RC

Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

 

 

Бельченко А.Г.

 

ДАЛЁКОЕ – БЛИЗКОЕ

(Документальные повести и рассказы)

 

ЧАСТЬ 2.  О ТЕХ, КОГО ЛЮБИМ И ПОМНИМ

 

«Как молоды мы были,

Как молоды мы были,

Как искренне любили,

Как верили в себя».  

           Н. Добронравов  

 

ГЛАВА 1.   КОЛЯ - «НИКОЛЯ»

(Документальная  повесть)

 

Этот не совсем обычный рассказ – о нашем зяте и названном сыне Николае Затаковом. Я не могу логично объяснить, почему я решил писать именно о нём, человеке, являющемся отцом наших внуков, а следовательно – зятем. «Ну и что», - подумаете вы. – «Эка невидаль! Что он такого совершил, чтобы рассказывать о нём?» Да, наша старшая дочь Ирина вышла за него замуж, и он стал нашим зятем. Это всегда так бывает. Дочери выходят замуж за человека, который впоследствии становится нашим зятем. Поэтому и мы, как правило, проявляем интерес к потенциальному жениху, его возрасту, происхождению и т.д.  Но пока оставим теоретические рассуждения по поводу зятя.

Скажем так: задачи родителей, воспитывающих двух дочерей, серьёзно отличаются от тех, у кого в семье растут мальчики. И этим я не сказал ничего нового. Растить двух девочек это – счастье. Мамины помощницы и т.д. Но они требуют постоянного контроля и внимания, особенно  когда достигают, как сейчас говорят, зрелого возраста. Здесь – глаз да глаз, смотри в оба. И не потому, что они плохо воспитаны. Просто с возрастом наступают физиологические изменения в организме вчерашних девочек. Игра гормонов, девичьи мечты, охи-вздохи, ничего общего не имеют с отсутствием жизненного опыта, рассудительности и понятия «что такое хорошо, а что такое плохо». А привить им всё это должны мы, родители. Именно от этого зависит удачное замужество и вся последующая жизнь. В принципе, с возрастом мальчишки тоже требуют внимания, но это тема отдельного разговора.

И всё-таки, почему же свой литературный труд я решил посвятить своему зятю? Так однозначно и конкретно сказать невозможно. Думаю, что в ходе изложения материала я смогу ответить на все вопросы. А заодно и объяснить, почему я так необычно его назвал. Но главное, почему я решил написать об этом человеке, отце наших внуков, заключается в том, что с момента женитьбы на нашей старшей дочери он стал нам сыном, и гордился этим, и считал нас вторыми родителями, проявляя при этом завидное послушание, хотя на разных этапах жизни  он был далеко не ангелом. Но его лёгкость общения, открытость, готовность исполнить наши просьбы, доброжелательность и обезоруживающая улыбка остались в нашей памяти навсегда. Он прожил короткую жизнь, но все, кто его знал, скажут, что он достоин, чтобы о нём написали, и тем самым почтили его светлую память.

В далёком 1974 году я ещё служил на космодроме Байконур, и жили мы в городе, который  в то время назывался Ленинск, а сейчас – Байконур.  Он был жилым и культурным центром ракетчиков и их семей. Дети наши учились в школах. Ирина окончила десятый класс и готовилась поступать в недавно созданный в городе филиал МАИ «Восход». Примерно в этот же период в город приехал из небольшого казахского городка Аральска Николай Затаковой, которого привезла его тётя Александра Тимофеевна Шевченко, председатель Кзыл-Ординского областного комитета профсоюзов. Поскольку наш город был режимным, она ходатайствовала перед командованием за своего племянника разрешить ему сдавать вступительные экзамены в филиал МАИ.

Его знакомство с нашей дочерью состоялось, когда он был уже на втором курсе института. Но этому предшествовал ряд обстоятельств. Как мне стало известно недавно, ещё до своего знакомства с Ириной он встречался с её подругой Лидией Завгородней, по мужу Никитиной. Обе они учились на первом курсе.

Вот как об этом рассказывает сама Лида: «Ещё в школе была у меня подружка Наташа. В целом хорошая девчонка, но уж очень заносчивая и амбициозная. Она очень гордилась своим отцом полковником, и свысока смотрела на тех одноклассников, у кого отцы были в звании ниже. Я бывала у них дома, общалась с родителями. Были они простыми, гостеприимными и общительными людьми. К этому времени я уже подружилась с Ириной Бельченко. Мы учились на одном курсе, были схожи характерами, общностью интересов и мировоззрением. В дружбе мы были на равных, никто ни над кем не главенствовал. И это было так ново, так здорово, что я всё больше отдалялась от Наташки.  С Ириной мне было так интересно, комфортно и уютно, что скоро мы были как сёстры. Как верной и близкой подруге я рассказывала Ирине о наших отношениях с Колей. Мы советовались, как мне быть в тех или иных обстоятельствах. Я часто бывала у неё дома. Мне нравились её родители. С уважением и тактом относились к друзьям дочери. В доме царила атмосфера доверия, дружелюбия, порядочности и честности. Именно благодаря её маме и папе я обрела уверенность в себе и такое важное качество, как чувство собственного достоинства.  

Между тем шло время.  Наши отношения с Колей становились всё более тёплыми и искренними, и я надеялась, что они будут и дальше развиваться в этом направлении. Однако то, что произошло дальше, я никак не могла ожидать.

Однажды Коля попросил познакомить его с Ириной. На одном из студенческих вечеров они и познакомились, а через несколько месяцев он признался мне, что полюбил Ирину, что она запала ему в душу. Просил прощения за то, что причиняет мне боль. Просил оставаться его другом.  Меня тронуло такое удивительно тёплое отношение ко мне. Я была благодарна ему за честность и благородство и, наверное, поэтому отнеслась к его признанию без особых переживаний и даже с каким-то облегчением.  Моя любовь к Коле прошла не сразу. Но на всю жизнь осталось какое-то светлое чувство печали. На всю жизнь у нас остались отношения доверия и дружбы. Я не питала ревности или злости к Ирине, как это часто бывает, когда кто-то разрушает чьё-либо счастье. Наоборот, благодаря её искреннему отношению ко мне наша дружба становилась крепче.

Хочу отметить, что сначала Ирина очень настороженно отнеслась к Коле. Особенно после его разрыва со мной. Мы стали дружить втроём, и я старалась, как могла, чтобы сблизить их. Я горячо убеждала Ирину в искренности Колиных чувств.  Она всё больше верила ему, и дружба их крепла день ото дня. В заключение хочу сказать, что по натуре я человек влюбчивый, но сильное чувство я испытала по-настоящему в ранней юности к своему тренеру по баскетболу и к Коле. Всё остальное было мимолётным увлечением. Но о Коле остались воспоминания, которые я выразила в своём, может быть не совсем удачном, но искреннем, стихотворении. Хочу закончить свою исповедь стихотворением, которое посвящено было Колее.

Оно написано под впечатлением от нашей встречи и знакомства.

«Твои светлые волосы пахнут дождём,

Твои руки, как ветер, ласкают меня,

И с нежностью я обнимаю тебя,

И обнявшись, стоим и чего-то хорошего ждём.

 

Лишь только мерцая в ночи, зажигаются звезды,

Как сердце в груди начинает биться тревожно,

А звёзды в твоих глазах отражаются,

И забыть мне их никак невозможно.

 

Но звёзды в ночи продолжают гореть как прежде,

А мы теперь только во сне вместе идём,

И я уже без тебя, без малейшей надежды,   

Так зачем твои волосы продолжают пахнуть дождём?»

 

Все мои мимолётные увлечения молодости я воспринимаю, как буйство моей неуёмной натуры и мятежного характера. Они были невинны и целомудренны. Я думаю, что они позволили мне набраться жизненного опыта, научиться лучше разбираться в людях, в отношениях между ними, познать цену любви, дружбы и товарищества. Я горжусь всем тем, что было в нашей молодости, горжусь мужем, с которым мы вместе уже 38 лет, детьми и внуками. Я горжусь нашей дружбой с Ириной и её семьёй. Несмотря на годы, на расстояния, что живём мы в разных странах, мы очень близки, и я считаю, что наши отношения больше, чем родственные.  Я благодарна судьбе, что была знакома с Колей. С ним испытала сильные, искренние чувства, но нисколько не жалею, что у нас не сложились отношения. Наоборот, я очень рада, что они с Ириной полюбили друг друга, создали семью, что после него остались замечательные дети и внуки».

Исповедь подруги через много лет ещё раз подчёркивает её искренность и благородство.  Она не стала ревновать или строить, как говорят, козни, добиваться Колиной любви, используя все, даже недозволенные, методы, а ушла с дороги: «...Таков закон, третий должен уйти» - как поётся в известной песне. Все эти коллизии позволили разобраться влюблённым в своих чувствах и достойно найти оптимальный выход из создавшейся ситуации.

Молодые люди стали встречаться. Их встречи из простого знакомства и проверки своих чувств  перерастали в период более серьёзных отношений.  В результате они (Коля – на третьем, а Ирина – на втором курсе) приняли решение пожениться и создать семью. Что, естественно, было для нас весьма неожиданным и никак не входило в наши планы. Дело в том, что служба моя подходила к концу и мы знали, что после ухода в запас, получив квартиру было бы логичнее решать все остальные вопросы. Это был необдуманный шаг с их стороны, который не вызывался чрезвычайными обстоятельствами или логикой необходимости. Мы пытались убедить нашу дочь в ошибочности её решения. Приводили аргументы «за» и «против», однако она стояла на своём. Тогда мы решили познакомиться с молодым человеком нашей дочери и высказать своё мнение о нём.

Когда же он появился в нашем доме, то нас ждало лёгкое разочарование. Худощавый, с бледным, невыразительным лицом. Так, «рядовой товарищ». Но действительно, «светловолосенький и голубоглазенький», что и было главным аргументом нашей дочери. По нашему мнению, претендент внешне явно был «не пара» нашей красавице-дочери. Знакомимся с ним ближе. Он явно волнуется. Зовут его Николай. Мы расспрашиваем его о семье, о городе Аральске, где он родился и вырос, чем интересуется, как проводит время и т.д.  Он отвечал обстоятельно и показался нам приятным собеседником, лёгким в общении молодым человеком. Впечатление складывалось в его пользу. Кроме всего, он ещё играл на гитаре и неплохо пел, что для того времени, когда в моду входили ВИА (вокально – инструментальные  ансамбли), было серьёзным плюсом. Думаем, что именно это больше всего подкупило Ирину, поэтому  внешние данные своего избранника не были для неё главными и компенсировались Колиным обаянием, общительностью и музыкальностью.

Надо сказать, нам было небезразлично, кто станет членом нашей семьи. В то время офицерский состав и их семьи относились, можно так сказать, к элитной категории населения СССР, и это накладывало свой отпечаток на выбор жениха дочери. Говорю это без всякого высокомерия, а тем более негатива к претендентам дочери.  Но хотелось, что бы они оба были достойны друг друга.

Родился Коля 13 сентября 1952 года вместе со своей сестрой-двойняшкой Таней в Казахстане, в небольшом рыбацком городке Аральск, на берегу, естественно, Аральского моря, в семье служащих. Отец-фронтовик, работал бухгалтером на рыбокомбинате, а мама – в библиотеке клуба рыбаков. В доме ещё были старшая сестра, бабушка и прабабушка. Отец часто болел. Сказывались тяжёлые ранения, полученные на фронте, поэтому маленький Коля получил женское воспитание, имел мягкий и спокойный характер. Весте с тем, как мальчишка, вместе с друзьями рыбачил на море, умел управлять моторным баркасом, хорошо плавал. В общем, был заправским моряком. А еще помогал бабушкам на огороде и по дому. Поэтому рос трудолюбивым, дружелюбным и верным товарищем. Учился хорошо. Помогал маме в библиотеке, пристрастился к чтению книг и просмотру кинофильмов. Всё это серьёзно повлияло на его мировоззрение, выработке жизненных правил и целей. Любил музыку. Успешно учился в музыкальной школе по классу баяна. По ряду причин не закончил её. Самостоятельно научился играть на гитаре. В его становлении большую роль сыграла его тётя Шевченко, бывший первый секретарь Аральского райкома компартии Казахстана,  впоследствии – предесдатель Кзыл-Ординского обкома профсоюзов.

В беседе с Колей мы обратили его внимание на нежелательность ранней женитьбы, на чём настаивала Ирина, и просили его вместе с ней хорошо всё обдумать. Но «бразды правления» в решении этого вопроса сразу взяла в свои руки Ирина, поэтому главную скрипку играла она. Ну, а вообще мы тоже попали под его обаяние и не стали упорствовать и стали постепенно готовиться к неизбежному событию. Мы любили наших детей, и никогда не пытались оставлять за собой право окончательного решения.  Хотя бывали и такие вопросы, решение которых мы оставляли за собой, даже не пытаясь доказывать это. Но я продолжал делать попытки отговорить Ирину и просил немного повременить, не торопиться, присмотреться друг к другу.

Коля стал частым гостем в нашем доме. Он подружился с Леночкой, учил её и Ирину играть на гитаре. В свободное время они гуляли в молодом парке, несмотря на душные южные вечера. Ирина и Коля в то романтическое для них время понимали, что близки по духу друг  другу. Коля был ласков, обаятелен и «по уши» влюблён в свою избранницу. И она отвечала ему взаимностью. Он называл её Иринушкой, и это обращение осталось у него на всю жизнь. Студенческие годы были для них, да и для всех студентов филиала МАИ «Восход» незабываемым временем. Молодой ВУЗ, на космодроме, да ещё какой!

