из лёгкого бетона. Вечером, уже дома, я заготовил эскизы развёрток опалубки блоков и обдумал технологию их изготовления. Затем я к этому делу привлёк Мармусевича. Он со всем согласился, забраковал только сборку формы. Он сразу предложил свой метод крепления формы при сборке, которую бы можно было разобрать, не разрушая сформованного изделия. Сергей сразу ушёл с объекта в свою слесарку и начал работу. Это было только начало эксперимента.


Стояли ещё довольно холодные погоды. Помещений для изготовления, формовки блоков не было. Да и в помещении формировать блоки было не удобно. Электропрогрев здесь использовать было почти невозможно. Ещё не пришёл из Кривого Рога термозит, но мы были готовы его принимать и использовать. Я вспомнил, как мы на севере принимали раствор с РБУ. Этот метод я применял в СМУ-10. Здесь мы тоже выкопали яму. Поставили по стенам нагреватели. Крышку ямы закрывали утеплённым щитом. Начали поступать вагоны с термозитом. Мы заказали две фракции – среднюю и мелкую. Только привезли с товарной первую машину, сделали пробный замес. Сделали пробные блоки с разными дозировками термозита, цемента и воды. Оставили на ночь пропариваться. Утром вынули блоки, отобрали самый крепкий и удобный и начали массовый выпуск вентблоков. Я посчитал, что по сравнению с соседским домом, в котором вентиляция была выполнена на участке заложенной стены из кирпича, в нашем доме мы увеличили полезную площадь более чем на двадцать квадратных метров. Я начал подбирать состав бетона для ограждающих стен. Задача стояла подобрать такой состав, чтобы кубометр ограждающей стены был не более 900 килограмм, чтобы соответственно был влагоустойчив и выдерживал указанное количество замораживания и оттаивания. Мы уже были на третьем этаже, когда я добился нужных параметров. Ограждающая стена у меня получилась толщиной 31 сантиметр. Мой расчёт проверили товарищи из «Гипрограда» и утвердили. Таким образом я увеличил полезную площадь дома на 70 квадратных метров. Были организованы два звена, которые изготовляли наружные стены, каменщики клали стену из кирпича обыкновенного толщиной 12 см., бетонщики утепляли стенку лёгким бетоном толщиной 19 см.


Мы начали догонять наших соседей с завода «Автогенмаш». Их начальство начало давить на прораба, тот – на рабочих. Дело закончилось для автогенмашевцев плачевно. После хорошей взбучки бригадир с рабочим пошли переставлять на девятом этаже выносную площадку. Когда зацепили гак крана, бригадир снял подпорки, держащие площадку, в тот момент, когда рабочий пошёл снять с площадки поддон из-под кирпича. Когда рабочий вылез на площадку за поддоном, площадка под весом рабочего наклонилась, и рабочий полетел вниз с девятого этажа. Это ещё раз подтвердило правило, которым я пользовался все пятьдесят лет моей работы на стройке: когда начальство начинало на меня давить, я отказывался выполнять работу. Это был уже третий случай, когда у меня на глазах, у моих друзей такая работа кончалась летальным исходом. Человека не стало, бригадира уволили, прораба перевели на другой участок. У меня укрепилось мнение, что я в таких случаях поступаю правильно и должен усилить свою бдительность.


Весна в этом году пришла дружно и рано. Деревья вокруг стройки дружно распустили почки и прикрыли ветки свежей зеленью, образовав мягкую пушистую крону. Работая на верхних этажах, мы уже рассматривали город поверх деревьев.


Сын сдал последний экзамен и получил аттестат зрелости. Он не был отличником, но аттестат был неплохой. За десять лет учёбы он так и не определился, чему он отдаёт предпочтение – гуманитарным направлениям или техническим. Я ему советовал предпочесть техническое направление. В Одессе поступить в институт он не сумеет. Ему места в институте не найдут. В своё время меня заставляли поступить в техническое военное училище. Наверное, можно будет туда его устроить. Я пошёл в облвоенкомат, к моему знакомому майору. Когда я его нашёл, он уже был подполковник. Я думал, что сумею сыну достать направление на учёбу, но подполковник сказал, что они лимита в этом году не имеют. Он посоветовал подать заявление в Лужское военно-железнодорожное училище. Софья написала письмо, Виктор написал заявление и отправил в Лугу. Через неделю пришло письмо с указанием, когда нужно приехать для сдачи экзаменов. Через неделю они уже приехали обратно.


Первый экзамен прошёл на второй день по приезде. Виктор всегда писал сочинения грамотно. Здесь же на второй день сообщили, что он экзамен провалил. Жене работу не показали. Спорить было невозможно. Как и у меня, пятая графа сыграла свою роль. Мы решили, что второй раз сдавать в другой вуз в этом году он уже не будет. Ещё подготовится, и если не заберут в армию, будет поступать на следующий год. Чтобы не болтался без дела, мы взяли разрешение в исполкоме, и я определил его на работу учеником плотника у себя на работе. Он с удовольствием начал работать. Он легко перенимал навыки работы. Ему нравилось работать на высоте, собирать или разбирать опалубку. Когда требовалось, выходил на бетонирование или на разгрузочные работы, с удовольствием работал. Из мальчишки, пацана он превращался в мужчину, рабочего человека.


Когда завод стал расширяться, были отселены несколько домов, которые шли на снос. Мне поручили подготовить и передать подрядчику площадку под новый цех кордовой проволоки. Валили дома экскаваторы, но требовались люди, чтобы грузили конструкции. Я снял с дома часть молодых рабочих и перевёл их на разборку. В эту группу попал и Виктор. Руководил разборкой прораб Бондаренко. Этот старый строитель был очень осторожным человеком, поэтому эту работу ему можно было доверить. Через несколько дней жена мне говорит:

- Что это у вас за внеочередная зарплата?

- Никакой зарплаты у нас не было, – ответил я.

- А Витя принёс мне 80 рублей.

- Я не знаю, что это за деньги, – ответил я, – но думаю, что завтра узнаю.


Оказалось, что группа, которая работала на разборке домов, в период, когда не было машин под погрузкой, из разваленных стен извлекала целый камень, и каждый себе складывал штабель. Вечером в конце дня шофера, которые работали на вывозке строймусора, этот камень забирали, вывозили в частный сектор города и продавали его. Утром они привозили деньги и расплачивались с рабочими и экскаваторщиками. Интересно, что на объект приезжали совершено незнакомые шофера, и всем камня хватало, и рабочие были довольны. Здесь никакой задержки не было, а в конечном счёте мусор вывозился быстрее за счёт привлечённых машин. Я в это дело не вмешивался. Если рабочий может без ущерба для работы заработать пару копеек – пожалуйста!


Работали на разборке где-то около двух недель, и работу пришлось остановить. Все бывшие жильцы дома, которых завод отселил, были довольны. Из коммунальных квартир они переселились в отдельные квартиры со всеми удобствами. И только одна женщина отказалась переселяться в однокомнатную квартиру, утверждая, что она живёт в двухкомнатной. Уже состоялись два суда, районный и городской, где было решено, что ей положена однокомнатная квартира. Дело в том, что в домоуправлении числилась однокомнатная квартира. Квартиросъёмщица жила в этой квартире с малолетним сыном без мужа. Когда сын подрос, она кухню переделала в комнату, кухню оборудовала в коридоре. Продолжала же платить в управление за однокомнатную квартиру. Сын вырос, женился и перешёл жить к жене. Прошло много лет, и пришёл день переселения, а женщина стала требовать двухкомнатную квартиру. Я в этом деле своё мнение не высказывал, вспоминая эти гадкие суды, которыми мучили нас  абсолютно необосновано в течении четырёх лет. Мне даже жалко стало этой женщины. Она жила в квартире без света, воды. Отапливалась она дровами, собранными на разборках. Дома она бывала редко, так как работала проводницей на железной дороге. Мне приказали сделать трап, чтоб можно было вынести мебель при переселении, так как должен был прибыть судебный исполнитель. Я выполнил указания и пошёл предупредить женщину, что придёт исполнитель. Я постучал в дверь, мне долго не открывали. Затем я услыхал шаги в комнате. Щёлкнули засовы, и из двери выбежала женщина с топором в руке, который она держала над собой. Глаза у неё были как у бешеной собаки. Я отскочил назад. Рабочие попятились назад, чтобы я не столкнулся с ними, и упали на трап, скатываясь вниз. Увидев, что рабочие упали, я прыжком кинулся к женщине и схватил её за руку с топором. Она разжал пальцы, и топор упал мне на голову, к счастью, обухом вниз. Я силой толкнул женщину в комнату и захлопнул дверь. По лицу у меня стекала кровь, сочившаяся из раны на голове. Я сказал рабочим, чтобы не выпускали женщину из её комнаты до прихода милиции, а сам пошёл в поликлинику завода, чтобы обработали рану и наложили повязку. После поликлиники я пошёл к Березовскому в отдел. Когда я зашёл в помещение, Березовский сидел с исполнителем и решали варианты отселения. Когда я рассказал, что произошло, все варианты отпали. Исполнитель сказал, чтобы я снял в экспертизе побои, Березовский сказал, что всё они сделают без меня.


Когда я пришёл, всё уже закончилось. Женщина, которая числилась в поликлинике нетранспортабельной, выскочила через окно бельэтажа, рабочие взломали дверь, зашли в квартиру при исполнителе. В квартире практически ничего не было – старый шкаф без вещей. В шкафу кроме маленьких бутылочек из-под капель ничего не было. Бутылочек было штук двести. Не исключено, что она что-то принимала при приходе врача. Погрузив шкаф, стол, стулья и узел с постельным бельём, исполнитель и несколько рабочих уехали на выделенную ей квартиру. Через несколько дней от этой трущобы не осталось и следа. Я сдал площадку под новый цех подрядчику. Цех очень долго строили, построили, но ни одного метра кордовой проволоки он не произвёл. Очень много произошло на заводе, в республике, в государстве и в мире событий, чтобы заниматься этим пустяком.


Я сосредоточил все усилия на жилдоме, но не надолго. Завод решил построить ещё жилой дом, но не собственными силами, а силами домостроительного комбината. Однако на мою долю здесь достаточно было работы. Крупнопанельный дом запроектирован был на улице Багрицкого, напротив тюрьмы. Запитать его теплоснабжением можно было только с котельной у нашего общежития. Однако мощности у котельной было мало. Нужно было добавлять один котёл, увеличивать диаметр и высоту дымовой трубы. Самым главным в реконструкции котельной было то, что нужно было подать газ среднего давления. Такие газопроводы могли делать только специализированные управления со специальным допуском. В Одессе была одна организация СУ-4, которая могла выполнить эти работы, но план был на год уже свёрстан, поэтому начались торги.


Нам пришлось принять кабальные условия этого управления, которому город выделил площадку под базу в степи за ДСК. За то, что газовики проведут полкилометра трубопровода, соединив магистрали, проходящие у тюрьмы, с аналогичной проходящей на улице Парашютной и переоборудуют нам котельную на газовое топливо, мы должны были построить им производственную мастерскую в степи и прокопать в городе траншеи под газопровод с переходом улицы Водопроводной у тюрьмы. Этой работой я должен был заниматься сам, так как прораба Бондаренко нельзя было отвлекать от установки новых станов на реконструкции завода. Мастера Платонова, работавшего на дому, тоже отвлекать было невозможно. Единственно только я был освобождён от замены трубы котельной, этой работой занялся Горловский.


Я должен был только усилить фундаменты. После принятого решения в отделе я взялся за дело реализации договора. Отметив колышками трассу будущего газопровода, я взял с собой звеньевого каменщиков и поехал на будущие мастерские СУ-4. По дороге взяли на Молдаванке представителя СУ-4 и поехали за город, где ещё недавно было пастбище или поле. Представитель передал мне колышки разбивки и чертежи. Подъехал колёсный экскаватор и несколько машин самосвалов. Мы со звеньевым отсыпали известью пушенкой границы котлована, так как под мастерскими был инструментальный склад и склад фасонок, уголки, отводы, переходы и прочие заводские заготовки. Не прошло и получаса, как экскаватор докопал до определённого уровня первого яруса, я этот уровень определил, и дальше мои субподрядчики могли уже работать пару дней сами. Мне же работы было невпроворот. Дом оставлять без надзора было невозможно, всё время возникали вопросы, которые нужно было решать. Участок полностью лежал на мне. Когда я приехал на дом и осмотрел выполненную работу, претензий у меня к мастеру не было. Он работал филигранно. До окончания института он работал в этом же ОКСе и с рабочими ладил. Подошёл Чуйко, мой главный смотритель за порядком на объекте.

- Тут до вас чоловік якийсь прийшов, – сказал он.

- Ну так приведи его сюда!


Ко мне подошёл мужчина и, не называя себя, сказал, что он сельский строитель. Одновременно с основной работой он от себя занимается устройством погребов в частных домах разных сёл. Для устройства железобетонного перекрытия погреба ему нужна арматура. У него есть большое количество труб пол- и полторадюймовых. Он предложил мне поменять метр на метр эти трубы на арматуру, ему безразлично какую, чтобы стержни были не меньше шести метров. Ко мне приходила арматура 12 метров. Я согласился сразу. На следующий день мне привезли машину труб указанных диаметров.


Я поставил Михея, и он пересчитал все трубы и выдал половинное количество стержней арматуры диаметром 10 мм класса А-2. Причём я сказал, чтобы отгрузили арматуру на панелевоз, вывезли её подальше от стройки и там автогенном порезали, как им нужно было. К моему удивлению, гости на это согласились. Я сказал мастеру, чтобы сразу поставил отрабатывающих электриков раскладывать трубы для прокладки электромагистралей под полом, что давало возможность делать подготовку под полы. Вечером я заказал шлаковату, сетку и кравтпапир, которые уже по пересмотренному проекту укладывались в подготовку, как заменитель твёрдой шлакоплиты на фенольной основе. Когда Березовский узнал о моей коммерции, он был очень недоволен.

- Зачем ты ищешь приключений на свою голову? – возмущался он. – Выписали бы трубы и получили бы на заводе. А если эти трубы ворованные? Чёрт знает, что может быть.

- Бог не выдаст, свинья не съест. Мы кроме выгоды в стоимости ничего не теряем, а выигрываем. Если завезёшь по моей заявке материалы, можно будет совместить процессы устройства перегородок и настилки основания под паркет. Лишние трубы заберёт у меня Горловский.


Когда окончился сезон отопления, мы разобрали котлы в котельной и сделали фундаменты под новые котлы. Когда монтажники собрали котлы, пришёл заводской футеровщик и вместе с выделенными разнорабочими подготовил котлы под приёмку газа. Монтажники уже варили новою трубу. Мне предстояла новая работа – протащить кожух для труб через улицу Водопроводная. Наш одесский завод строительных машин начал выпускать «Кроты». При помощи этой машины можно пробивать отверстия под дорогой, максимально загруженной проходящим транспортом. Нам нужно было пройти магистрали напорной канализации диаметром 600 миллиметров, чугунного водопровода этого же диаметра. Электрокабеля шли на противоположной стороне, со стороны тюрьмы. Всё было хорошо, но когда я хотел узнать глубину заложения труб, то не мог найти тех, кто мог мне сказать, на какой глубине лежит старый, но действующий водопровод. Этот водопровод был первым в Одессе, поэтому улицу называли Водопроводной. После его укладки как минимум десяток раз улица  перекладывалась, подымаясь и опускаясь. Я дошёл до высшего начальства «Водоканалтреста». Ответ был идиотским: «Мы не имеем права назвать Вам абсолютную отметку водопроводной магистрали, это военная тайна».


На мой вопрос, как же быть, мне ведь нужно пройти эту магистраль, чтобы проложить газовую магистраль, последовал ответ:

- СНиП определённо даёт на это ответ. Отройте эту трубу вручную деревянными лопатами и пройдите трубой под водопроводом.


Я ушёл из «Водоканалтреста» без всякого ответа. Работать было невозможно. Придя на объект, я взял чертежи, по масштабу определил расстояние трубы от бордюра дороги. Копать дорогу не было возможности, это была единственная магистраль, соединяющая въезд в город с промышленным районом Одессы и Ильичёвкой. По тротуару шла магистральная напорная канализация. Я взял рабочих, и мы открыли ближайший колодец этой магистрали. Колодец был большим и сухим. Одна труба диаметром 600 миллиметров пересекала колодец. Мы с рабочими влезли в колодец. Я велел рабочим разбить стенку от днища вверх отверстием 800х800 миллиметров. Труба водопровода лежала от дыры примерно в З-4 метрах.


Ко мне подошёл рабочий Витя Конопелько. Ранее он работал на буровой установке, которая бурила шурфы под сваи. После несчастного случая, когда погиб бригадир, рабочие буровой Витю Конопелько обвинили в гибели бригадира и отказались с ним работать. Я знал, что Витя алкоголик, что он мог не выходить на работу, будучи в запое, но в рабочее время он не пил. Когда он попросился на работу, я его принял. Дело в том, что у меня были рабочие, которых иногда приходилось выгонять с работы, когда они были нетрезвые. Этот же работал хорошо, а когда пьянствовал – он на работе не появлялся. В этой трудной для меня ситуации он предложил свои услуги:

- Исакич, я долгое время работал на шахтах, поэтому лучше меня эту работу никто не выполнит.