Филиал Московского авиационного института, известнейшего и старейшего в Советском Союзе, со славными традициями в науке и технике. Быть студентом этого учебного заведения – великая честь, а быть причастными к выдающимся победам Советского Союза в завоевании космоса, к пилотируемым полётам космических кораблей, ко всему, что происходило у них на глазах – это великая гордость и стимул к получению конкретных знаний, необходимых в своей практической деятельности.  И готовили они себя к участию в этих больших делах.  И это сплачивало и стимулировало их.  Дети ракетчиков стали первыми студентами Байконура. Конкурс для поступления в этот необычный ВУЗ был закрытым в связи с режимом секретности, установленным на космодроме. Но часть абитуриентов, по разным рекомендациям приезжавших  из разных регионов Казахстана, тоже принимала участие в конкурсе, в т.ч. и Николай Затаковой..

Первые студенты, как всегда, начинали с нуля. Материальной базы, технического оснащения, наглядных пособий на первых порах практически не было. Всё приходилось создавать заново и делать своими руками. Они подружились между собой. Хорошо учились и умели отдыхать.

Когда Ирина поступил на первый курс, Николай уже учился на втором. Учился он не хуже других, был общительным, заводилой на студенческих вечерах. Хорошо пел и играл на гитаре. Его полюбили за лёгкий нрав, улыбчивость, простоту. Однажды он спел и сыграл на гитаре песенку из какого-то французского фильма, где в припеве повторялось слово «Николя». С тех пор иначе его и не называли. «Николя, спой! Николя, сыграй!»

Молодёжь, особенно молоденькие первокурсницы-студентки, восторгались Колиной общительностью и обаянием, особенно на вечерах отдыха, когда он пел под аккомпанемент своей гитары. Так это имя надолго закрепилось в коллективе. Ему завидовали, им восхищались. Но зависть эта была доброй. На него нельзя было сердиться или обижаться, а тем более таить зло. Поэтому у него было много друзей и приятелей, а также он был верным другом и товарищем.  

Летом 1973 года большим событием для студентов института было формирование студенческого строительного отряда, в составе которого были Коля и его друзья. Студентов отправили в Красноярский край, в пос. Балахта, в его районе разворачивалось строительство Красноярской ГЭС, над которым взял шефство Всесоюзный штаб стройотрядов.

Именно здесь, на ударных стройках, ковались дружба и сплочённость молодёжи. Особенно наглядно это проявилось в студенческом стройотряде, сформированном в филиале МАИ «Восход» и ударно трудившемся на новостройках. Это была проверка на прочность молодых сердец, нравственных и физических сил ребят, которая испытывала и закаляла молодёжь в борьбе с трудностями, в умении преодолевать их, воспитывала стойкость духа, дисциплину, организованность и такие моральные качества как дружба и товарищество, доверие и взаимовыручка.   

В силу своей молодости они очень романтично воспринимали суровую красоту Сибири, её удивительную природу,  ночные бдения у костра, где юноши и девушки пели лирические  песни под гитару, иногда своего сочинения.

Особенно нравилось им, когда Коля пел их любимую песню из кинофильма «Песни моря»:  

«К долгожданной гитаре я тихо прильну,

Осторожно и бережно трону струну,

И она отзовётся зазывно звеня,

Добротою наполнив тебя и меня»                                                      

И все сидящие у костра лихо подхватывают припев:

 

«От зари, до зари, от темна до темна,

О любви говори, пой гитарная струна…»

 

К поющим подходили девушки и ребята от других групп и костров. И вот уже мощный хор молодых голосов, в сопровождении уже нескольких гитар, оглашал Дивногорскую тайгу такой понятной молодым сердцам лирической песней на слова Роберта Рождественского, что наверняка всполошил обитателей этого края «непуганых птиц и зверей». Ещё долго не расходилась молодёжь, несмотря на то, что уже брезжил рассвет.  Им казалось, что это состояние будет продолжаться всю жизнь и искренне надеялись на это. Им не хотелось даже думать о том, что реальная жизнь – это «не только вздохи на скамейке, и не прогулки при Луне», как писал известный советский поэт Степан Щипачёв. Сейчас им всё было ни по чём.     

Под утро усталость давала себя знать, и ребята расходились по палаткам, чтобы через несколько часов сна вновь встретиться на строительных площадках Дивногорска. Очень важно отметить, что именно здесь они по-настоящему познакомились и подружились. Именно здесь на долю Ирины выпало серьёзное испытание.

Как-то Лида показала ей на статного широкого в плечах парня. Его волевой подбородок и ямочки на щеках, когда он улыбался, делали его лицо одновременно добрым и мужественным. «Это Серёжа Бахтин, третьекурсник базового института МАИ, москвич», - сказала Лида. - «Он уже интересовался тобой и просил познакомить.

Ирина уже сама приметила очень симпатичного парня, который появлялся всегда там, где они бывали с Лидой. Знакомство состоялось, и Ирина увлеклась парнем. Он был воспитанным, с хорошими манерами, эрудированным парнем из интеллигентной семьи. Как он сам признался Ирине, влюбился он в неё «по уши». Всё оставшееся время до отъезда они проводили вместе. Всё это время Ирина боролась сама с собой. Да, Коля внешне, проигрывал новому знакомому Ирины. И не только внешне. Он учился в базовом институте. Москвич. Перспективный. Было над чем задуматься. Но её благоразумие, воспитанность, верность и чувство долга взяли верх. Незаметно пролетело время. Ребята возвратились домой. Они не только ударно поработали, получив моральное удовлетворение и физическую закалку, а также получили приличное вознаграждение за свой труд.

В то время это были неплохие деньги, большую часть из которых Ирина потратила на подарок маме. Это был золотой ажурный перстень с большим рубином, который она надевала редко, в самых торжественных случаях и очень дорожила им. В те времена это был, действительно, дорогой как в нравственном, так и в материальном отношении подарок. Я одобрил поступок Ирины и за то, как она распорядилась своим первым заработком. Никто её не учил этому, но интуиция подсказала, как ей поступить в данном случае. Всегда считал и считаю, что нет благодарности выше для родителей, когда дети с первого трудового заработка отдают им часть денег, или делают им подарки, независимо от их стоимости. Это показатель воспитанности детей, любви и уважения к родителям, к тем, кто дал им жизнь и ведёт к справедливости и добру.

Надо сказать, что в студенческих стройотрядах дороги Ирины и Коли не пересекались. Старшекурсники работали на отдалённых территориях и на ответственных работах, например, на Красноярской ГЭС. За ударный труд Всесоюзный Центральный штаб строительных отрядов наградил Почётной Грамотой стройотряд филиала МАИ «Восход».

Из поездки Коля привёз большую фотографию, где были запечатлены Красноярские Столбы, неподалеку от которых они работали. Это был подарок от начальника Управления района строительства Красноярскгэсстроя Сергея Фирсова.  Примечательна надпись на обороте: «Николаю Затаковому, за самоотверженный труд на строительстве важного государственного объекта. Балахта. 27.07.73года». Тут же подписи его друзей: «Дорогой Коля! Позволь пожелать тебе огромного здоровья, большого счастья и хорошей учёбы. Ты обаятельный человек. Пусть твой смех всегда будет таким же заразительным и естественным, каким был здесь. Он останется в памяти навсегда».

Другая запись: «Коля! Мы сравнительно недавно знакомы, но кажется, что давно. С тобой рядом интересно жить и работать. Ты верный товарищ и друг. С тобой можно смело идти в разведку».

Спустя много лет Колин друг детства Саша Борисов напишет: «Память о нём – это навсегда. Разве можно забыть детство, юность, увлечение рыбалкой, охотой, порой рискованные походы по штормовому Аральскому морю! Ник – всегда рядом, бок о бок, готовый помочь в любой ситуации. Верный друг и товарищ, с обаятельной улыбкой и добрым взглядом. Такое не забывается».

Такая характеристика друга дорогого стоит. Она ещё раз подтверждает всё то, что о нём было сказано выше. Я уже не говорю о том, что он был любимцем своих однокурсников, особенно однокурсниц, которые души в нём не чаяли и иначе как «Николя» его не звали.

Между тем вопрос об организации свадебного вечера уже стоял на повестке дня. Для его обсуждения приехала Колина тётя Александра Тимофеевна Шевченко. Это была колоритная личность: высокого роста, плотного телосложения. Взгляд её был строгим и решительным. Она была прирождённым руководящим работником.  В годы Великой Отечественной войны она работала первым секретарём Аральского райкома партии и пользовалась большим авторитетом в партийных кругах и среди рыбаков Арала и у рисоводов. Район был одним из передовых в области.  В описываемый период – она председатель Кзыл-Ордынского обкома профсоюзов, член областного комитета КПСС, депутат верховного Совета Казахской ССР, словом, большой руководитель. Целью её приезда в Ленинск была организация свадьбы своего племянника. Её выработанная годами привычка к руководящей деятельности и в данной ситуации взяла верх.

 По приезде в город она встретилась со своим коллегой по работе в Бюро обкома партии  полковником Гуровичем Ильёй Матвеевичем – начальником строительного управления Байконура, ветераном войны, соратником выдающегося военного строителя  генерала Шубникова  Георгия Максимовича, чтобы попросить его помочь в решении некоторых вопросов организации свадьбы её племянника.

В молодом городе ещё почти не было предприятий общественного питания, поэтому торжество с большим количеством людей было проблемой. Однако все проблемы решаются, если за них берутся авторитетные люди да и ещё наделённые властью начальники, поэтому все организационные вопросы быстро были бы решены. Конечно, и без Колиной тёти я бы справился с этой проблемой.  Политотдел полигона, где я в то время работал, был не менее авторитетной организацией, чтобы такие вопросы легко решались при необходимости.

Однако я не стал конкурировать с ней, а даже был доволен, что она взяла это на себя. Детали обговаривались в узком кругу будущих родственников.

Вот на таком уровне готовилась свадьба Коли и Ирины. Думаю, что я со своим руководством тоже решил бы все вопросы, но зная характер  Александры Тимофеевны, я не стал ей мешать.   Мне это даже было на руку, меньше хлопот.

Практически в центре городка была единственная двухзальная офицерская столовая. Это было обычное предприятие общественного питания военной торговли, но известное тем, что туда Леонид Ильич Брежнев привозил на обед, после окончания правительственного визита на космодром Президента Франции Шарля де Голля и руководителей всех дружественных нам стран. Этим мероприятиям предшествовала многодневная нервозная подготовка в управлениях и частях, которая проходила под кодовым названием, «Пальма». (Пальма-1, Пальма-2, Пальма-3 и т.д.)  Офицеры переводились на казарменное положение, проводились показные учебно-боевые пуски ракет, проходившие успешно, без грубых нарушений дисциплины и «ЧП», и затем заканчивались объявлением благодарностей боевым расчётам от Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева, а также денежными премиями и даже, бывало, правительственными наградами. Так что все эти «пальмы», кроме, элементов показухи, без которых не обходилось, имели и положительные факторы влияния на поддержание высокого уровня воинской дисциплины и боевой готовности.

Вот почему этому объекту общественного питания уделяли такое внимание. Надо отметить, что на тот момент вряд ли нашлось бы с десяток молодых семей, зарегистрировавших брак на Байконуре, а отмечавших это событие в знаменитой столовой были единицы.

Регистрация брака состоялась в недавно открытом Доме бракосочетания 5 октября 1974 года. Стояло тёплое осеннее утро. У дверей толпилась друзья и подруги молодых и просто жители окрестных домов. Послышались звуки автомобильных сигналов, и к зданию ЗАГСа подъехал кортеж машин во главе с чёрной «волгой» начальника управления строительства полковника И.Гуровича. Из неё вышли Ирина и Коля, которых бурно приветствовали встречающие. Особенно ликовали студенты института.

Наша красавица-дочь была в белом наряде невесты. В её руках – пышный букет цветов. Она встала рядом со смущённо улыбавшимся женихом и они, сопровождаемые родственниками и друзьями, вошли в здание.  Конечно, Коля внешне уступал Ирине. Простое лицо светловолосого юноши. Он даже ростом был ниже её. Но, вероятно, она разглядела в нём что-то такое, что свой выбор она остановила именно на нём. Думаю, что это был его внутреннее содержание: душевность, ласковость и готовность служить ей в прямом и переносном смысле, родственность и общительность, умение быть душой любого коллектива. Они вошли в зал, где должен был состояться ритуал бракосочетания.             

Рядом с Ириной встала её близкая подруга Лида Завгородняя, а возле Коли – его друг Саша Саганов. Родные и близкие стояли полукругом поодаль. Всё проходило в соответствии с установленным порядком: фонограмма записи марша Мендельсона, роспись в книге регистрации, традиционный бокал шампанского и проезд молодых по городу в нарядной «Волге» в сопровождении кортежа машин наших друзей, возложение цветов к памятнику В.И.Ленина и на братскую могилу испытателей в солдатском парке, погибших при исполнении воинского долга.     Вечером началось свадебное торжество, на которое приехали родители и родственники невесты и жениха. Были представители политотделов военных строителей и военного гарнизона, ректор и преподаватели института. Из Аральска приехали Колина мама и его две сестры. Из Киева – Танины сёстры Дина, Берта и шурин Вениамин.  Большую группу на свадьбе представляли студенты – однокурсники Ирины и Коли. В общей сложности было человек 80, может, чуть больше. Открыл свадебное торжество первый ректор филиала МАИ «ВОСХОД» Лепёхин Василий Васильевич. Он отметил, что в истории института это первая студенческая свадьба и выразил надежду, что не последняя. Он пожелал счастья молодым, преодолевать трудности семейной жизни и успешно закончить институт. Напутствовали молодых Колина тётя Александра Тимофеевна и я.