Я дал добро, чтоб он сделал подкоп под дорогой.

Он протянул к колодцу компрессорный шланг и начал работать. Работал он ожесточённо. Несколько человек с трудом успевали за ним вытаскивать из колодца грунт, который он вынимал из подкопа. Когда первый метр был прокопан, ему поднесли подтоварник и доску, он закрепил верхний грунт и начал копать дальше. Чувствовалось, что человек знал, что такое отбойный молоток и как им работать. На следующий день к обеду я сумел определить диаметр чугунной трубы, увеличил диаметр на предполагаемый раструб, на случай, если «Крот» попадёт на него, и верхнею отметку газовой трубы взял на полметра ниже низа водопровода. Далее я ему же поручил не разбирая крепление забить подкоп песком и реставрировать стену в колодце. Всё было сделано безукоризненно.


Конечно, когда мы выставили пробойник и включили сжатый воздух, пробойник сначала поработал вхолостую, а затем, когда рычагами подали его вперёд, он как будто проснулся, потянул за собой воздухоподающий шланг. Через несколько минут пробойник скрылся в оставленном им отверстии. Удары бойка стали глуше, и через какое-то время слышен был только рёв компрессора, который работал с большим напряжением. Мы внимательно смотрели на сделанную метку на шланге, указывающую пять метров, где бур должен был пройти водопроводную трубу. Но вот метка подошла к входу в отверстие и скрылась в нём. Оператор сделал следующую метку и следил за продвижением шланга. В это время на противоположной стороне дороги экскаватор с рабочими пробирался вниз грунта между действующими кабелями до отметки предполагаемого выхода «Крота».


На следующий день наше волнение достигло апогея. Оставались последние пять метров пути бура. Некоторые рабочие залезали в котлован и прикладывали ухо к стенке грунта, вслушиваясь, когда бур даст о себе знать. Одним из недостатков бура являлось то, что при встрече с инородным телом он мог свернуть в любом направлении четырёх степеней свободы. Но наш прошёл удачно и вышёл в предполагаемом месте. Приехали монтажники и протянули изолированные стальные трубы кожуха и указали точку, до которой мы должны были довести траншею. Траншеи были уже готовы, монтажники трубы не прокладывали. Это управление было очень маломощным, чтобы удовлетворить потребность в переводе многих котельных на газ. Да и квалификация их была не на высоком уровне. Когда футеровщик закончил работы на котлах, мне пришлось остановить работы на производственных мастерских, чтобы заставить газовиков работать на наших объектах. Это была одна из значительных моих ошибок, которую я совершил  наступившей ранней осенью, когда в любой момент мог последовать приказ о начале отопительного сезона. Газовики собрали какое-то звено малоквалифицированных рабочих, среди которых один был с допуском проводить работы с газом среднего давления. Это звено трассу сварило, поставило распредшкаф, подвело газ к котлам. Приехала бригада газовиков из этого управления, чтобы запустить котельную. Они подсоединили распредшкаф, зная, что их предшественники должны были воздухом продуть магистраль. Я уже не говорю, что должны были надавить трубы как минимум на 30 атмосфер. Когда был включённый газ среднего давления 25 атмосфер, давлением вся грязь из новых труб была вытеснена в механизмы распределения и учёта газа. Перед газовиками возникла проблема, каким образом очистить аппаратуру от грязи и где гарантия, что после очистки она снова не будет замусорена. Альтернативы не было. Магистрали перекрыли. Нужно из труб выпустить газ, который в трубах остался под давлением. Попросили всех, у кого есть в кармане спички или зажигалка, уйти на следующий квартал. Остальных попросили сделать оцепление и никого не впускать в середину оцепления. Бригадир газовиков проверил оцепление и дал команду начать из труб выпускать газ. Мы все замерли, наблюдая, с какой силой вырывался газ с трубы, выплёвывая куски земли. Из общежития вышёл комендант жилотдела завода. Маленький, плечистый, с усиками и старым портфелем под мышкой. С виду он был похож на клоуна Румянцева («Карандаша»). Оцепление его пропустило как сотрудника. Он подбежал к шипящей трубе и радуясь, что скоро начнёт работать котельная, крикнул:

- Что, шипит!? Поджигай!


Рабочий, стоящий у задвижки и регулирующий выпуск газа, от неожиданности отскочил от задвижки, кто-то из газовиков, не зная коменданта, схватил его за руки и пытался повалить на землю, но не дать осуществить злой замысел. Не менее испугался и сам комендант:

- Что вы, всбесились? – скатившись на фальцет, запищал комендант. – Я ведь пошутил...

- Знаешь ли ты, что за такие шутки можно без головы остаться?


После этого стресса мы ещё долго смеялись. К слову сказать, я коменданта больше не встречал. Операторы разожгли все котлы где-то к 22 часам. Убедившись, что форсунки работают без сбоев, мы все кроме оператора разошлись по домам. Практически на этой площадке я больше ничего не построил, хотя мне ещё немного на ней пришлось поработать. Однако строительные работы на канатном заводе не сокращались. У директора планы были большие.


Однако человек предполагает, а Бог располагает. Перед отделом строительства встал вопрос возведения новой столовой на месте старой. Кухню нужно было построить по современным стандартам, даже немного опережая их. Главной задачей было то, что нужно было ни на день не останавливать питание рабочих. Стройучасток свои силы распределил следующим образом. Бондаренко работает на замене парка станков, Платонов – на доме, я начинаю строительство столовой. В моё отсутствие меня здесь заменяет Бондаренко. По моему усмотрению я нахожусь на доме, так как Платонов принимать инженерные решения был не приучен, и я его этому не мог научить. Немало мне приходилось заниматься и заменой оборудования. Прораб не хотел портить отношения с начальниками цехов, которые часто не давали возможность работать, на новое оборудование увеличивался план, а пока осваивалась новая техника, трудно было выполнять план. Горела прогрессивка.


Я был новый человек на заводе, ни с кем никаких дел не имел, поэтому был независим. Конечно же, в основном я был на доме, из-за которого поссорился с Авербахом и ушёл из треста. На несколько дней всё-таки мне пришлось взять отгулы. Дело в том, что мы, как и ожидали, провожали сына в армию. Военкомат сработал чётко. В училищё его не взяли, однако повестку прислали сверхсвоевременно. Я был и, собственно, и остался при своём мнении, что юноша должен пройти армию, чтобы стать настоящим мужчиной. Конечно, я имею ввиду армию до 1960 года. Я пошёл в облвоенкомат, нашёл бывшего майора, теперь уже подполковника, и попросил у него пропуск на сборный пункт призывников. Таким образом я два дня провёл с сыном и напомнил ему те наставления, которые мне поведал человек, прошедший всю войну, видел кровь, сам пролил немало, но наставления его были жизненно необходимы. Я ими полностью воспользовался в своей службе и очень хотел, чтобы сыну они тоже помогли, хотя время уже было другое.


Конечно, родителям нельзя завидовать, когда дети уходят по призыву служить в армию, какими бы патриотами страны они ни были. Однако чувство тоски по сыну постепенно перерастает в чувство его ожидания, а затем последующих писем. Время идёт, работа захлёстывает, и всё возвращается на круги своя. На меня навалились не привычные для меня  работы. Из Германии приходили новые станы. Их нужно было срочно устанавливать и выпускать продукцию, которая уже плановиками была запланирована. За рубежом станы монтировались за несколько дней. Капиталисты тратят деньги один раз на реечный пол из проката, к которому крепят станы. Мы экономим на полах, зато, меняя оборудование, вынуждены разбивать от 30 до 60 кубометров бетона и столько же укладывать нового. В действующем цеху это очень тяжёлый и опасный труд. Однако переходить на унифицированное основание инженерно-экономический корпус даже не помышлял. На реконструкции столовой также была сделана «экономия». Завод заключил договор на проектирование реконструкции столовой с какой-то очень слабой проектной организацией. Проектанты сдавали проект частями, а я уже начал копать подвальную часть под новой кухней, где располагалась холодильная камера. Канализация была выведена во двор завода, но заводская канализация проходила на два метра выше пола подвала. Березовский поручил мне связаться с проектантами и решить вопрос. Когда я хотел с ними связаться, оказалось, что проектное бюро уже не существовало, незаконченную работу доделывали два инженера, причём женщина инженер оказалась моей знакомой, это была родственница учительницы Виктора. Она жила в той же квартире, где жила учительница.


От этой женщины я узнал, что почти все работники бюро уже живут за границей. Оставшиеся инженеры – не сантехники и помочь мне не могут. Об этом я доложил Березовскому, и на этот отрезок времени я не мог ему ничем помочь. Встал на повестку дня вопрос о строительстве отдельной насосной станции, которая бы работала в автоматическом режиме. Нужен был проект, который бы гарантировал удаление воды. В случае отключения электроснабжения вода могла залить продукты, которые хранились в подвале на складах. Вопросов стояло много, да и такое проектирование никакая организация брать не хотела. И только со временем я вспомнил, как когда я только пришёл работать в СУ-604, то с женой шёл к своей сестре по Водопроводному переулку, который был полностью разрыт глубокими траншеями. Я удивлялся искусству инженеров рыть такие глубокие траншеи в таком узком переулке. Оказалось, что здесь работали строители, гидротехники с нашего управления. Я несколько раз, когда бывал в этом районе, приходил сюда на очень короткое время, чтобы чему-то научиться, перенять опыт. Но это было давно. Теперь я об этом вспомнил. Ведь здесь в переулке проложили коллектор из железобетонных труб диаметром 900 или 1000 миллиметров. Я взял экскаватор «Беларусь» и пару рабочих, нашёл ближайший канализационный колодец. Крышка колодца была очень тяжёлой, и мы её открыли с помощью экскаватора. Механизм перекрыл дорогу машинам. Коллектор шёл посреди дороги. Я стоял с нивелиром на тротуаре. Только открыли крышку, я снял отметку низа трубы и уровень жидкости, которая была в трубе. Очевидно, труба была где-то хорошо засорена, но это была не моя забота. Закрыв крышку колодца, я отпустил всех на свои рабочие места. Сам взял ещё раз чертежи и рассчитал, что уровень жидкости в трубе на метр с лишним ниже пола подвала столовой. Об этом я доложил Березовскому.

- Да, это хорошо. Но кто нам разрешит врезаться в коллектор? Ты знаешь, сколько времени потребуется, пока мы согласуем? Затем нам нужно будет закрывать дорогу, которой пользуются канатный и консервный заводы, кондитерская фабрика и виноводочный завод? – задал сразу несколько вопросов начальник.

- Ефимыч, я тебя не спрашивал, да и ты не интересовался такой мелочью, когда мне нужна была отметка старого действующего водопровода при проколе Водопроводной улицы. Ведь там движение не такое, как в переулке! Мы вскрыли трубу, определили глубину заложения и всё восстановили. Я считаю, что здесь это гораздо легче сделать. Ну, если у тебя есть лучшие предложения – я их выполню, – сказал я, зная, что он ничего предложить не мог.

- Ну, если ты такой умный, сделай эскиз и обговорим более обстоятельно.

- Я готов обстоятельно говорить сейчас, – сказал я, и развернул эскизы, которыми пользовался при расчете, с указанием жироуловителя, помещённого на тротуаре.


Когда встал вопрос о жироуловителе, Березовский меня остудил.

- А ты уверен, что на тротуаре есть место для жироуловителя? – спросил он.

- Я не могу быть уверенным, я не знаю.

- Вот то-то! Пойдём к главному энергетику, у него должен быть план территории, обрамляющей завод.


Березовский как сквозь землю смотрел. В нужном месте на ширине тротуара лежали восемнадцать кабелей. Пара кабелей лежала на дороге. Энергетик нам не советовал ставить там колодец, а вот посоветовать, где его ставить, он не мог. Мы вышли от энергетика молча и, как по команде, пошли на улицу, к месту нахождения будущего колодца.

- Ну, что будем делать, Кулибин? – сокрушенно спросил начальник.

- Что делать? – повторил я вопрос. – Делать жироуловитель.

- Как?

- Кабель лежит на глубине 50-80 сантиметров. Вскрыть узкую полоску. Посчитать все кабеля, их может оказаться даже больше, чем показано, затем каждый кабель подвесить на пучках шпагата и расчистить участок над кабелем шириной порядка двух метров. Не исключено, что между кабелями может быть какой-то зазор, сделаем там люк.

- Нам ничего кроме этого не остаётся, – сказал начальник, – но ты учти, что нам никто не скажет ничего об этих кабелях. Если какой-нибудь зацепим, может окончиться тюрьмой.

- Ефимыч, я уже столько раз рисковал в своей работе, что без риска мне как-то скучно. Просто в таких случаях нужно сосредоточиться и не пускать дело на «авось», – успокоил я его, хотя сам часто думал об этом: зачем я рискую тем немногим, чего я добился и приобрёл?


На следующий день я велел оградить участок предполагаемого колодца, проинструктировал рабочих. В группу включил Конопелько. Я понимал, что без подкопа здесь не обойтись. Конечно, несколько дней мы находились на этом объекте. Мы нашли все кабели, работали как археологи на раскопках. Когда все кабели были найдены, мы обнаружили, что они были уложены не по нормам: некоторые лежали чуть ли не друг на друге, зато ясно было видно место шириной девяносто сантиметров – то, что мы искали.


Наш малый экскаватор прорыл шурф глубиной 1,8 метров. На время земляных работ я экскаватор «Беларусь» направил на дом, а ГОН, который имел грейфер, стал к шурфу и дошёл до нужной отметки. Дальше под руководством Конапелько начали работать землекопы с отбойными молотками. За день колодец был выкопан. Дальше были закреплены кабели, и начался подкоп с креплением. Из пещеры грунт вытаскивался ящиком по горизонтали, а по вертикали вытаскивали его ГОНом. Работа была очень опасной. Когда Витя доложил о том, что достиг трубы, я велел ему вылезть, после чего сам залез в подкоп. Да, эта была нужная труба. Прежде чем пробить её, мы ещё раз открыли колодец. Уровень воды в ней оставался прежним. Начали пробивать отверстие. Я с интересом смотрел, как работал специалист с отбойным молотком лёжа. Сантехники были в полной боевой готовности. Мы решили через подкоп протянуть чугунную напорную трубу проектного диаметра, она прочная и на ней не было стыков. Врезка была сделана выше жидкости примерно на 30 сантиметров. Глухую врезку сразу заделали, под трубу выложили фундаментные столбики и осторожно начали засыпать подкоп песком. Когда закапывали площадь под кабелями, тщательно вибрировали песок, а на уровне кабелей их тщательно подштопали. На следующий день всё было закончено, тротуар был заасфальтирован. Сверху остался только люк для отбора жировой массы.


На доме работа шла без меня. Бетонировались этажи. Колонны и перекрытия мы прогревали, как и зимой. Моей задачей было найти такой состав термозита различной консистенции, чтобы соответствовал параметрам эффективного кирпича. В день я забивал по три состава по три кубика и оставлял их естественно крепнуть. Прошло несколько недель, и состав был найден. Теплопроводность, удельный вес, прочность, морозостойкость – всё приблизилось к кирпичу. Лаборатория нам дала документ, по которому мы приняли решение ограждающие стены делать из кирпича обыкновенного 12 сантиметров и 28 сантиметров термозитобетона. Начали снизу. Каменщики закладывали стену в полкирпича, бетонщики бетонировали утеплитель из термозитобетона и сразу укладывали звукоизоляцию с заливкой подготовки под паркет.


На третьем месяце после призыва сына в армию мы получили письмо из Белгорода, но не от сына, а от замполита курсов, где сын проходил курс молодого бойца. Ранее мы получали по два письма в месяц от сына, где он писал, что его определили на курсы младших командиров-дегазаторов. Странно было, что ещё в школе он занимался на курсах локаторщиков, а здесь вдруг перерешили его сделать дегазатором. Но им виднее. Письмо замполита нас довольно встревожило. Дело в том, что замполит требовал, чтобы мы приехали, потому что Виктору угрожает трибунал. Понятно, что я взял на неделю отпуск и мы самолётом полетели в Харьков, а из Харькова поездом – в Белгород. Здесь мы нашли сержантскую школу и у дежурного на проходной попросили, чтобы он вызвал Витю. Нас удивило, что солдат не задавал лишних вопросов, сына знали все, и через несколько минут пришёл Виктор.

- Что случилось? – был наш первый вопрос.

- Практически ничего – ответил он. – А откуда вы знаете о том, что что-то случилось?

- Ничего себе, – сказал я, – нас вызвал замполит, угрожая тем, что тебя будут судить...