В зале нетерпеливо начали звенеть бокалы, раздаваться тосты, крики «Горь-ко!» и «Ах, эта свадьба зазвенела, заплясала...». В зале раздалась музыка. Это студенческий ВИА - инструментальный ансамбль начал исполнять вальс молодожёнов. За молодыми последовали многие присутствующие. Было шумно и весело. В перерывах веселья родственники молодых желали им счастливой семейной жизни. Там же на вечере произошёл забавный, но многозначительный эпизод. Преподаватель института Людмила Попова обратила внимание всех присутствующих на то, что часто жениху предлагают съесть лимон, как символ преодоления всего, что может помешать его любви и благополучию его семьи. И она подала Коле большой лимон. Зал затих в напряжённом ожидании. Не раздумывая, он откусил большую часть лимона и не поморщившись съел его. Зал взорвался аплодисментами.

После этого Танина сестра Берта предложила Коле, поскольку он будет жить с родителями жены, называть их «мама» и «папа». Коля встал, подошёл к нам, поцеловал и назвал нас как родителей. С этого дня и до последних дней своих он иначе, как «мама» и «папа» не называл. А свадебное веселье продолжалось до поздней ночи и запомнилось всем надолго. Для Ирины с Колей, да и для нас тоже, начиналась новая жизнь. Начинались будни семейной жизни, о которой у молодых было очень смутное и легкомысленное представление.

Коля очень естественно вошёл в нашу семью. Он был неконфликтным, уступчивым. Никогда не раздражался. Почти всегда и во всём соглашался, не спорил по мелочам, был исполнителен, внимателен.«Спасибо, мама, было очень вкусненько». «Да, Иринушка, хорошо, Иринушка.»

Эта услужливость меня настораживала, не всегда нравилась, и порой казалась наигранной. Но потом я понял, что был неправ, что это его существо, его натура, как прививка с детства.  В семье он был единственным мальчиком, которому уделяли больше внимания, чем всем остальным. К счастью, он не стал маменькиным сынком, ибо семья жила бедно. Позднее, лишившись отца, Николаю приходилось с раннего возраста делать и мужскую работу. А внимание, ласка и забота – это было всё от семьи.

Ирине это нравилось, и она принимала его таким, каким есть, а он был естественным и открытым, иногда до такой степени, что свои чувства и впечатления выражал настолько ярко и непосредственно, что порой выражало улыбку у окружающих, а у отдельных – недоумение. Я пытался внушить Коле, что надо учиться сдерживать свои эмоции, но совладать с собой он не всегда мог. В душе он ещё оставался ребёнком. Сейчас я понимаю, что это бывает со многими эмоциональными натурами, и что это со временем проходит, но у Коли оставалось надолго. Такой уж он был, наш Николя. Он благотворно влиял на Ирину, которая была с характером порывистым и рациональным. Поэтому Колина мягкость, ласковость, бесконфликтность нравились ей, и порой она злоупотребляла этими чертами его характера.

Мы видели это, подсказывали ей, это не всегда ей нравилось, и она просила не вмешиваться в их семейную жизнь. А я сказал жене: «Надо молодожёнам искать жильё, пусть они сами строят свою жизнь».

Мальчику пора взрослеть, тем более, что Ирина на третьем курсе уже была в положении и скоро должна была стать матерью.  Но с жильём на Байконуре в это время были проблемы, которые были труднорешаемы. Но надо пробовать. Что говорить, я в это время работал в политотделе полигона, а институт в то время был подотчётен нам. Поэтому я попросил   ректора института полковника Лепёхина В.В. походатайствовать перед начальством за своих студентов. Обстоятельства сложились так, что вопрос выделения жилья для молодой студенческой семьи для института стал прецедентом. Начальство не возражало. Из резерва начальника полигона нашли однокомнатную квартиру. Таким образом вопрос был решён положительно.

5 июля 1976 года Ирина родила сына Диму. Академический отпуск она решила не брать, т.к мы имели возможность присматривать за ребёнком. Я уже был гражданским человеком и работал на студии телевидения. Через год я получил квартиру в Украине, в городе Черкассы, куда мы и переехали на постоянное место жительство. Семья Затаковых после окончания института была направлена на работу в город Нежин Черниговской области инженерами на оборонное предприятие.

Коля был хорошим семьянином. Но главой семьи стала Ирина, а Коля не возражал.  Более того, ему нравится быть ведомым, подчинённым, исполнителем. В этот период в семье возникли трудности. Жили они на частной квартире, Диму мы периодически забирали к себе в Черкассы, Ирина снова была в положении вторым ребёнком, к тому же у Коли кончалась отсрочка от призыва в армию, и он как военнообязанный должен был идти служить на полтора года.

По закону, имея одного ребёнка, он имел возможность служить недалеко от семьи. Это мне подтвердил и Нежинский военный комиссар. Мы все были уверены, что так оно и будет. И тут Коля совершил первый необдуманный поступок, который впоследствии сыграл негативную роль в отношениях с Ириной. Узнав, что одна из команд отправляется в Южную группу войск в Венгрию, никого из нас не поставив в известность, он тайком договорился с начальником команды призывников, и ночью убыл к месту назначения, заменив заболевшего человека.

Трудно сказать, чем руководствовался Николай, поступавший нечестно по отношению  к нам и своей семье. Мы проводили его на сборный пункт. Попрощались. Назавтра мы узнаём, что вместо Украины он отправился служить за рубеж. На вопрос военкому – как такое могло случиться? – он только развёл руками. Такого Колю я не знал, и я никак от него этого не ожидал. Он уехал ночью, не простившись. Это на него не было похоже. Поэтому вера в его порядочность и честность серьёзно пошатнулась. Дело было не в этом, а в мальчишестве. Хотя, я подозреваю, что дело было не только в этом, а в его пресловутом женском воспитании, когда мужчина элементарно проявлял эгоизм, а это в семье не считалось грехом. Появилась возможность Европу повидать, и отказать себе в этом он не смог. Ирина сильно переживала. Ей было обидно и стыдно. Она плакала и долго не могла успокоиться. И простить Коле это предательство она так и не смогла.

  Ребёнок родился без Коли, который явно надеялся, что родители помогут его растить на первых порах. Конечно, он был прав, но ведь так жизненно важные вопросы не решают. Я могу ошибаться, но его поступок наверняка негативно повлиял на течение беременности Ирины и, как результат, рождение ребёнка со слабым иммунитетом, что, по всей вероятности, стало причиной заболевания и смерти в раннем возрасте. То, что совершил Коля, с натяжкой можно назвать ошибкой молодости, но цена этой ошибки была очень высокой, ибо, вероятно, именно тогда в их семейной жизни наметилась трещинка.

Не знаю, чем объяснить, но Коля за полтора года писал редко, обещал приехать в отпуск, но прислал лишь свою фотографию у развёрнутого знамени части. Видно, служил он хорошо, и такое фото – престижная награда, но мог добиваться, объяснить командиру или политработнику, что отпуск для него, отца двоих малолетних детей, ему был необходим.  Как бывшему армейскому политработнику мне с подобными случаями не раз приходилось встречаться и положительно их решать. Видимо, у нашего избалованного Николя было мало желания встречаться с семьёй. Далёк от мысли, что на службе командир танка был незаменим. Тогда ничем не могу объяснить его поведение. На него это было не похоже.   

После возвращения со службы он пытался что-то объяснять в своё оправдание, но я не стал подробно вникать в его проблемы, тем более, что жили мы в разных городах. Скажу только, чтобы закрыть эту тему, что Коля был обычным человеком, со своими достоинствами и недостатками.  В данной жизненной ситуации он поступил неправильно, чем скомпрометировал себя как человек, муж и отец.                                                        

Анализируя этот случай, могу смело сказать, что лично я с ним в «разведку не пошёл бы». Да, завоевать хорошую репутацию легче, чем её сохранить. Но Коля об этом не думал. Не зря говорят, что с годами человек меняет свой характер, поведение, отношение к жизни, и часто не в лучшую сторону. Это был первый звонок тревоги в семейных отношениях между Ириной и Колей. Но жизнь продолжалась, и пока внешне всё было относительно хорошо. Вместе с тем, жизнь и работа в Нежине их перестала устраивать.  На заводе шло сокращение штатов, а перспектив устроиться в районном центре практически не было.

В 1988 году в молодой семье родился второй ребёнок, девочка. Назвали Дашенькой.  Было принято решение, что пока Ирина будет в декретном отпуске по уходу за ребёнком, Коля поедет устраиваться на работу в Черкассы на новый крупный завод.  Ему это удалось, и через несколько лет он как молодой специалист получил квартиру и перевёз семью.  Теперь мы были вместе и могли помогать в присмотре за внуками.    Пока Ирина жила в Нежине, Коля находился у нас в течение нескольких лет. Жили дружно.  Он нас уважал, терпеливо выслушивал наши замечания, но посуду за собой не убирал, мыть её не любил, хотя с меня мог бы брать пример в этом. Но в уборке помогал, в магазин ходил, однако в очередях стоять не любил. Пришлось ему разъяснить, что к чему.  Он, как всегда, не обижался, но выводы делал.  Начинал исправляться.

Он продолжал называть нас «мама» и «папа», по-прежнему делал Тане комплименты: «спасибо, мама, было вкусненько». Он был родственным и внимательным, но иногда его проходилось «регулировать», т.е. поругивать и «наставлять на путь истинный». Он не обижался и старался не конфликтовать.

У него уже было двое детей, и он занимался их воспитанием, гулял с ними, читал книжки, рассказывал сказки, многие из которых были собственного сочинения, с продолжением.  Он редко выглядел серьёзным, и я часто говорил ему о том, что пора уже остепениться, но он только отшучивался.  Ирине тоже не всегда нравилась его «дежурная» улыбчивость, как она считала, к месту и не  к месту. Но это было его естество. У него был золотой характер, хотя не всегда это можно было понять. Ей казалось, его не волнуют будничные дела и проблемы семьи и, раздражаясь, она делала замечание или выговаривала ему. Он послушно оправдывался, улыбался и виновато говорил: «Хорошо, Иринушка, я понял, не волнуйся», И этим разряжал обстановку, заставляя её тоже улыбаться и сокрушённо качать головой.

Обижаться, а тем более злиться на него было невозможно.  Я знаю, что на работе коллектив отдела его уважал и души в нём не чаял, особенно женская его часть, которой он делал поблажки, не ругая за опоздания и отпуская пораньше с работы. Он и там создавал атмосферу доверия взаимопонимания, был не очень строгим начальником, добрым и отзывчивым, иногда добреньким, чем пользовались отдельные подчинённые, но его никогда не подводили.  

Он был «везунчиком», любил поспать, трудно вставал, и даже когда опаздывал, то не попадался на глаза начальству, да и подчинённые выручали. Отдел успешно выполнял план, и его начальник пользовался авторитетом.  Его выдвигали на должности. Сначала он был инженером, потом старшим, зав. лабораторией. Однако это не мешало ему оставаться открытым и доброжелательным человеком, хотя не все подчинённые порой правильно понимали вопросы субординации. А Коля был более чем доверчив и терпим там, где власть надо было употребить. А «употребить» было трудно, т.к. и за ним тоже водились грешки.

Надо отметить, что Коля очень хорошо относился и любил наших родственников и всегда был готов прийти на помощь родным и даже знакомым. Однажды, когда наша младшая дочь Лена, жившая и работавшая в Заполярье, сообщила, что она сама и сын Серёжа заболели гепатитом, она просила кого-либо приехать и забрать ребёнка на Украину.

По ряду причин её муж ехать не мог, я в это время тоже болел. Пришлось просить Колю. Ехать надо было в город Лабытнанги, что за Полярным кругом. Дело было зимой.  Несмотря на занятость на работе, он нашёл возможность взять отпуск и поехать за ребёнком.  В этом был весь Коля. Думаю, что это был поступок. Далеко не каждый поступил бы так в подобной ситуации. Преданность семье, родным и близким была у Коли в крови и воспринята была им, как говорят, с молоком матери.

Когда в апреле 1986 года произошла катастрофа на атомной электростанции в Чернобыле, мы купили в одном из благополучных районов Черкасской области сельский дом с участком земли и садом, вывозили туда детей Ирины и Лены и в течение десяти лет выращивали экологически чистые овощи, ягоды и фрукты. Много сил и труда вложил Коля в это. Мы делали всё возможное, чтобы оздоровить наших детей и внуков. И он принимал в этом активное участие. Когда на выходные дни Коля приезжал на «дачу», его маленькая дочь Даша и сын Лены Серёжа с радостью встречали его. Он привозил им гостинцы, вечерами рассказывал сказки. Во дворе стояла туристическая палатка, создающая у детей романтическое настроение, и они долго шушукались там, смеялись и резвились, пока крепкий сон не одолевал их. А утром приходила соседка, приносила парное молоко и дети вместе с Колей выпивали по кружке бодрящего и полезного напитка.

Это было замечательное время. И трудно было представить себе, что скоро эта идиллия закончится. Наступят чёрные дни для большинства простых людей, и, что уже невозможно было себе представить, Советский Союз рухнет, и начнётся беспредел в экономике, политике и социальной жизни. Будут меняться отношения между людьми, которых поставят на грань выживания.

Скоро и в Черкассах мы почувствовали это в полной мере. С полок магазинов исчезли продукты и товары широкого потребления. Заводы и предприятия закрывались, а их работники  оставались без работы и без средств к существованию. Производственная жизнь в городе замерла.  В этой ситуации надо было выживать, искать источники, откуда можно было пополнять семейный бюджет. Многие предприимчивые люди занялись челночной торговлей, выезжая в сопредельные страны или регионы. Более сообразительные и смелые, успевшие взять кредит в банках, покупали мелкие предприятия, организовывали их работу и сбывали продукцию, сколачивая капитал для развития бизнеса. Всё то, что раньше называлось спекуляцией, сегодня стало частным предпринимательством. Всё, что можно было воровать, растаскивалось, экономика криминализировалась.

Коля, в силу своего характера, воспитания и интеллигентности поведения, к подобному совершенно не был ни подготовлен, ни приспособлен. Он и ему подобные молодые люди,   воспитанные советской системой, были просто винтиками в процессе производства, и отвечали за самих себя и за свой участок работы. Конечно, многое зависело от личных качеств человека: сила воли, решимость, предприимчивость, умение рисковать и т. д.  К сожалению, у Коли всего этого было мало.  В сложившейся ситуации он растерялся и не смог найти своего места в новой для него системе производственных отношений так, как это сделали другие, более предприимчивые люди, использовавшие все возможности для организации бизнеса. Бизнес – это жестокое и грязное занятие, где человеческие (в общепринятом понятии) законы не действуют. В этой ситуации Коля адаптироваться не мог. Ни заработать денег, ни устроиться на достойную работу, ни прокормить семью он не мог, слишком «советским» он оказался в свои 45 лет. Всё это было чуждо ему, и поэтому он начал искать другие способы для заработка. В условиях Черкасс это было нереально. Он, как и многие другие, решил ехать в Москву, чтобы найти работу и поддержать семью.

Ирина устроилась на работу к знакомому предпринимателю, но режим работы и частые отъезды для сопровождения произведенной продукции нас беспокоили, тем более что они стали опасными для жизни. Мы настояли, чтобы она оттуда ушла. В это время наш внук Дима, у которого наступал призывной возраст, неожиданно уезжает с друзьями в Англию, в Лондон по студенческой визе. Два года он пробыл там, по возможности присылая домой посылки.  

Коля в Москве тоже работал на строительстве, передавал деньги, периодически приезжая сам. К сожалению, стало заметно, что он стал злоупотреблять алкоголем, которым пытался компенсировать несостоятельность своего положения, хотя склонность к «зелёному змию» я заметил ещё тогда, когда мы занимались дачными делами.  Но тогда мне удавалось контролировать и сдерживать его тягу к спиртному. Теперь, когда он вёл самостоятельный образ жизни в длительном отрыве от семьи, выпивка приобретала регулярный характер, тем более, что в сложившейся обстановке он и его товарищи по работе находили оправдание своему поведению. Он реже стал приезжать домой, присылать деньги. А однажды целый год не возвращался из Москвы, и мы уже хотели подавать документы в розыск.

В семье назревал серьёзный конфликт, к разрешению которого Коля, всегда дороживший тесными семейными отношениями, не делал серьёзных попыток. Семья рушилась на глазах, а у него не хватало силы воли, чтобы перебороть себя. Больше он уже никуда не ездил в поисках заработка, большую часть времени проводил дома, пытаясь найти работу по газетным объявлениям. Я пытался вывести Колю из этого безвольного состояния, но это уже был не тот Николя, жизнерадостный и целеустремлённый. Сложившаяся ситуация сломила его и заставляла плыть по течению. Наши разговоры ни к чему конструктивному не приводили. Ирина нервничала. Она одна тяжёлым трудом, связанным порой с риском для жизни, добывала средства к существованию.  

Такая была работа. Волнения добавлял Дима, который с друзьями жил в Лондоне на нелегальном положении, т.к.виза закончилась, и работал по мере возможности, присылая посылки и передавая часть своего заработка.  Коля, к сожалению, не проявлял серьёзных усилий, чтобы найти какую-то работу и улучшить материальное положение семьи. В этой обстановке Ирина решила подавать документы на развод, т.к. больше не видела возможностей для сохранения семьи.   К этому времени мы уже оформляли документы на ПМЖ в Германию. Несмотря на стадию развода, повременив с ним для оформления документов,  мы предложили Коле оформляться на выезд с нами. Он отказался по своим мотивам, поэтому развод состоялся. Коле оставили нашу двухкомнатную квартиру.

Вскоре, нам пришёл вызов, и мы, наши дети и внуки, уехали. Так наш «Николя» остался один. Честно говоря, нам было жаль оставлять его одного. Мы, не без оснований, опасались, что он может не выдержать резкого изменения жизненной ситуации и наделать глупостей. Но я ошибался. К счастью, он достаточно спокойно перенёс наш отъезд.  Мы с ним периодически переписывались, созванивались. Он общался с детьми по телефону, несколько раз отвечал на письма и поздравительные открытки. Я отвечал. Сначала он жил на деньги, вырученные от продажи оставленных нами вещей. Попивал, но не спивался. Держал себя в рамках. Посещал сборы ветеранов Байконура по советским праздникам и знаменательным датам. Получал пособие по безработице, работал на даче и на зиму заготавливал овощи, где-то подрабатывал, пока ему не предложили хорошую работу заместителя директора проектной организации МЧС. Я его похвалил, дал по телефону несколько советов, как вести себя в коллективе, как быть требовательным, поддерживать дисциплину и т.д.  

К сожалению, через год ему предложили уволиться по собственному желанию. По мнению нового директора, причина была одна: Коля как руководитель не сумел держать дистанцию с подчинёнными, участвовал с ними в застольях, проявлял нетребовательность, что мешало основной работе. Прислушаться к мнению нового руководителя он не захотел.

Коля снова стал безработным. Длительное время получал пособие, а когда перестали платить, его сын Дима, имевший в Черкассах небольшой бизнес, взял его к себе на работу. Мы два раза приезжали из Германии и останавливались у Коли. Часто подолгу беседовали. Он все эти годы жил один, продолжал выпивать, но сильно не злоупотреблял. Сожалел, что жизнь сложилась так. Признавался, что до сих пор любит Ирину, но понимает, что возврата к прошлому  нет. Я спрашивал его о состоянии здоровья, но он как всегда заявлял, что здоров, хотя я видел, что это не совсем так, однако посещать врача категорически отказывался. Ему было пятьдесят пять лет.

В 2007 году у Затаковых родилась внучка Даночка, наша правнучка.  Мы  с Таней приехали в Черкассы, когда ей исполнилось десять дней. Мы поздравили родителей, Колю и Ирину. Ничто не предвещало беды, но меня по-прежнему беспокоила опухоль на Колиной шее. Я ещё раз настаивал на посещении врача, но убедить его не сумел. С этим мы и уехали, не подозревая, что видим его в последний раз.  В сентябре Коле исполнилось 55 лет.

А через месяц позвонил Дима и сообщил, что папу увезла машина скорой помощи с подозрением на инсульт. К сожалению, несмотря на принимаемые меры спасти его не удалось.  Я не раз просил его контролировать своё здоровье, но он только беспечно улыбался.  Он считал себя здоровым, врачей игнорировал и всегда на мои просьбы проверить своё состояние отвечал, что со здоровьем у него всё в порядке. Вся сущность его поведения очень подходила к этой французской транскрипции его имени «Николя». Кто-то очень верно подметил в нём черты именно французского легкомыслия, беспечности и фатализма в поведения.

Но он был русским человеком, с удивительно лёгким, светлым и немного наивным характером.   Он искал радостей в жизни, но идя на  компромисс с обстоятельствами, совершал ошибки, за которые пришлось тяжело расплачиваться. Он был очень тонкой личностью, способной к музыке, искусству и творчеству в целом. Именно в этом направлении ему надо было учиться и получать образование. И кто знает, возможно, в лице Коли мы потеряли хорошего музыканта, искусствоведа, или кого-то в этом роде.   

Он останется в нашей памяти молодым, весёлым, обаятельным и жизнерадостным человеком. Несмотря ни на что, он до конца дней своих сохранил в своём сердце искреннюю любовь к своей Иринушке, к детям и родственникам, не считаясь ни с какими сложности жизни. На его могиле стоит гранитный памятник. На нём его портрет и высеченная на камне гитара – верная спутница Колиной жизни, символ его души. И надпись: «Ты светлой памятью, любовью живёшь в сердцах родных, друзей».

    Он прожил так мало…    

                                          Вечная ему память!

 

 

 

Светлой памяти

Татьяны Бельченко (Шерман),

любимой жены и верной

подруги, матери и бабушки                                        ПОСВЯЩАЮ

 

ГЛАВА 2.  ТАЙБЕЛЕ (евр. имя, в переводе – „голубка“)

(Документальная повесть)

 

 «Гори, гори, моя звезда  

 Звезда любви приветная,

 Ты у меня одна заветная,

 Другой не будет никогда».

                                Булахов. Романс.

 

ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ

Над Хощевато безоблачное небо. Июль 1938 года. Жаркий полдень. Небольшой дом, в котором живёт большая семья Шерман. Двор небольшой, чисто прибран. За дощатой загородкой бродят куры. В хлеву корова тяжело вздыхает, иногда подавая голос. Рядом на соломе лежит телёнок, напившись маминого молочка. Корова Зорька несколько дней назад отелилась, и рыжий телёночек, стоя на дрожащих ножках, периодически с трудом встаёт, чтобы приткнуться к маминому вымени и затем опять улечься на солому. Зорька облизывает телёнка и дрожащим голосом тихо мычит.  

Здесь же в хлеву, в огороженном углу блеют две молодые козочки. За ними ухаживает маленькая, худенькая девочка Тайбеле, восьмилетняя младшая дочь Софьи и Исаака Шерман, родителей многодетной семьи. Девочка успешно закончила второй класс и сейчас, помогая маме, охотно возится с домашними животными.  

Вдруг она слышит мамин голос: « Тайбеле, детка, ты где? Подойди ко мне».

«Я здесь, мама. Я у козочек убираю. Сейчас приду».

Она идет к маме, которая, любуясь дочкой, говорит ей, прижимая её головку к себе: «Тайбеле, голубка моя, скоро папа придёт с работы. Поставь разогревать суп и накрой на стол».

«Хорошо, мамочка. Сейчас сделаю. А где Фаня и Берта?»

«Фаня ушла в школу, у них репетиция сегодня. А Берта с соседской девочкой ушла. Я её отпустила на речку. Сегодня жарко. Пусть покупается и позагорает». Таня тоже охотно пошла бы с ними. Но плавала она плохо и сама заходить в воду боялась.

В прошлом году из Киева в отпуск приезжала старшая сестра Зинаида с мужем Игорем. Они оба работали журналистами в молодёжных газетах. Игорь Тане сразу приглянулся. С открытым лицом, с чёрными волнистыми волосами, с доброй улыбкой и синими глазами. Родом он был из Молдавии. В детстве получил музыкальное образование и неплохо играл на скрипке. Он тоже обратил внимание на худенькую робкую девочку,  младшую сестрёнку жены. Узнав, что Таня живёт рядом с Южным Бугом и до сих пор не умеет плавать, он дал ей несколько уроков, после которых она научилась держаться на воде.

К сожалению, хорошо плавать она так и не научилась, просто не было возможности, поэтому всегда соблюдала осторожность, когда приходилось бывать на отдыхе у воды. Мы часто в отпусках бывали на разных морях, но Таня боялась воды, особенно волн, даже небольших.  «Ну, вот и папа пришёл. Исаак, иди мой руки, сейчас Тайбеле тебя покормит».         

Танин папа работал в Хощеватской МТС (машинно-тракторная станция). Там ремонтировали сельскохозяйственную технику и проводили все посевные и уборочные работы в колхозе. Исаак Шерман был опытным слесарем-жестянщиком. Он искусно паял радиаторы тракторов и автомашин, выполнял и другие работы. Его многие знали в местечке. Он мастерски лудил и паял самовары, кастрюли, вёдра и другую домашнюю утварь. А ещё он быстро и качественно ремонтировал и покрывал крыши жестью. И это давало вполне приличную добавку в семейный бюджет.  

«Ну, что дочка, покорми папу, а то мне скоро уходить. Работы нынче много». Отец любил свою младшенькую за ласковость, исполнительность и готовность взяться за любую посильную ребёнку работу.

Мимо дома по булыжной мостовой прогромыхала телега, подняв облако пыли. «Вэйз мир! Вся стирка пропала. Бельё повесить не дадут...», - проворчала мама.

Сура (Софья) Шерман, мать пятерых детей, небольшого роста, худощавая, голубоглазая и светловолосая, что было так нетипично для еврейской женщины, она выглядела моложаво, хотя ей с  мужем в годы революции и гражданской войны пришлось пережить и погромы еврейских местечек, и страшный голодомор, в которых  жизнь их семьи висела на волоске. Она была умелой хозяйкой, заботливой и ласковой, но когда надо – строгой и требовательной мамой.  Растить пятерых детей в сложное  послереволюционное, а затем в предвоенное время было делом непростым. К этому времени дочь Зинаида  была уже взрослой и начинала самостоятельную жизнь. Она уже получила образование и вышла замуж.   