И здесь сын рассказал историю, которая может случиться только с человеком, родившимся под знаком зодиака «рыба». Конечно, он солидно влип, но судить его не могли. Их четыре человека с курсов в выходной день через лаз в заборе ушли в самоволку: два одессита, один из-под Костромы и один москвич. Выпили, как говорит Витька, чуть-чуть. Москвич набрался и не сумел идти. Друзья взяли его по руки и поволокли в часть. Они уже были у забора, когда один из сержантов курсов, «дед», их увидел и велел отпустить пьяного, а самим идти на территорию школы. Витька сказал, что он товарища не бросит на улице. Сержант дёрнул сына за руку и порвал рукав гимнастёрки. Как говорит сын, он толкнул сержанта. Сержант сказал, что он его ударил. В общем, рапорт сержанта пошёл по инстанциям. Командир решил дело передать в трибунал. Однако сначала нужно было Виктора исключить из комсомола. Как я узнал позже от сослуживцев, Витька был любимцем в школе. Он там организовал самодеятельность, частенько в красном уголке играл и пел песни с ребятами. Командир школы поручил провести исключение из комсомола по всем правилам. Первая осечка произошла на бюро в школе. Члены бюро, где были молодые солдаты, были против исключения.


- Я признаю свою ошибку, – сказал Виктор. – Да, я нарушил дисциплину и готов понести наказание за это. Но я никогда не допущу, чтобы меня били, чтобы на мне рвали одежду люди, которые пришли немного раньше меня на службу в армию. Спросите моих сослуживцев, видели они меня хоть один раз в разорванной гимнастёрке? Нет, не видели. А сержант почему-то оторвал рукав на моей гимнастёрке. Это что, по уставу так положено? Он говорит, что я его первый ударил. Неправда. Если бы я его первым ударил, он бы лежал рядом с выпившим солдатом. Я рабочий. И если я увижу, что «деды» будут мордовать кого-то слабее себя, я за слабого заступлюсь. Всё.


Комсомольское собрание абсолютным большинством было против исключения Виктора из комсомола.

Как кадровый офицер, я понял, что сказал командир замполиту, когда дело провалилось. И, конечно же, это не вызвало у замполита особой симпатии к нам, родителям. Однако мы приехали по вызову и встретиться с замполитом должны были.

- Ладно, Виктор, – сказал я так, чтобы он понял, что я не одобряю его поступок, – обеспечь нам встречу с замполитом!


Через минут десять из проходной вышел майор и сразу набросился на нас:

- Как смели вы приехать и явиться к нам в школу из города, где свирепствует холера?!

- Не беспокойтесь, товарищ майор. Когда у нас была холера, мы работали в городе и ликвидировали её. Я удивлён, как это у вас здесь ещё нет холеры при таком обилии мух и грязи. Однако Вы нас вызвали затем, чтобы здесь на улице воспитывать? Спасибо за гостеприимство...

- Нет, прошу вас, зайдёмте на территорию, – пригласил он.


Мы сели на скамейку около проходной. Замполит начал говорить, что Виктор правильно выступил на комсомольском собрании, что он умный, рассудительный, но горячий – очевидно, что южанин.

- Очевидно, что правильно воспитан, – поправила его Софа.


На этом мы распрощались с замполитом, но попросили разрешения ещё часок с Виктором побыть. Сын был здоров, выглядел хорошо, подтянулся, грозу от себя отвёл сам, а это немалое в жизни. Мы успокоились. Рано утром поездом отправились домой.


На работе меня ждал сюрприз. Преподнесли его нам наши соседи по строительству – завод «Автогенмаш». Дело в том, что мы строили один дом, в котором одним стилобатом соединялись три двенадцатиэтажные башни, одна угловая наша, а две делал «Автогенмаш». Они шли впереди нас. Заместитель директора по строительству прежде занимал должность начальника СМУ. В новом для всех нас высотном строительстве разбирался плохо. На одном из совещаний на заводе он высказался, что к концу года сдаст в эксплуатацию первый дом. Когда директора «Автогенмаша» в обкоме спросили, когда будет сдан дом, он ответил, что в этом году. Так в обкоме партии появились в строке сдачи жилья 3500 квадратных метров полезной площади.


Когда в третьем квартале года стало ясно, что дом сдан не будет, начали искать виновного или хотя бы причину срыва плана. Это легче найти, чем сдать дом. Нашли в «Гипрограде» двух инженеров, архитектора и конструктора, пообещали им квартиры взамен того, что они должны запроектировать надстройку в два этажа. Был сделан анализ прочности несущих конструкций, и проект в эскизах вручён строителям дома завода «Автогенмаш». Одновременно было отправлено письмо, что перепроектирование дало возможность в каждом доме добавить по 14 квартир, то есть по 700 квадратных метров жилья. Но сдача дома отодвинется на два квартала. Обкомовцы клюнули на это и заставили нашего директора сделать то же, что сделал Тринчук, директор «Автогенмаша».


Исследованием и проверкой бетонных несущих конструкций занимался Одесский инженерно-строительный институт. Исследование показало хорошие результаты. Забот нам добавили больше чем на два дома. Начали заказывать лифты. Оказалось, что это нужно было делать спецзаказом. Заводы изготовляли стандартные лифты для 9-ти, 12-ти, 16-этажных домов. Наш получился 14-этажный. Завод-изготовитель им присылал стальные канаты длиной, рассчитанной для определённой этажности. Башенный кран у нас был для 9-этажного дома, а с поднятой стрелой и с малыми кранами грузоподъёмностью 300 и 500 килограмм мы рассчитывали сделать 12 этажей и лифтовую надстройку, а об 14 этажах и речи не могло быть. Столярные изделия можно было заказать, но это срывало срок сдачи дома, а рабочие уже отработали свои часы, которые были определены месткомом. Теперь они ждали квартиры. Многие приходили помогать по собственной инициативе. Через наше министерство мы заказали на заводе одну нестандартную секцию крана, канаты изготовили на нашем заводе с учётом новой высоты здания и крана. Новые технические условия определяли кран максимальной грузоподъёмностью в одну тонну.


Мы восстановили полигон изготовления вентблоков. К этому времени Сергей, наш слесарь, ушёл на пенсию и уволился. Формы изготовляли и восстанавливали своими силами. Работа закипела с новой силой. На строительстве столовой закончились работы варочного отделения, кухни с посудомойкой. В подвал перебазировали все остатки продуктов, привели в порядок часть обеденного зала со стороны новой кухни, куда сделали временный вход. В один из дней новая столовая начала выдавать комплексные обеды, которые рабочие снимали с конвейерной ленты. В огороженной половине старого обеденного зала начались строительные работы. Здесь предполагалось надстроить второй этаж, где Березовский выторговал под ОКС две комнаты. Остальную площадь заняли конструкторское бюро и библиотека. В этом ряду зданий мы ещё выполнили работы по устройству механического открывания железнодорожных ворот.


В здании детского сада, который находится рядом с заводом, сделали подполье, овощехранилище. Сам погреб был во дворе, вход в него был из пищеблока. Во дворе детского сада было очень неприятно работать. На этом месте ещё до образования Одессы находилось какое-то селение, и эта площадь была выделена под кладбище. Когда копали овощехранилище, попали на ряд могил. Я велел около больших деревьев у торца двора вырыть котлован и захоронил останки. Обратную засыпку выполнил глинистым грунтом, завезенным с Живаховой горы.


В этом же дворе построили небольшой домик прачечной с сушилкой, где стиралась спецодежда рабочих и вообще одежда и бельё рабочих завода. Всё мы делали из расчёта на долгие годы. Я знал, что завод накопил деньги на ещё один высотный жилой дом, где директор завода осуществил данный мной совет. Дело в том, что на заводе было работать нелегко, везде смола смазки, везде плавленый цинк, газы от него. Рабочие, получившие квартиры, долго не задерживались и уходили на более лёгкие работы. Рабочих всегда не хватало. Когда директор со мной беседовал во время моего оформления на работу, я ему рассказал, как этот вопрос решил управляющий трестом Авербах. Он на посёлке Котовского построил дом из однокомнатных и небольшого количества двухкомнатных квартир. Этот дом он назвал малосемейным общежитием и заселил его молодыми рабочими семьями, которые здесь жили, пока работали в тресте. Когда семья росла, люди переселялись в нормальные дома. Теперь директор завода решил воспользоваться этим методом и запроектировал такой дом. Проект был разработан киевской проектной организацией и был послан на экспертизу. Сейчас стояла задача окончить строительство этого дома – теперь уже на 86 квартир. Мы добрались к зиме до двенадцатого этажа. На время перемонтажа крана все силы были направлены на те работы, которые можно было делать с маломощными кранами типа «Пионер». Кран перемонтировали довольно быстро, и в зиму мы вошли в испытанном ритме работы.