Остальные дети – Диана, Фаина, Берта и Таня (Тайбеле) – были школьницами-подростками, каждая со своим непростым характером, свойственным переходному возрасту, требовали постоянного внимания. Лишь младшая росла послушной, трудолюбивой,  добросовестной девочкой, маминой помощницей. Она хорошо и охотно училась в школе и каждую четверть приносила табель с отличными оценками, а второй класс Хащеватской средней школы закончила с Похвальной грамотой. Перед тем, как отдать девочку в школу, родители по совету друзей дали ей имя Таня и  документально оформили вместо имени Тайбеле, чтобы в школе среди сверстников не возникали лишние вопросы и разговоры.

В отличие от своих сестёр, Таня росла девочкой тихой и спокойной. Близких подруг у неё не было. Ей не нравились шумные игры, детская беготня по коридорам школы во время перемен. Но сидя на подоконнике, она внимательно наблюдала за играми детей и всегда делала замечания тем, кто нарушал правила. А порой она сидела и смотрела в окно, и никто не догадывался, о чём думала и размышляла эта не по годам серьёзная девочка.

Когда у неё случилось то, что впервые происходит у девочек её возраста, она не испугалась и не удивилась, а была мысленно готова к этому, т. к. знала об этом из разговоров старших девочек, но будучи любознательной, она поделилась ЭТИМ с мамой. Умная женщина по-житейски просто и доходчиво рассказала ей всё, что необходимо было знать девочке её возраста.

«Тайбеле, детка, иди ко мне, сядь рядом, уже вечер, скоро надо будет идти спать. Послушай меня. У тебя вся жизнь впереди. Ты ещё многому научишься, многое узнаешь и поймёшь. Ты получишь образование, станешь работать, у тебя будет своя семья и у тебя будут дети, которым ты передашь свои знания. Мне вот не пришлось учиться. Девочкой меня выдали замуж, сначала за одного, потом – за другого. Твой папа – мой третий муж. Он воевал солдатом на фронте в первую Мировую войну и вернулся оттуда инвалидом, частично потеряв зрение, попав в газовую атаку немецких войск. Потом случилась революция. У меня на руках уже был двухлетняя Зина.

Ещё до революции мы часто слышали о еврейских погромах, но когда началась гражданская война, мы ощутили это на себе. На местечко неоднократно налетали банды петлюровцев, громили и поджигали дома, убивали людей. Не щадили даже стариков, женщин и детей.

Один раз мы все чуть не погибли. Нас спасло только чудо. Среди бандитов, ворвавшихся в наш дом, оказался человек, который увидел у меня на руках трёхлетнюю Зиночку, кудрявую, красивую как херувимчик девочку, подошёл ко мне, потрепал ребёнка по волосам, сделал ей пальцами «козу», вынул из кармана и вложил Зиночке в руку кусок сахара и произнёс:  «Ну, живите пока, жидовское отродье».

И, повернувшись к бандитам, стоявшим с шашками наголо, гаркнул: «Ну, чего вылупились, шантрапа, вон отсюда!». Нам повезло. Наверное, это был командир бандитов, который видел много смертей, сам убивал, но не до конца ещё потерял совесть и человеческое обличье.

Прошло ещё немного времени, и у нас родился долгожданный мальчик. Папа очень радовался. Но роды были тяжёлыми. Мальчик был слабеньким и болезненным и вскоре умер. Я выжила, но долго не могла оправиться.  Так и не пришлось мне учиться, осталась малограмотной. Было очень тяжело. Теперь немного поднялись. Только бы войны не было. Слух идёт, что Германия воевать собирается, да может, неправду говорят люди, может быть, обойдётся. Ложись, Тайбеле, детка, придвинься ближе ко мне, я песенку тебе спою, ту, которую когда-то пела мне моя мама». Она начинала тихонько петь по-еврейски, и вскоре обе засыпали.

Эти минуты общения с мамой навсегда запечатлелись в Таниной памяти. Тяжело больная, она вспоминала родителей. Она часто спрашивала о них, искала в забытьи маму. Утверждала, что она здесь, куда-то вышла и сейчас вернётся. Это были тяжёлые минуты. Мне до слёз было жаль её. Я садился рядом с ней, обнимал её, говорил, что их давно нет. Она не верила. В растерянности пожимала плечами. «Но я же её недавно видела. Она сидела за столом». Я отвечал, что ей показалось, что иногда, когда о чём-то долго думаешь, то может возникнуть  всякое, и т.д. Наконец она успокаивается, приходит в себя и с удивлением оглядывается. В последнее время такое бывало часто… Этим коротким отступлением я хочу подчеркнуть, что Таня через всю жизнь пронесла память о маме, о родителях вообще, а болезнь еще более обострила её.

Несмотря на то, что Таня была серьёзной и целеустремлённой девочкой, ей не были чужды   увлечения.  Она любила кататься на качелях. Во дворе дома папа вкопал металлическую штангу и на цепях повесил качели. Таня могла подолгу проводить на них время. Казалось бы, что её вестибулярный аппарат получал хороший тренаж, но с возрастом организм перестроился и даже езда в автобусе, автомобиле, полёты в самолёте доставляли ей большие неприятности. Со временем, правда, это прошло, и неприятные симптомы почти не проявлялись.  В зимнее время, когда Южный Буг сковывало льдом, любимым занятием Хащеватских детей было катание на коньках.           

К сожалению, не все дети могли иметь коньки. В Таниной семье не могли себе позволить такие расходы, поэтому папа выстругал ей деревянные полозья. Резиной, нарезанной из старых камер, прикрутил их к валенкам, и катание на льду было не хуже, чем на настоящих коньках - «снегурках».  Скудный семейный бюджет не позволил осуществить давнюю Танину мечту научиться кататься на велосипеде.  Не удалось это и в дальнейшем по разным причинам, в том числе и по состоянию здоровья, о чём она всю жизнь очень сожалела.

Тем временем предвоенная жизнь в еврейском местечке Хащевато шла своим чередом. Между прочим, недавно в Интернете я нашёл историческую справку об этом населённом пункте.  Оказалось, что на самом деле, с XV  до первой половины XX века он назывался Хащеватое, а ранее – Хащеваты, но не Хащевато, как записано в Танином паспорте.

С 1905 года в местечке насчитывалось 270 дворов с населением 4335 человек. С 1923 по 1930 годы в Украине, и в Одесской губернии в том числе, свирепствовал голод. К началу войны в местечке проживало около 2000 еврейских семей, а также украинские семьи.  Большинство жителей местечка издавна были ремесленниками: портными, сапожниками, столярами, плотниками, стекольщиками, жестянщиками, кузнецами, извозчиками, парикмахерами и др.  Позднее многие из них объединялись в производственные артели, которые сбывали свою продукцию государству.                        

Был в местечке и еврейский колхоз «Прогресс», который специализировался на выращивании зерновых и овощных культур. Большая семья Шерманов жила небогато. Чтобы прокормить себя, они покупали в колхозе поросят на откорм. Они держали также корову и несколько коз. Таня вместе с мамой ухаживала за животными. Она умело обращалась с козами, кормила маленьких поросят. В годы голодомора в Украине, когда самим нечем было питаться, а животные требовали дополнительных расходов, от них пришлось избавиться.    Семья тяжело переживала это время, когда на счету была каждая картофелина, корочка хлеба, стакан муки.

Несмотря на тяжёлые испытания, люди в местечке были очень дружны, помогали друг другу, чем могли, а благодаря природному еврейскому менталитету обладали большим чувством юмора, который тоже вселял в людей уверенность в завтрашнем дне, помогал выживать в сложных жизненных обстоятельствах. Классик еврейской литературы Шолом-Алейхем в своих рассказах с большой любовью отзывался о людях, живших  в еврейских местечках. Он восхищался их наивностью, честностью, доверчивостью, детской бесхитростностью, простотой. Его местечко – это большая семья, в которой царили дух иронии и самоиронии, однако он отмечал среди отдельных семей местечка убогость, забитость и косность тех, кто вёл праздный образ жизни и страдал различными пороками.    

В его рассказах упоминается и Хощеватое как  красивое,  веселое и дружное еврейское поселение на берегу Южного Буга, которое было даже в то время местом отдыха не только местных жителей.  Сюда приезжали отдыхать родственники односельчан, а так же  жители других мест Украины, поэтому летом здесь было многолюдно, шумно и весело.       

Из исторической справки мне известно, что культурная жизнь в местечке, которое в первой четверти двадцатого века было районным центром, активно развивалась. До 1937 года там функционировало шесть синагог, две православные церкви. Работали украинская и еврейская начальные школы. Однако проводимая руководством страны антирелигиозная, антисионистская пропаганда и политика привели к ликвидации культовых центров.  В двух крупных помещениях бывших синагог устроили культпросветучреждения. Школа стала русскоязычной десятилеткой. Вот почему в Таниной семье не было религиозной литературы, и родители дома  не очень ревностно соблюдали еврейские религиозные обряды и обычаи, и только праздник Пасхи    (ПЕСАХ) был в семье заметным событием.

Этим можно объяснить тот факт, почему в еврейском местечке, в еврейских семьях дети разговаривали по-украински, а родители говорили на идиш между собой, часто сбиваясь на украинский язык. Поэтому младшие дети практически  еврейского языка не знали. Лишь те, кто успел закончить начальную школу с преподаванием на идиш, знали язык и могли общаться между собой. Конечно, подавляющая часть взрослого населения говорила и на родном языке, и по-украински. Старожилы рассказывают, что часть украинских ремесленников, в свою очередь, в совершенстве владела еврейским языком.

Местечко в сороковые годы успешно развивалось, обеспечивая обширный спрос своих жителей и окрестных сёл на продукты питания и их переработки. Колхоз, промартели талантливых ремесленников многих специальностей, крупорушки и другие мелкие производства не только удовлетворяли нужды своего населения, но и успешно торговали в городах губернии.   

Живописные места, обилие земли, фруктовые сады и чистые воды Южного Буга привлекали многих отдыхающих из городов. Работали почта, магазины, кинотеатр и самодеятельный театральный коллектив, в котором участвовала местная интеллигенция: учителя, медработники, музыканты.

По воскресеньям, в так называемые «базарные дни», со всей округи съезжались крестьяне торговать своим товаром, делать покупки и заказы мастерам. У людей были взаимные интересы и добрые отношения. Люди строили планы на будущее. Но им не суждено было сбыться.

 

ВОЙНА      

Предвоенное лето запомнилось одиннадцатилетней девочке Тане Шерман каким-то необычным, не таким, как в прошлые годы. Через местечко проходили и проезжали какие-то группы людей, в основном бессарабские цыгане, с кибитками, набитыми домашним скарбом и детьми. Они рассказывали, что там, откуда они бегут, идёт война, гибнут люди, что немцы уничтожают польских евреев, цыган, что скоро они нападут на СССР.  Но в это большинство жителей местечка не верили, потому-то ещё никто до конца не мог осознать того, что может их ожидать в ближайшем будущем.

И всё же это произошло.  22 июня 1941 года гитлеровская Германия вероломно  вторглась на территорию СССР.  Началась Великая Отечественная война.  Уже через месяц  наступавшая фашистская армия оказалась в непосредственной близости от местечка.

Перед Таниными родителями и другими жителями встала нелёгкая альтернатива: остаться на свой страх и риск, испытывая судьбу, или, пока не поздно, бежать, спасать себя и детей. У многих сельчан были сомнения и колебания. Люди не могли примириться с мыслью, как это сняться с насиженного места, бросить родные места, дом, хозяйство, нажитое тяжким трудом.  Ходили противоречивые слухи, разговоры и мнения.  Многие решили остаться, хотя и слышали от беженцев о зверствах фашистов, которые целенаправленно уничтожали еврейское население на оккупированных территориях страны. Но так уж устроен человек: душой понимает, а делает по- своему, по принципу «авось пронесёт». «Ничего», - говорили бывалые старики, солдаты первой Мировой, - «Немцы – цивилизованная нация, они не допустят безобразий».

Танин отец тоже склонялся к мысли остаться, но мудрая мама решительно сказала: «Исаак, надо спасать детей. Ты забыл, как мы спасались от петлюровских погромов? Я думаю, что,  пока не поздно, надо бежать. Ты разве не слышал, что о фашистах рассказывали беженцы? Те, кто не понимает этого, могут сильно пожалеть». Эта маленькая малограмотная, но волевая и умудренная жизненным опытом женщина настояла на срочном отъезде, и отец прислушался к её мнению, достал в колхозе конную повозку, куда погрузили вещи и продукты, необходимые в дороге, а самое ценное, что было в доме – швейную машину «Зингер» и слесарный   инструмент – закопали в огороде. Туда же Таня положила в яму свой школьный портфель с тетрадками и учебниками. Все надеялись, что война долго не продлится, и все вернутся обратно в свой родной дом.

Шестьсот человек  односельчан призывного возраста ушли на фронт. Вместе со всеми, кто решил уехать в эвакуацию, Таня, родители и сёстры двинулись в путь. Дорога была нелёгкой. Вместе с нескончаемым потоком беженцев они попадали в трагичные ситуации. Объезжали взорванные мосты, попадали под бомбёжку, чудом уходили от вражеских десантов.  А однажды им встретился отряд  в советской военной форме. Их командир спрашивал дорогу на русском языке, но с явным акцентом. Их не тронули. Им явно везло. Им пришлось многое пережить во время бегства от фашистов. Наконец они остановились в одном из сёл Ростовской области. Силы были на исходе. Надо было передохнуть и думать, что делать дальше.

А в это время их земляки, не сумевшие пробиться на переправах через Днепр, где скопились отступавшие войска и десятки тысяч беженцев, измученные испытаниями в дороге, вернулись в Хощевато  и с тревогой ждали решения своей судьбы. В местечке остались старики, женщины и дети.  О том, какая страшная судьба ждала их, рассказал после войны Танин земляк, участник войны, полковник в отставке Леонид Ройтман в своей книге «Хощеватская трагедия». Об этом же написал одесский писатель Михаил Розенфельд в рассказе «Трагедия еврейского местечка». Об этом же есть и другие публикации в Интернете.       

 

ХОЩЕВАТСКАЯ ТРАГЕДИЯ

29 июля 1941 года немецкие войска вошли в местечко. Первое время было относительно спокойно. Были созданы оккупационные органы власти, полиция. Людям предложили выйти на работу в колхоз и другие места работы. Многие стали поговаривать, что с приходом оккупантов ничего плохого не происходит. Есть работа, никого не притесняют.

Однако люди глубоко заблуждались. Уже начинал действовать «новый порядок». Оставшиеся без кормильцев и средств к существованию женщины, старики и дети терпели нужду и издевательства полицаев и помогавших им дезертиров, предателей, уголовников и местных «активистов». Крестьянам запрещено было приезжать и привозить продукты. Прошло уже более полугода.  Наступила первая военная зима. Казалось, ничто не предвещало беды. Но она уже стояла на пороге.

Вечером 15 февраля 1942 года местечко окружили украинские полицаи.  И не только местные, но и из других населённых пунктов. Из Кировограда прибыло и специальное подразделение немецких войск, так называемая «зондеркоманда».  Всё еврейское население (около тысячи человек)  согнали в помещение кинотеатра (бывшая главная синагога Хощевато). Им велели брать с собой тёплую одежду, деньги, ценности. Но когда люди заходили в кинотеатр, у них отбирали всё. На дворе был сильный мороз. Шёл густой снег. Людей стали выводить партиями по 20 человек и вели к глиняному карьеру, находившемуся за местечком. Три ямы были уже заранее подготовлены.  Мужчин и женщин расстреливали и бросали в одну яму, а детей – в две другие.

Особенно зверствовали и издевались пьяные бандиты, уводившие женщин и детей. Два десятка пьяных головорезов, гнавших их  к месту расстрела, сопровождали свои команды грязными ругательствами и улюлюканьем. Женщины отказывались раздеваться, прижимая к себе детей. Известен факт, когда одна женщина, плюнула бандиту в лицо и со словами: «Сволочи! Наши вернутся, вы за всё ответите», пошла на автоматный огонь. Озверевшие бандиты добивали свои жертвы прикладами и сбрасывали их в ямы. Расстрел продолжался весь день и всю ночь. 16 февраля вечером всё было кончено.

Полицаи, которые участвовали в этой кровавой бойне, собрались в помещении МТС. Там они пьянствовали, празднуя «победу» над беззащитными еврейскими стариками, женщинами и детьми. Всего были расстреляны 962 человека – поголовно все жители Хощевато.  Чудом удалось спастись одному мужчине и 11-летней девочке, Вере Ташлицкой, которую родители на секунду раньше залпа полицаев столкнули в яму, и её не задели пули.  Ночью она с трудом выбралась из-под тел расстрелянных, добралась до соседнего села, где её приютили украинские крестьяне, муж и жена Левицкие, давшие девочке свою фамилию и укрывавшие её весь период оккупации, несмотря на угрозу расстрела. Впоследствии им было присвоено почётное звание «Праведник мира».

В начале 1944 года Гайворонский район был освобождён от оккупантов наступавшими советскими войсками. Стали возвращаться домой уцелевшие жители. Из 600 ушедших на войну мужчин вернулось 88 человек. После войны Вера Левицкая (Рива Ташлицкая) приехала к своей родственнице в город Васильков, где она встретилась со своей землячкой Таней Шерман, которую направили работать на городской хлебозавод  после окончания Киевского техникума пищевой промышленности.

В своей книге «Через расстояния и годы» я коротко рассказал трагическую историю Хощеватской девочки Ривы, чудом  спасшейся от уничтожения пособниками фашистов. Она подружилась с Таней и способствовала моему знакомству с ней.

Возвращаюсь к рассказу о судьбе тех, кому сопутствовала удача, кто сумел избежать горькой участи своих односельчан.

 

ЭВАКУАЦИЯ

Несколько семей, беженцы из Хощевато, в том числе и Таня с родителями и сёстрами, после многих дорожных приключений прибыли в Ростовскую область, в станицу Раздольная.  Приняли их настороженно, а некоторые жители даже враждебно.  Слова «жид», «жидовка» были обычным бытовым лексиконом и не считались оскорблением. Беженцев поселили в пустующих домах на окраине станицы. Узнав, что Исаак Шерман – мастер на все руки, ему со всего села несли в ремонт самовары, чайники, кастрюли и другую утварь, расплачиваясь, в основном, продуктами и одеждой. Это помогало выживать семье в этой сложной обстановке, вдали от дома и родных мест.  И опять, в который раз, выручали семью папины «золотые руки».  Когда очередной заказ был готов, мама звала Таню: «Тайбеле, детка, отнеси чайник тёте Дарье, она на соседней улице живёт, пусть Берточка с тобой пойдёт, а то, может, казачата приставать будут».

«Хорошо, мама, мы уже идём».

Шли дни за днями.  С фронта приходили плохие вести. Фашисты рвались на юг страны. И вот пришёл день, когда надо было снова сниматься с насиженного места. Было принято решение ехать в Среднюю Азию.  Погрузив на телегу свой нехитрый скарб, в сопровождении соседа, старого казака Степана, которому отец за небольшие деньги продал лошадь, мы приехали на небольшую железнодорожную станцию, где нас и ещё несколько семей посадили в вагон товарного состава. Поезд долго стоял на станции. Отец откуда-то принёс чугунную печь, наколол несколько досок и растопил её. На дворе стояла глубокая осень, дул холодный пронизывающий ветер, но в вагоне от топящейся «буржуйки» стало тепло.

Наконец поезд тронулся. И вновь дорога. Куда она приведёт и что ждёт еврейские семьи и вообще всех тех, кто едет в эвакуацию на Восток страны, этого пока никто не знает. Уже третьи сутки в пути. Относительно спокойно, но холодно и очень хочется кушать. В пути всё же удаётся на больших железнодорожных станциях купить в привокзальных столовых комплексные обеды, и достаточно недорого. Этим занимался отец и старшие дочери, набирая пищу в кастрюлю, миски и другую посуду, которая у нас имелась.

Вскоре в вагоне потеплело, двери теплушек открыли. Все удивились.  На улице было тепло, и глазам едущих предстал характерный среднеазиатский пейзаж: бескрайний белый ковёр хлопковых полей, зелень бахчевых и овощных культур, стройные ряды пирамидальных тополей.  Благословенная и богатая земля, политая потом и кровью дехкан – узбекских крестьян -  земледельцев, искусных хлопкоробов и овощеводов. Мы уже были недалеко от Ташкента.

«Ташкент – город хлебный». Так назвал свою писатель Александр Неверов, свою книгу  о голоде в России в 30-х годах прошлого столетия и о предприимчивых мальчишках, услышавших от взрослых о неведомом и далёком городе, где много хлеба и нет голода. Их не страшили расстояния в две тысячи километров и, преодолевая все препятствия, они, наконец, добираются до вожделенной цели. Многие в детстве читали эту увлекательную повесть.

Едущие в вагоне люди вспоминали эпизоды прочитанной книги, и надеялись, что край, куда они едут, даст им возможность пережить военное лихолетье, спасти себя и детей от беды, выпавшей на их долю. Но до Ташкента они не доехали.  Эшелон останавливается на небольшой железнодорожной станции Беговат. На платформе эвакуированные семьи встречают представители местной власти и близлежащих кишлаков. Зачитывают списки: кого куда распределили. Подъехали грузовые машины, и несколько семей, в том числе и семья Шерман, едут в совхоз имени «3-го Интернационала». В столовой совхоза накрыты столы с едой. Впервые за долгую дорогу люди ели горячую пищу. После обеда директор обратился к прибывшим с приветствием.  Секретарь директора распределила семьи по домам. В этом совхозе прожили недолго. Весной 1942 года снова переезд – в соседний колхоз «Янгиабад» Беговатского района Ташкентской области. Здесь Таня с сестрами Фаиной и Бертой прожили почти два года.  Старшая сестра Зинаида с двухлетней дочерью эвакуировалась из Киева и проживала на Урале в Златоусте. Но об этом родители и семья узнали уже после войны. А сестра Диана работала в Ташкенте в военном госпитале медсестрой.    Место, куда переехала семья, было типичным узбекским кишлаком с глиняными мазанками, огороженные дувалами (заборами из глиняных кирпичей), с редкой растительностью и арыками вдоль улиц, в которых купались дети и плавала домашняя птица. Арыки – непременная принадлежность среднеазиатских городов и кишлаков, огородов и полей. Это тысячелетняя культура орошения, позволяющая выращивать богатые урожаи хлопка и других сельскохозяйственных культур.

На одной из улиц кишлака, в небольшой пустующей мазанке и поселилась семья Шерман. Колхоз «Янгиабад» специализировался на выращивании хлопка, под который засевались десятки гектаров полей. Были посевы и овощных культур. Обитатели кишлака оказались гостеприимными, как и все жители восточных регионов. Жили все дружно, никакого национализма среди простых тружеников в то время не было. Война ещё более сплотила все народы Советского Союза и на фронте, и в тылу в единое целое. Она явилась ярким подтверждением животворности национальной политики дружбы народов, проводимой руководством страны.

А Танина семья обживалась на новом месте. Приводили в порядок своё немудрёное жильё с глиняным полом и небольшой плитой. Отец отремонтировал крышу подручными материалами, и  поскольку он не мог сидеть без дела, начал ремонтировать домашнюю утварь селянам, чем вызвал их горячую благодарность и не только. Они расплачивались продуктами питания, что было существенной помощью большой семье.

Таня и её сестра Берта подружились с соседскими девчонками и мальчишками, играли с ними, ходили купаться в больших арыках. Основную трудность общения с ними составляло незнание языка. Однако это не мешало, а напротив – помогало быстрее учиться понимать друг друга.  Местные ребята и девочки очень доброжелательно относились к приезжим, тем более им тоже было интересно овладевать русским языком.  Лето стояло жаркое, но в глиняных домах было прохладно.  С помощью соседа Махмуда, которого не взяли на фронт по инвалидности, отец сложил во дворе дома из глиняных кирпичей печь, которую топили гузапаёй, толстыми стеблями хлопкового растения, остававшимися на поле после уборки урожая хлопка.  Они были сухими, хорошо горели и давали сильный жар. Именно здесь готовили еду, грели и кипятили воду. Постепенно налаживался быт, мама овладевала секретами восточной кухни, научилась печь лепёшки, варить плов. Почти в каждом дворе держали баранов, овец, коз.

Однажды Таня уговорила папу купить дойную козу. У неё уже был опыт обращения с животными. Она выводила  её пасти в лесопосадки, поила, доила. Все полюбили козье молоко, которое было не только вкусным продуктом питания, но и полезным средством профилактики и защитного иммунитета от болезней.

Большим событием в колхозе была кампания по уборке хлопка. Его надо было убрать в определённый срок, поэтому на плантации выходили и стар и млад, в том числе и эвакуированные, все, кто мог по состоянию здоровья. Вместе с местными ребятами выходили все приезжие дети, в том числе Берта, Таня и Фаня.  Они учились навыкам сбора хлопка.  Работа по уборке урожая этой культуры требовала навыков и сноровки, а также выносливости и терпения. Под палящим солнцем надо было быстро вынуть белый пушистый комок из каждой коробочки и сложить «белое золото» в корзинку, которая висела у каждого на плече.  Правда, дети работали три-четыре часа, и трудодни начислялись за выполненную работу.

Шло время, наступала осень. Первого сентября дети шли в начальную школу. Таня перед войной закончила четыре класса, но дальше учиться не могла, т.к. школа была только начальной, да и языка она не знала. Ей очень хотелось учиться, и она с сожалением и завистью смотрела на детей, идущих в школу. Она скучала по Украине, по родному дому и небольшому приусадебному участку, где они с отцом закопали некоторые ценные вещи, в том числе школьный портфель с тетрадками и учебниками.

  ...Уже два года она не ходит в школу. Говорит ей мама: «Тайбеле, детка, не огорчайся, уже скоро конец войне. Фашистов прогонят из Украины, и мы вернёмся домой, к себе, в родное местечко Хощевато».  И вот, наконец, это время пришло.