Нижние этажи начали заполняться столяркой, которая поступала от поставщика. Я с соседями был в хороших отношениях и частенько заходил к ним на дом. Они понемногу начали использовать внедрённый на нашем доме электропрогрев, но с очень слабыми трансформаторами. Однажды я услыхал разговор, что соседи за какие-то услуги с их стороны заказали комплект сантехнического оборудования в московском сантехмонтажтресте №2. Об этом я рассказал Березовскому. Спустя три дня Горловский с бумагами полетел в Москву. По приезде он рассказал то, о чём можно было бы увидеть в плохом фильме. Когда он в московском тресте рассказал, откуда он и зачем приехал, его приезду обрадовались. Дело в том, что им нужны были стальные канаты для изготовления различного такелажа. Стальные канаты они получали по лимитам в количестве меньше чем четверть потребного. У нас на заводе изготовляли плановые канаты по 1000 метров на катушке. Из остатков прядей получались канаты длиной менее тысячи метров. Такие канаты шли вне лимита. Москвичи сказали, что они возьмут канаты любой длины по выставленной цене. Здесь же составили срок поставки комплекта сантехники на дом за две недели после подписания договора и получения эскизов заготовок. Канаты мы обещали скомплектовать за неделю и отправить по железной дороге. Стоимость перевозки продукции каждая сторона сама оплачивала.


Я не успел ещё забетонировать крышу, а машины с оборудованием уже стояли на улице, ожидая разгрузки. Пришлось заказывать автокран, чтобы разгружать прибывшее сантехническое оборудование. Приблизительно в это же время ко мне в прорабскую вошли два мужичка. Они приехали из Прикарпатья. Они начали со мной говорить по-украински. Я их понял и тоже перешёл на украинский язык. Суть разговора была следующей. В их городке есть деревообрабатывающий комбинат. Они в основном делают столярку, оконные и дверные заполнения, а также паркет. Сейчас им включили в план изготовление из бука прищепок бельевых, для изготовления которых нужна стальная проволока диаметром 1,2- 1,5 миллиметра. Они приехали на завод, а их туда не пустили, а послали сюда на дом. Я попросил их посидеть в прорабке, а сам побежал к телефону-автомату, чтобы сообщить об этом начальнику. К счастью, телефон работал и Березовский был в кабинете. Он велел мне срочно доставить просителей на завод. Оказалось, что два гружённых дубовым паркетом панелевоза стояли за забором. Одну машину я оставил у дома, на второй поехали на завод. С проходной я позвонил начальнику, и через пару минут нам открыли ворота. Мы въехали на завод. Подошёл Березовский.


Увидев машину с дубовым паркетом, он онемел, глаза его загорелись, он уже мысленно с кем-то спорил, что-то доказывал. Шофер остался в машине, мы втроём отправились в управление. Оказалось, что этот паркет предназначался для олимпийской деревни, когда она строилась, но по какой-то причине паркет забраковали, была повышена влажность. Он пролежал какое-то время в складе, а теперь достался нам. Машина была разгружена на одном из складов завода, сразу были оформлены документы на вторую машину. Гости сказали, что они не понимают в марках стали, но им нужно, чтобы соответствовал диаметр и чтобы она пружинила. Заводские специалисты определили класс и марку стали из штабелей брака, проволоки, которая на канаты использоваться не могла. Отобрали 14 тонн, семь тонн погрузили на одну машину, а вторая половина осталась ждать своей машины, которая должна была приехать с дома после разгрузки паркета. Мы с экспедиторами передали документы на недостающее количество паркета и соответственно документы на проволоку. Все были довольны.


Машины с сантехоборудованием продолжали приходить. Оказывается, был какой-то указ, что если из Москвы уходящий транспорт, независимо кому принадлежащий, был без груза, то его загружали попутным грузом, даже если эти машины выходили своим ходом с ЗИЛа. У нас начали монтировать сантехнику, чтоб к зиме закрыть помещение и начать отапливать его. Соседи уже врезались в магистраль, а нам нужно было врезаться в подающую трубу соседей. С завода приходили добровольцы из будущих жильцов дома, кто только мог крутить гайки, соединять резьбы. Однако без «но» в нашей стране ничего не может существовать. Пришёл приказ из министерства чёрной металлургии Украины об объединении двух заводов с целью сокращения административного аппарата заводов. Почти никого не сократили, кроме директора, а два завода, выполняющих большую работу, вывели из строя на долгое время. Ясно было, что директором объединённого завода станет Стрижаков Иван Павлович.


Первый феномен его красноречия и мышления был: «Мне строительства не надо, мне нужны квартиры!». Да, будучи членом бюро обкома и человеком, который был по работе близок с академиком Патоном, институт которого работал с одесским заводом имени Дзержинского как с базовым заводом, он в год правдами и не правдами выбивал у города 15-20 квартир. Теперь прибавилось количество рабочих, а его кредо осталось прежним. Первым делом он нажал на свой завком, чтобы побыстрее принимали дела у завкома канатного завода под предлогом создания объединённого завкома. Одновременно он дал указание приостановить распределение квартир нового дома. Председатель завкома канатного завода, Александра Денищенкова, увидев меня на заводе у столовой, подошла:

- Я хочу Вас спросить, не обременит ли Вас моё посещение жилдома? Много времени я не заберу...

- Пожалуйста, сколько Вам нужно и на какие вопросы нужно будет ответить – я к Вашим услугам. После обеда буду на доме. Подходит Вам это время?

- Вполне.

- Договорились.

- Когда, по-Вашему, мы можем рассчитывать окончание строительства и предъявление к сдаче дома комиссии? – спросила она, когда мы поднимались по лестнице.

- Я думаю, что к майским праздникам предъявим дом к сдаче, – ответил я не задумываясь, так как с Березовским мы считали каждый прошедший день.

- Дай-то Бог, дай-то Бог, – вздохнула она, – Сделайте всё возможное и невозможное, чтобы уложиться в этот срок. У меня есть сведения, что директор хочет часть квартир отдать заводу Дзержинского. Я этого человека знаю, он перешагнёт все законы, его юрист из-под земли найдёт и узаконит любое желание директора.


Я знал, что Александра, как её звали на заводе, была первой женой директора «Дзержинки» Стрижакова. Конечно, она его знала. Впоследствии мне стало известно, что когда я строил свою квартиру, Александра с мужем жила в том дворе, где я строился.


В этот же день завком канатного завода на внеочередном совещании принял решение выдать официальные документы рабочим, которые отработали часы на строительстве. В ОКСе хранились документы, наряды на оплату по первому разряду этим рабочим. Здание было уже остеклено, полностью закрыто от холода. Отделочники ждали тепла для отделки здания. Пришло время, и мы подали на здание тепло. Заработали насосы подкачки, мы увеличили входное отверстие сопла, чтобы нагреть помещение. На доме было организовано круглосуточное дежурство заводских специалистов- сантехников. Трансформаторная подстанция, которая была рассчитана на весь строящийся квартал, только строилась трестом «Промстрой». Мы питались энергией с подстанции существующей. Когда мы включили моторы подкачки, фидера подстанции перегорели. Вызванные аварийщики переключили наш дом на менее загруженный фидер. Было ясно, что он долго эту нагрузку не потянет. Дежурные знали, что делать, если ночью будет прекращено электроснабжение, о чём они расписывались в журнале. Однако где тонко – там и рвётся.


Уставшие дежурные, проработавшие день на основной работе, в прямом смысле проспали, когда отключилась подстанция. Нужно было немедленно сбросить воду из системы. Когда они проснулись в темноте, они пошли в подвал к задвижкам, которые уже можно было не открывать. Трубы были уже со льдом. У них хватило ума, чтобы факелами разогреть задвижку и открыть ее. После этого в подвале часть труб освободилась от воды. По дому вся система была заморожена. Когда я пришёл на объект, чугунные радиаторы стреляли как пулемёты. Люди бегали по дому с факелами чёрные, как негры. Я был в шоке. Все смотрели на меня как на святого и ждали, что я изреку. Наш электрик Фима открыл подстанцию и поставил «жучок» на фидер. Пошла энергия.