6-го ноября 1943 года советские войска освободили столицу советской Украины – город Киев и погнали врага дальше, на Запад.  В июне 1944 года, после изгнания фашистских оккупантов из Украины, подпольщики возвращаются к мирной жизни. Игорь Фёдорович Лизенгевич через Центр учёта эвакуированных, который находился в городе Бугуруслане, разыскал свою семью – жену Зину с дочкой Людой – и привёз их Киев, где он получил две большие комнаты в коммунальной  квартире. Они решили вызвать из Узбекистана родителей с детьми и прописать их в Киеве.

Таким образом, уже к осени 1944 года вся Танина семья была в сборе. Возвращаться в Хощевато родителям не было смысла. Местечко было разграблено и разрушено. Подавляющее число жителей было уничтожено фашистами и их пособниками. Многие жители, уехавшие в эвакуацию, по разным причинам после войны не вернулись в родные места, в том числе и большая семья Шерман, которая обосновалась в столице Украины.

1-го сентября Таня пошла в пятый класс. Однако годы в эвакуации, когда она вынужденно не училась, сыграли ней злую шутку. Она совершено забыла грамматику русского и украинского языков. В письменных работах допускала много ошибок. Встал вопрос о переводе бывшей отличницы из пятого в четвёртый класс. Помогла соседка по квартире, работавшая учительницей в школе. Она поговорила с девочкой, на что обратить особое внимание, несколько раз позанималась с ней дома. Таня сумела упорным трудом добиться серьёзных результатов в учёбе. Вторую четверть она закончила удовлетворительно. Третью – на «хорошо», а четвёртую – на «хорошо» и «отлично». Училась она упорно и настойчиво. Домашние задания выполняла с маленьким племянником на руках, которого ей поручали присмотреть. В этом была вся Таня: настойчивая, упорная и целеустремлённая. И не только в учёбе, но и по жизни.

Единственное, что она не смогла  в себе выработать – это оперативно принимать решения, быстро ориентироваться в обстановке, остро реагировать на изменение ситуации. Ей всегда мешали её обстоятельность и медлительность. Она никогда «не рубила сплеча». Уже в силу своего характера была она не ведущей, а ведомой.  Вместе с тем то, что порой мешало ей, помогало чётко, добросовестно и с высоким качеством выполнять любую задачу или порученное дело. Такой вот парадокс.  

Между тем, когда Таня закончила семь классов средней школы, встал вопрос, куда пойти учиться. По совету Игоря она успешно сдала экзамены и поступила в Киевский техникум пищевой промышленности с тем, чтобы в будущем продолжить учёбу на заочном отделении института. В техникуме она была одной из лучших учениц.  Она вспоминала, что в группе плановиков-экономистов обучалось 25 девочек и один парень Лёва Тиктин, кудрявый, чернобровый, с румянцем во всю щёку парнишка небольшого роста, по которому все девочки тайно вздыхали. А ему нравилась Таня, которая не отвечала ему взаимностью, так как отдавала предпочтение учёбе.   Нет, в принципе, он ей не был безразличен. Она даже пару раз сходила с ним в кино. Он часто встречал её утром по пути в техникум, нёс её портфель – классический показатель школьной дружбы. Но не более того.

И завистливые девчонки возмущались, называя Таню между собой гордячкой и недотрогой. Впоследствии Таня познакомила меня с Лёвой. Симпатичный парень. Параллельно с учёбой в техникуме окончил музыкальное училище при Киевской консерватории. Отлично играл на аккордеоне и фортепьяно. Он был завидной партией для замужества. Киевлянин, интеллигентная семья, квартира в столице Украины. Короче, довольно сильный конкурент. Но Таня предпочла ему меня, курсанта военного училища, будущего офицера, со всеми вытекающими отсюда последствиями.                                     

Это было её решение. Лично я не знаю, как поступил бы на её месте. Вполне вероятно верх одержал бы здоровый прагматизм. Нет, правда, Лёва был хороший парень. Красивый, талантливый, с мягким, податливым характером. Внешне смотрелся. Он и Таня были бы хорошей парой.  Правда, ростом не вышел, но это особого значения не имело.  Таню он любил по-настоящему.

Когда мы с Таней поженились, мы его пригласили на скромные проводы. Он пришёл с аккордеоном. Много играл, пел.  Был он слегка пьян и, прощаясь, сказал Тане, не смущаясь моего присутствия: «Я знаю, Танюша, с Сашкой ты долго жить не будешь. Рано или поздно ты вернёшься в Киев. Я буду ждать тебя». Он не ошибся. Через год  она вернулась в Киев, к родителям, чтобы там родить нашу старшую дочь Ирину. С тех пор мы с Таней прожили более шестидесяти лет и ни разу она не вспоминала Лёву и не жалела о своём выборе.

В 1950 году Таня оканчивает техникум, защитив диплом с отличием. Это давало ей право   остаться на работе в Киеве, но оказалось, что папа одной соученицы, довольно средней выпускницы оказался влиятельным чиновником. Его дочь оставляют в Киеве, а Таню распределяют на хлебозавод в город Васильков, недалеко от Киева, на самостоятельную работу в должности плановика – экономиста с условием, что через два года ей предоставят работу в столице.

Трудно сказать, как сложились бы наши с Таней судьбы, но, видимо, «там, НАВЕРХУ» всё уже решили за нас. Таня должна была остаться в Киеве, но оказалась в Василькове, а я, готовивший себя к карьере политработника в военной авиации, ещё год должен был продолжать учёбу курсантом рижского военно-политического училища. В ходе реорганизации армейских политических органов спустя год я был направлен для продолжения учёбы в Васильковское военное авиационно-техническое училище.

Как это было, читатель знает из моей книги «Через расстояния и годы», где я несколько её глав посвятил нашему знакомству, встречам, женитьбе и семейной жизни, которая чередовалась переездами из гарнизона в гарнизон. Мы сменяли климатические зоны нашей необъятной Родины, повинуясь законам офицерской службы. У нас уже было две дочери-школьницы. Ежегодно мы выезжали в отпуск, отдыхая на море и в Киеве у родственников. К сожалению, к этому времени  Танины родители уже ушли из жизни.         

 

ИСПЫТАНИЕ ВЕРНОСТИ

Последние почти два десятилетия моей военной службы прошли на космодроме Байконур. В начале шестидесятых годов прошлого века мы были в расцвете сил, здоровы и благополучны. Нам посчастливилось быть одними из первых жителей молодого города ракетчиков-испытателей космической техники, которые «учили летать» боевые ракеты и пилотируемые космические корабли. Именно здесь на полигоне ковался ракетный щит Родины – основа обороноспособности страны. Моя военная карьера была на взлёте. Я был назначен на высокую должность в политотделе космодрома.

Таня уже длительное время работала в финансовой организации города. Её чуткость и внимание к людям, честность и добросовестное отношение к порученному делу снискали ей заслуженное уважение командования и тех, кто с ней общался. Она была очень красивой женщиной, в самом расцвете женской привлекательности и обаяния.  Смуглое от природы лицо с лёгким румянцем на щеках, пухлые алые губы, не знавшие помады до самого позднего возраста, ещё более подчёркивали её тонкие черты лица.

Мне было приятно, что мужчины оборачиваются на неё, проходя мимо, но скажу откровенно, я слегка побаивался за неё. Она была настолько непосредственна и порой наивна, что, сама того не желая, могла дать повод отдельным сердцеедам, и не только из числа молодых, которые делали попытки, и неоднократные, оказывая ей настойчивые знаки внимания, в том числе пытаясь делать ей подарки.  

Она с лёгким раздражением рассказывала мне об этом: «Они же знают, что я замужем, знают тебя. Даже твой друг, Замра, какие-то намёки пытается делать. Это уже ни в какие ворота…»  И возмущение её было абсолютно серьёзным и естественным. Сказывалось семейное воспитание. У неё были свои строгие представления о поведении и общественной морали, причём почерпнула она их, как ни странно, не из классической или современной литературы. Её старшая сестра была учительницей русского языка и литературы, но она, будучи занята работой и детьми, не сумела привить Тане любовь к чтению русской и зарубежной классики, хотя у них в семье была своя библиотека. Более того, когда однажды Таня сама, будучи школьницей, взяла и начала читать томик Мопассана, сестра сказала ей:  «Тебе, Танюша, ещё рано читать такие книги».  Обладая природной внутренней самодисциплиной, Таня «усвоила» этот совет. И очень поздно поняла его ошибочность, а вовремя подсказать никто из окружающих не смог.  К сожалению, родители Танины были людьми без образования.  Когда мы уже были женаты, я начал приобщать её к книгам, и она много успела прочитать, но ей больше нравился пересказ прочитанных мной книг,  и она обижалась, когда я советовал ей самой больше читать. Так что многому она училась у жизни.

Я не могу конкретно сказать, какое мнение сложилось о Тане у её воздыхателей, но думаю, что после одного инцидента, хотя и не получившего широкой огласки, многие утвердились во мнении, что независимое поведение и решительное неприятие Таней пошлого флирта и попыток ухаживания – есть суть её воспитания и нравственных устоев. Эпизод, о котором я хочу рассказать, случился тогда, когда у нас родился внук Дима. Молодые родители жили у нас, поэтому возникла  задача  расширить жилплощадь, или, что было бы  ещё лучше, получить для них отдельную комнату.

Я повторюсь коротко, потому что об этой истории, без подробностей, я уже писал в другом рассказе. Поскольку оба были студентами, было решено действовать через ректорат молодого ВУЗа, где они оба учились, создав тем самым прецедент. Получив поддержку ректора института его письменным ходатайством, надо было получить ещё разрешение у одного из заместителей начальника полигона. Этим человеком был высокий, статный, с моложавым лицом генерал, лет за пятьдесят. Таню и меня он хорошо знал по работе.  

Поскольку ректор уехал в командировку, а решать вопрос надо было оперативно, мы решили при случае зайти к генералу и получить визу на документе. Тане как раз предстояло выдать причитающуюся генералу сумму денег. В общении был он прост, как правило – доброжелателен, улыбчив, при обращении к нему решал вопросы без волокиты. Но была у генерала одна слабость, присущая многим, особенно начальственным мужчинам: неравнодушие к женскому полу.                              

Он был женат. Поэтому должен был соблюдать нравственные принципы и правила приличия, а как руководитель обязан был показывать пример подчинённым.  Но ему это не всегда удавалось, тем более, что был генерал в том возрасте, когда, как говорят, «седина в бороду, а бес в ребро».

Возможно, вне службы это не бросалось бы в глаза. Но в том-то и дело, что женщины, - а на работе у них был статус служащих советской армии, - составляли значительную часть личного состава штаба космодрома.  Рядом находился мощный информационно - вычислительный центр, где работали более 300 молодых и среднего возраста женщин, членов семей военнослужащих. Поэтому выбор у товарища генерала был обширный, тем более, говорили, был спрос и были предложения. Причём всё было в рамках «приличия», по обоюдному согласию и без огласки.  Так говорили. По крайней мере, никаких осложнений до сих пор не было, и с претензиями никто не обращался. Честно сказать, лично я никогда не вникал в подробности сплетен или слухов, тем более, что это не входило в круг моих обязанностей  но, как говорят, дыма без огня не бывает. Вполне вероятно, что при определённых обстоятельствах факты могли и подтвердиться, но ничего конкретного о том, что могла делать та или иная дама в кабинете у генерала, так и не стало достоянием общественности.

Я знал его по службе. Несколько раз был в составе комиссий, возглавляемых им, по проверке подчинённых частей. В работе, как правило, был корректен, спокоен, и в оценке состояния дел в проверяемой части справедлив. Не курил, алкоголем не злоупотреблял. Ну, а то, что был человек неравнодушен к женскому полу... Так иногда и некоторые женщины проявляли инициативу. И я никогда не написал бы об этом, если бы то, о чём я хочу сказать, не коснулось нашей семьи в конкретной форме.

Я уже упоминал, что сложилась ситуация, когда надо было решить наш личный, семейный вопрос, который требовал вмешательства официального лица. Вот и подумали: чего ждать? Пока ходатайство начнёт двигаться по инстанциям, можно самим пойти за резолюцией к генералу, тем более, что выдался удобный момент, и Таня по работе должна быть на приёме у генерала, чтобы выдать ему ссуду в крупной сумме на какие-то его нужды, а это, как правило, происходило в его кабинете.

Договорившись о встрече, она вошла в приёмную, постучала в дверь кабинета. Получив разрешение, вошла.  Генерал встал из-за стола,  любезно поздоровался, предложил Тане стул. Она протянула ему ведомость, он расписался.  Всё было как всегда. Она достала из портфеля пачку денег, отсчитала их и протянула генералу.  Принимая деньги, он вдруг взял её  руку и попытался привлечь Таню к себе.  От неожиданности она опешила и резко отстранилась. Пачка упала на стол и деньги рассыпалась.

«Извините, Александр Михайлович, за неловкость, но я должна ещё раз пересчитать деньги».

«Давай, Танюша, пересчитаем».

Получая деньги, он снова взял Танину рук и начал гладить её. Таня поняла, что надо срочно уходить. Осторожно высвободив руку, она сказала: «Извините, Александр Михайлович, мне надо срочно на работу, меня там люди ждут».

«Куда же ты торопишься? Посидим, поговорим. Чаю хочешь?»   

«Спасибо, Александр Михайлович».  «Что это с ним сегодня?» - Подумала она, слегка ошеломлённая  внезапно возникшей ситуацией, и вышла из кабинета. Тут уж было не до решения личных вопросов.

Приехав из командировки, ректор института подписал у генерала ходатайство, и через некоторое время Ирина с Колей получили однокомнатную квартиру. Что касается случая, который произошёл с Таней, думаю, что генерал долго присматривался к ней. Она ему нравилась.  Выбрав удобный момент, он решил перейти к конкретным действиям. Однако не получилось. А мы сделали вид, что ничего и не было. И дальше никаких попыток не повторялось.

Ну, и в качестве вывода, хочу ещё раз повторить, что зная Танины нравственные принципы, могу с уверенностью сказать, что она никогда не унизилась бы до дешёвого флирта или мелкой интрижки, а тем более  измены супругу с кем-либо. Она вообще крайне негативно относилась к лёгкости отношений, особенно интимных, между мужчиной и женщиной  в жизни, в книгах, в кино и на телеэкранах.  Она с презрением говорила по этому поводу: «Это что же, как в туалет сходить?»

И когда я в разговорах пытался  убедить её быть снисходительней к человеческим слабостям, она видела в этом моё согласие с современной моралью и подозрительно спрашивала, а не совратил ли кто меня.

«Ты же политработник, не стыдно?»

Так что Таня была фанатично чистым в нравственном отношении человеком. Я был у неё первым и последним мужчиной. И этим всё сказано. Она не мыслила рядом с собой никого, кроме меня, и сама мысль об отношениях, а тем более близости с посторонним мужчиной вызывала у неё отвращение.  

Лишь однажды, в период расцвета нашей совместной жизни, когда дети были еще  относительно небольшого возраста, а сама Таня была ещё женщиной далеко не бальзаковского возраста, в душе её произошёл эмоциональный подъём, впервые вызванный впечатлениями от случайной встречи с неординарным человеком. Ничем другим я это объяснить не могу. Её довольно консервативная натура вступила в конфликт с её твёрдыми убеждениями и моральными устоями, которые в этот момент подверглись серьёзным испытаниям.

Кстати, и я был не меньше шокирован, или огорошен, не знаю, как лучше сказать, тем, с чем вернулась Таня после поездки в санаторий. С него всё и началось. Однажды летом, комитет профсоюза предложил ей санаторную путёвку в Ессентуки, на Северный Кавказ. Мы посоветовались и решили, что надо не упускать возможности съездить и поправить здоровье. Тем более, что основания для этого были. Не такие серьёзные пока, но были.

Вопрос состоял только в том, что в отпуск мы всегда ездили вместе с семьёй, и все вопросы в пути решал только я. Поэтому создалась нештатная ситуация. Конечно, до замужества, в самостоятельной жизни она сама принимала решения и ни к кому за советом не обращалась.

Как-то она рассказала мне такой эпизод. Когда она работала на хлебозаводе, и её избрали секретарём комсомольской организации, она нередко выполняла поручения райкома комсомола. Однажды её послали проверить работу комсомольской организации одного из колхозов Васильковского района. До него было около 30 км. Вечерело. Автобус уже ушёл. Она вышла на шоссе, остановила какой-то грузовик.  Вечером на следующий день, уже на обратном пути, совершенно не думая о последствиях, она тоже добиралась на попутке.  К счастью, всё обошлось, и она доехала благополучно. Правда, в середине прошлого века о серьёзных криминальных случаях в стране нас не информировали. Поэтому порой и вели себя так беспечно.   Несмотря на то, что после замужества опыта самостоятельных поездок куда-либо у неё всё же не было, тем не менее, мы решили, что ехать надо, ибо в санаторий семейную путёвку получить было достаточно сложно, поэтому такую возможность не использовать было бы неразумно.    

Однако помог случай.  Оказывается, у Тани оказалась попутчица, работница штаба, наша знакомая, она тоже купила путёвку в этот же санаторий. Таким образом, основной вопрос был решён. Всё остальное проблем не вызывало.  Дети – школьницы, самостоятельные, под присмотром папы. Так что – в добрый путь, дорогая. Лечись, отдыхай, набирайся сил. Конечно, без Тани были сложности, особенно по питанию, но общими усилиями мы справлялись. Звонила она один раз в неделю с телефона-автомата.

Тогда о мобильных телефонах мы не слышали и не мечтали. Да их и в природе не могло быть. Поэтому мы довольствовались и этой возможностью. Отдых шёл по обычной санаторной программе: лечение, экскурсии, развлекательные мероприятия. Ничего необычного по телефону Таня не сообщала. Всё было хорошо. Для меня и детей время шло медленно.  Но, наконец, мы получили из Москвы телеграмму: «Встречай, поезд такой-то, тогда-то».  

Подошло время.  Едем на станцию Тюра-Там встречать поезд. Жара.  Август в Казахстане - самый жаркий месяц. Температура зашкаливает. Уже вечер, но душно, дышать нечем. Наконец  подошёл поезд.  Таня показалась в дверях вагона, подала чемодан, как-то странно посмотрела на меня и детей. Конечно, вид у нас был довольно непрезентабельный. Дети – в штанишках и майках, я тоже «налегке». Пот градом. Стоим, как мокрые  курицы.  Скорей бы домой, под душ. Наконец мы дома. К встрече мамы мы подготовились. Соседка помогла. Я накрыл стол, поужинали. Таня раздала детям привезенные с Юга сувениры, и они пошли спать.  

Она расспросила, как мы жили без неё, как вели себя дети. В свою очередь я поинтересовался, понравилось ли ей в санатории, довольна ли она лечением и отдыхом. Она отвечала как-то скованно, запинаясь. Тогда я спросил:  «Ты знаешь, Тань,  мне показалось, что ты чем-то озабочена. Есть проблемы?»

«Да нет, никаких проблем. Просто устала с дороги. Очень хочу спать».

«Ты не соскучилась по мне?   Я – да. Пойдём отдыхать».

«Знаешь, только не обижайся, я тоже очень соскучилась, но сильно устала. Надо отдохнуть, побыть одной. Давай до завтра. Утром, на свежую голову, я тебе всё подробно расскажу. Не волнуйся, ничего плохого не думай, всё будет хорошо. Спокойной ночи».  

«Ну что ж, настаивать не буду. Иди, отдыхай. Я ещё побуду. Помою посуду. Приведу всё в порядок, потом во дворе посижу,  покурю на лавочке.  Сейчас стало прохладнее».   

Таня ушла. Занимаясь домашними делами, раздумываю о том, что с Таней, что нарушило её душевный покой во время пребывания в санатории.  Помню, она уже однажды отдыхала и лечилась в Цхалтубо, но по возвращении никаких проблем не было. А сейчас всё было необычным и на Таню не похожим. Некстати пришли на ум рассказы и анекдоты о курортных романах жен и мужьях-рогоносцах. «Одна жена приехала с курорта»… А дальше – тысяча вариантов.

В душу заползают не хорошие мысли.  Но я их сразу отбрасывал.   Нет, Таня не такая. Свою жену я знал, и поверить в плохое было невозможно. Может быть, это прозвучит слишком пафосно и категорично, но я твёрдо был уверен, что она никогда не уронит свои честь и достоинство.  Но что же тогда?  Я не стал ломать голову и пошёл спать. Утро вечера мудренее.

Вошёл в спальню. Горел ночник. Таня крепко спала. Надо сказать, что одной из замечательных особенностей её нервной системы было то, что она очень быстро засыпала, особенно после наших размолвок или неприятностей, которые бывают в каждой семье, расстройств по разным причинам, и сон для неё был панацеей для восстановления душевных и физических сил. Так было и на этот раз. Она проснулась свежей и бодрой.                                             

Был выходной день. Мы позавтракали всей семьёй. Потом дети ушли по своим делам, а мы пошли в комнату, сели на диван. Было прекрасное утро. Окна были открыты, и тюль колыхалась под лёгким, пока прохладным ветерком.

Таня внимательно посмотрела на меня, взяла за руку и сказала: «Ты только ничего плохого не думай». Я обнял её и ответил: «Я никогда ничего плохого о тебе не думал, и надеюсь, так будет всегда». И она начала свой рассказ. Говорила долго. Я внимательно слушал, не перебивая. Когда она закончила, в глазах её стояли слёзы.

«Я всё понял, дорогая. Тебе не в чём раскаиваться, а тем более расстраиваться и обвинять себя.  Ничего, в чем тебя можно было бы упрекнуть, ты не совершила. Насколько я понял, на твоём пути впервые встретился мужчина обаятельный, неординарный, очень опытный, умный, не ловелас и не дешёвый дамский угодник. Видимо, он сумел задеть самые тонкие струны твоей души, от чего немудрено было потерять голову и женщине намного опытней и старше тебя. Но ты – молодец, смогла противостоять ему, хотя он вызвал в твоей душе смятение и такие переживания, которые останутся в твоей памяти надолго, если не навсегда.  Я знаю, Тань, тебе, очень неопытной в делах сердечных, были приятны внимание, ухаживания, комплименты человека с интеллигентными манерами, много повидавшего в жизни и красочно рассказывающего об этом. Он увлёк тебя этим. Тебе нравилось слушать рассказы о его приключениях, поведении в экстремальных ситуациях, благородных поступках, конечно, если он не врал.  И ты постепенно увлеклась им.  Но это не беда. Ты ничего не нарушила, не изменила своим нравственным принципам. Успокойся. Всё нормально. Не переживай. Считай, что тебе повезло. Я могу только сожалеть, что на его месте был не я. Но тут уж поделать ничего нельзя. Надо обладать талантом, жизненным опытом и многим другим, чтобы увлекать, влиять и воздействовать на людей. Не каждому это дано. Наверное, с этим надо родиться.»

Признаюсь, дорогой читатель, что мой разговор с женой был в этом же контексте, но проще и построен был несколько по-другому. Сами понимаете, литературная обработка – необходимое условие построения рассказа или повести.  Но за смысловую достоверность нашего диалога я отвечаю в полной мере.

Думаю, что Таня мне была благодарна за сочувствие к её душевным переживаниям, за понимание и доброе отношение, за отсутствие сомнений и подозрительности. Вместе с тем нельзя сказать, что слушая её рассказ, я не испытывал лёгкой досады за то, что, грубо говоря, какой-то мужик сумел увлечь мою жену, если даже при этом ничего предосудительного не произошло.  Сказать откровенно, неприятный осадок ещё долго оставался, но у меня хватило выдержки и такта никогда не вспоминать и не напоминать ей об этом. Тем более, что поводов для этого никогда не было. Никто об этом случае не только не знает, но даже не догадывался. Даже дети. То, о чём я сейчас пишу, озвучиваю впервые. Проходили годы и десятилетия, но Таня никогда не вспоминала об этом.

Теперь, когда она ушла из жизни, в память о ней я хочу вновь вернуться к событиям тех давних дней, чтобы ещё раз подчеркнуть, что она была, да и осталась в нашей памяти женщиной особенной: строгого воспитания, твёрдых моральных правил, принципов и убеждений, с сильным характером, настойчивой, даже несколько фанатичной в отстаивании этих принципов. Вместе с тем она была обычным человеком со своими слабостями и настроениями, капризами и обидами, но всегда неизменно любящей и верной женой, заботливой матерью и бабушкой.

Поэтому, если проанализировать, что же произошло с Таней, в ту памятную поездку - курортный роман, мимолётное  приключение, или  увлечение обаянием незаурядного человека? Я думаю, что последнее.  Поэтому хочу более подробно изложить эту версию, строго придерживаясь основной линии Таниного рассказа.    Итак, она, со своей знакомой и коллегой Зиной Столяровой благополучно добрались до места отдыха.  Зина была лет на пять старше Тани. С мужем её, полковником Сергеем Столяровым, я был знаком. Он работал начальником отдела штаба полигона.

Поселились они в двухместном номере, сидели за одним столом, и почти на все  процедуры ходили вместе. Несколько раз ездили на экскурсии.  По вечерам гуляли по живописным аллеям парка и окрестностям санатория, оживлённо беседуя, затем шли в клуб, где показывали какой-нибудь старый фильм. Подходила к концу половина времени пребывания в санатории героинь моей повести.

И вот однажды во время нового заезда отдыхающих распорядитель обеденного зала подвела к их столу мужчину, и спросила у женщин, не будут ли они возражать, если им составит компанию интересный мужчина, и показала на освободившееся место. Женщины не возражали. Они познакомились с новичком. Он учтиво поздоровался и представился морским офицером, капитаном второго ранга.  Назвал себя  Аполлинарием Михайловичем.  Имя было редкое и для военного моряка звучало довольно необычно.  

Родители назвали его в честь деда, служившего когда-то на императорском флоте. Женщины тоже назвали себя. Зину он сразу стал называть Зинаидой Матвеевной, а Тане, назвавшейся по имени и отчеству, сказал: «Позвольте, девушка, вас рано ещё так называть»,  - и обращался к ней неизменно: «Танечка, Танюша». Думаю, что она была не против этого, тем более, что у нас дома такое уменьшительно-ласкательное обращение редко практиковалось.

Выглядел моряк лет на 40-45. Роста выше среднего. Лицо моложавое, волосы тёмные, коротко стриженые, лицо грубоватое, глаза синие, что делало его привлекательным. В его поведении чувствовалось воспитание в интеллигентной семье.                                               

Вместе с тем, довольно длительная служба на флоте наложила свой отпечаток на его манеры. В его разговоре, наряду с правильной литературной речью, часто употреблялся морская лексика: «точно так», «пришвартоваться», «камбуз», «ходить в море» и так далее. Оценивал состояние дел он на баллы, и высшая оценка