Я велел всем выйти из прорабки, так как все начали что-то советовать. Оставив в прорабке двух своих сантехников и электрика, попросил их доложить, что случилось. Получив ответ, я использовал опыт, который мне передали умельцы в городе Североморске при пуске отопления в больнице. Я велел на каждом этаже у одного стояка поставить по человеку, чтобы при поступлении воды в трубы они перекрыли по возможности радиаторы, подсоединенные к этому стояку. Я велел электрику от трансформатора один кабель подсоединить снизу стояка подачи теплоносителя, второй кабель – у самой верхней разводки. Команду включения тока подавать бригадиру сантехников. Нужно запитать одно кольцо. Не более, чем через пять минут после включения из трещин труб потекла вода. Отметив трещины, вырубили электричество. Заварили трещины Запустили стояк. То же проделали с обратной линией. Когда запустили кольцо, трубы начали нагреваться. Пришедшие рабочие застройщики, побранив проспавших, включились в работу и начали снимать явно лопнувшие радиаторы и перебирать их, используя целые секции снятых радиаторов. Начальник ОКСа собирал по городу в организациях свободные радиаторы на складах. В течение трёх суток авария была ликвидирована. Квартиры начали сушиться. Лифтёры смонтировали лифты. Они были заинтересованы в сдаче дома, так как получали одну квартиру. Будущий жилец сделал приспособление, с которым можно было подыматься наверх на крыше грузового лифта. Это облегчило не только выполнение работ, но и контроль за выполнением.


Пришли фасадчики. Мы подняли на крышу пальцы для крепления люлек, хотя ещё стояли морозы. Последней работой башенного крана была подъёмка крана «Пионер». Кран демонтировали и перевезли на завод на столовую, где нужно было надстроить второй этаж. Одновременно мы начали копать котлован под новый дом на улице Багрицкого, около общежития. Когда смонтировали башенный кран, монтаж надстройки здания намного ускорился. До наступления тепла был перекрыт второй этаж. Кран демонтировали и смонтировали его у котлована нового дома. Подошла очередь перестройки ОКСа.


От сына из армии мы получали регулярно письма. Без происшествий он окончил школу дегазаторов, но один из всего курса звания младшего сержанта не получил. Начальник курса не мог ему простить его прегрешения в начале службы. Начали приходить письма с Балахны.


Виктор служил около посёлка Правдино. Числился командиром дегазационной установки, но этим делом занимался только на манёврах. Остальное время он нёс службу охраны аэродрома.

Виктор Дубовой (справа) с другом

Приближалось время демобилизации, но мы опять получаем письмо от его командира. Опять требовали, чтобы мы приехали, иначе его будут судить. Опять беру отпуск и летим в город Горький, оттуда – в Балахну и в Правдино автобусом. Опять нашли войсковую часть, где он служил. Подошли к проходной и спросили дежурного, знает ли он Дубового и может ли его вызвать.

 

- А кто не знает Виктора? Конечно, знаю, – с готовностью ответил дежурный солдат, – сейчас вызову.

Через несколько минут явился Виктор – повзрослевший, мужик-мужиком. Немного поправился.

- Виктор, – задали мы вопрос, – что опять случилось?

- Всё нормально со мной, но обстановочка не из лучших...


Мы отошли в сторонку, сели на скамейку, и сын рассказал нам историю возникновения вызова.

- Это было в разгар зимы, которая в этом году выдалась особенно холодной. Наше отделение было в карауле. Мы стояли по часу из-за сильного мороза. Меня сменили, и я вернулся в помещение, где должен был бодрствовать и обогреваться. Когда через час пошли сменять часового, его не нашли. Караул был поднят по тревоге на поиски часового. Одна группа пошла в часть, другая – в лес, на просеку. Часового не нашли. Я пошёл к самолётам, которые недавно вернулись с ночных полётов. Самолёты были зачехлены. Около одного самолёта я обнаружил винтовку. Когда залез под чехол, услыхал мирный храп спавшего часового. Здесь, под чехлом, было тепло и безветренно. Я нашёл начальника караула и повёл караул к найденной винтовке. Когда разбудили часового, он не сразу понял, где он и что с ним происходит. Очевидно, он был ослеплён фонарём начальника караула. Увидев свою винтовку с открытым штыком, он схватил винтовку и замахнулся на сержанта. Я стоял около этого горе-часового. На размышление у меня времени не было. Хватать винтовку я боялся, курок мог быть взведен. Я ударом в челюсть сбил часового с ног, и тот упал. Часового снегом привели в чувство и провели в санчасть подразделения. Врач подал рапорт об избиении часового и повреждении челюсти. Командир назначил дознание, а замполит, гнида, поспешил принять меры и написать вам письмо. Дознание провели. Ясно было, что могло бы быть гораздо хуже, если бы сонный солдат пропорол штыком начальника караула. Всё стало ясно. Я попросил свести меня с командиром взвода, как минимум. Пришёл замполит роты. Он извинился за действие замполита подразделения, который до дознания поспешил с письмом.


По этому случаю была назначена комиссия из части, и Виктор не получил взыскания, но был предупреждён, что действия его должны были быть адекватными. Я не знал, что он имел в виду, но его глупость была видна. Мы уехали в Правдино, где за нами был закреплён номер в гостинице. Вечером к нам пришёл Виктор. Чтобы мы не пугались, он нам показал увольнительную на один день. Вечером он ушёл в часть, мы уехали в Горький, а оттуда – домой.


Весной дом был сдан в эксплуатацию. Все квартиры заселили теми рабочими, которые были утверждены завкомом канатного завода. Однако Стрижаков, новый директор, не тот мальчик, которого можно было обидеть. Он затаил злость и ждал своего часа. Министерство утвердило его директором, Анастасиади стал главным инженером объединения, начальником ОКСа стал Березовский, инженером ОКСа стал Глазер.

Построенный мной дом повышенной этажности,

(после пятнадцатилетней эксплуатации)


Я стал готовить новую стройплощадку с монтажа растворнобетонного узла. Получил задание забить первые буронабивные сваи для испытания. Мы в котловане сделали бетонную эстакаду из блоков, уложили рельсы и перегнали на эстакаду кран. Башенным краном мы набили шесть буронабивных свай, которые впоследствии были испытаны, и показали хорошие результаты.


Но вдруг строительство было законсервировано. Нужно было пересогласовать проект. Вот здесь Стрижаков и высказал всё, что ему нужно и не нужно. Мы закончили работы на столовой. ОКС выселили из заводоуправления и дали только одну комнату. Все волочильные станы были направлены на завод Дзержинского. Мне было приказано на работу выходить на Дзержинку. Завод находился на Пересыпи и занимал три участка: собственно завод, автобаза и склады и тарный завод. На территории тарного цеха завода выделили участок под строительство склада, ремонтных мастерских и бетонорастворного узла. Для рабочих на заводе выделили одну комнатушку, в которой я в свою очередь выделил себе конторку. Не проработал я и одну смену, как меня позвал Березовский:

- Слушай, мне хотят пришить дело, в котором я не виновен. Им промстрой построил два новых электродных цеха. Подрядчики давно ушли, оставив на улице все запасные моторы и оборудование. Место складирования залило водой и затянуло грязью. Я прошу тебя, приди завтра с фотоаппаратом и сфотографируй, что сумеешь! Стрижаков хочет от меня избавиться, а это безобразие навесить на меня. После того, как сфотографируешь, возьми ГОН и перетаскивай моторы на сушу.

- Я понял, Ефимыч, всё будет сделано. Покажи, где всё это находится!


Мы пошли на автобазу, где была эта свалка механизмов. То, что я увидел, меня потрясло. На следующий день после фотографии площадки я с рабочими вытаскивал оборудование из под-воды и грязи, но под открытым небом. Уверен, что под землёй осталось большое количество оборудования. Через некоторое время Березовскому пришлось покинуть завод. Он с семьёй уехал на газовые разработки западной Сибири, где проработал 11 лет, прошёл путь от начальника участка до начальника ОКСа крупного строительного объединения и был награждён орденом Трудового Красного Знамени. Главный инженер, бывший начальник ОКСа Глазер, занял место начальника, Мирошник стал главным инженером, как и был до воссоединения завода. На канатном производстве остались прорабы Бондаренко и Платонов.


Я был задействован на Дзержинке. Оказалось, что цех электродной проволоки приняли без отделения химочистки воздуха. Угарный газ в большом количестве уходил в атмосферу, отравляя воздух. Мне выдали чертежи, и я должен был достроить это сложнейшее отделение с многими магистралями, которые были ниже нулевой отметки на метр и больше. Грунтовые воды были на отметке 0,2 метра. Рядом было обжиговое отделение. Когда вынимали обработанную катанку, очень трудно было дышать. Рабочие к этому привыкли. Строительство базы ОКСа прекратилось. Смена волочильных станов усилилась. Странно, что мы демонтировали станы, которые не выдали ни одного метра переработанной катанки. В процессе обновления станочного парка выяснилось, что при приёмке цеха не обратили внимания на то, что в акте было записано о недоделке проектного решения отгрузки готовой продукции в железнодорожные вагоны. Продукция должна была отгружаться через весы и транспортёром укладываться на поддоны, стоящие на погрузочной рампе. Подрядчик эту работу не выполнил и вдобавок заполнил массу рампы бетонным и железобетонным ломом. Теперь мне вручили чертежи, чтобы я выполнил эту работу.


Ознакомившись с проектом, я обратил внимание, что моей механизацией эту работу выполнить нельзя. Дело в том, что весь механизм весов, в которой было много электроники, устанавливался на отметке -1,2 метра. Отметка рампы +1,2 метра. То есть нужен был механизм, который мог бы копать на глубину 2,4 метра. Я доложил об этом своему начальнику Глазеру. После получасового объяснения он понял, что просто подставил меня. Он когда-то уговорил Стрижакова, что эти весы установит своими силами, не вникнув в суть дела. Поэтому он потратил это время, чтобы убедить меня, что мы должны держать престиж ОКСа. На этом и разошлись.


Мне нужен был на рампе экскаватор, как минимум «Белорусь», а выхода на рампу не было. Вышел я из положения тем, что после смены посадил на мостовой кран своего крановщика, зная, что мостовой кран был мал для веса экскаватора. Экскаваторщику я сказал, чтобы он приподнял трактор на ковше, затем начали подымать трактор. Утром мы обнаружили ту подлость, которую нам подложил подрядчик. С большим трудом я заставил начальника добиться разрешения посадить на кран своего крановщика под расписку, что беру на себя ответственность за эксплуатацию крана. Мы начали разбирать завалы битого бетона экскаватором и краном. Разобрали за неделю первый ярус размером большим потребного, чтобы экскаватор опустить до уровня грунтовых вод и докопать котлован. Когда я докопал котлован до нужной отметки, в ночную смену в этот котлован главный механик завода смонтировал металлическую коробку, кессон, в котором монтировались весы. Пока это был плавающий корабль. Нужно было его погрузить каким-то грузом. Перед нами стояла задача погрузить это судно на нужную отметку и на указанные точки. Необходимо было удалить воду из котлована и спланировать основание. Насос «Андижанец» мог понизить воду только до глубины 60 сантиметров. Нам этого было достаточно, чтобы выровнять основание, но кессон был наплаву. Решили загрузить его, чтобы он сел на основание, и забетонировать его с четырёх сторон. Мы загрузили посудину блоками, и она села.


Однако мы не заметили, что при загрузке водой вдавило длинные стены кессона, изготовленного без расчёта на воду. Заметить это мы не могли из-за бесформенных блоков балласта, лежащих на днище. Когда мы убедились, что кессон лежит на отметке и правильно привязан, мы его оббетонировали и ушли. Утром главный механик до нашего прихода силами ночной смены вынул балласт. Он обнаружил, что в середине кессона ширина его была меньшей на 10 сантиметров торца. Боясь, что заводское конструкторское бюро, которое будет своими силами монтировать весы, не сумеет вместить конструкцию в помещение для механизмов, он написал рапорт на имя директора завода, что строители допустили брак.


Когда утром я пришёл на завод, Глазер мне сказал, что директор издал приказ об увольнении меня с работы за брак.

- Но Вы не беспокойтесь, он его уже отменил. Я за Вас заступился.

- Я Вас об этом не просил. Сначала Вы меня просили поддержать престиж ОКСа, я рисковал своей репутацией, сделал то, что в наших условиях делать не должен был, так как нарушал технику безопасности. Кессон изготовлял не я, а кто-то. Если он деформировался после бетонирования – значит, он не правильно был рассчитан. Отвечать должен я. И вообще, что это за постановка вопроса? Меня не спросили, не выслушали. Да вообще, был ли там брак? Может быть, здесь на заводе есть инженер-строитель, лучше меня понимающий? Я с удовольствием передам ему участок, вернее то, что от него осталось. Я пришёл на завод построить дом и сдал его с оценкой «хорошо». Мавр сделал своё дело, мавр может уходить...

- Нет, что Вы! Вас никто не хочет прогонять! – заверил меня Глазер.

- Всё ясно, – сказал я и пошёл в цех посмотреть, что там знатоки узрели.


Да, действительно, из-за того, что в ящике были бетонные глыбы, мы во время вибрирования бетона отжали тонкую конструкцию борта кессона, который сверху был для жёсткости укреплён уголком 50 миллиметров. Если бы поставили уголок сотку, всё бы было нормально. Мы расчистили немного бетона и кувалдочкой выровняли борт, щель залили цементным раствором. Когда я вышел из цеха, ко мне подошёл юрисконсульт завода Гуревич:

- Прошу Вас зайти ко мне.

Я пошёл за ним. Мы зашли в заводоуправление, в его кабинет.

- Вы знаете, что директор хотел Вас уволить. Но я сказал ему, что нельзя увольнять за брак без объяснения с Вашей стороны.

- А откуда известно, что это брак, а может, это так положено? – спросил я.

- Вы напрасно иронизируете. У него есть рапорт главного механика. Я Вам советую написать объяснительную записку. И ещё советую не писать сразу заявление на увольнение. Он Вас уволит за брак, а это Вам не нужно. Я хорошо знаю Стрижакова.


Я сначала сказал, что никому и ничего писать не буду, но сразу передумал. Написал, что я механику работу не сдал. Он испугался своего брака, что не поставил рёбра жёскости на очень тонкий металл кессона. Опустив его в воду не покрыл его гидроизоляцией, «...но это его и ваше дело».


Прошла неделя, рабочие работали на газоочистной станции и на установке новых станов. Идя с Дзержинки, я увидел рабочих из СУ-604. Они мне сказали, что в тресте образовались управления 604 и 600. Я также узнал, что Толя Хазан стал главным инженером СУ-600. Я прошёл вдоль уже выкопанных траншей и подумал, насколько интереснее работать на промышленном и гражданском строительстве. В это время подъехала машина и вышел из неё Хазан.

- Что, скучаешь по нашему СУ, Исакич? – спросил он

- Не так, чтобы очень, но малость есть, – ответил я.

- Никаких проблем, приходи! – сказал Хазан.


Приятно было чувствовать, что ты кому-то нужен на работе. Я почему-то был уверен, что если бы я обратился в СМУ-10, меня бы тоже взяли без задержек, несмотря на анкету. Но я бы туда не пошёл ни за что.

- Когда надумаешь – приходи!


Неделю я поработал. Стенки помещения механизма весов одели в железобетон, рампу убрали. Электродная проволока пошла на погрузку через весы, реквизиты на проволоку уверенно подавались в помещение службы отправки товара заказчикам. На канатном производстве я почти не появлялся, мне там делать было нечего.


На заводе произошло чрезвычайное происшествие. Завком приобрёл участки под строительство дач для трудящихся. Меня даже не спросили, желаю ли я иметь участок. Конечно, в список были включены только приближённые директора. Завкомом был приглашен землемер из архитектурного бюро города, который колышками обозначил участки. Было принято решение разыграть эти участки на природе в ближайшее воскресенье. После того, как все потянули свои номера участков, с автомашины сняли столы и продукты, подготовленные столовой, и устроили пикник. Водка лилась рекой. Когда стемнело, начали разъезжаться по домам. Главный механик сел в легковой автомобиль участника пикника, и тот довёз его до места жительства механика. На заднем сиденьи сидели и дремали три человека. Водитель разбудил двоих. Механик был мёртв. Сердце не выдержало такой нагрузки спиртного. Да, этот человек копал мне яму, а сам в неё попал. Очень было неприятно это осознавать.


Когда я пришёл домой, жена прочла мне письмо из Москвы от Кристины Катульской, которая на месяц приехала в Москву на курсы переподготовки преподавателей русского языка в польских школах. Она просила, если у нас есть возможность, чтоб мы приехали в Москву на пару дней. Она уже договорилась, что нам выделят комнату на ночлег на два дня в их общежитии. На следующий день я взял фотографию Виктора, брата Софьи, погибшего в войну, и пошёл на фотофабрику увеличить эту фотографию. Затем нашёл недалеко от нас артель, которая делала фотографии на эмали. Через две недели фотография Виктора Когана, захороненного в городе Ольштыне, была готова. Мы взяли эту фотографию и выехали на два дня в Москву. Встреча с Кристиной в Москве была очень приятной. Мы ей передали фотографию на металлической пластинке и уехали домой.

 





<< Назад | Прочтено: 244 | Автор: Дубовой Г. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы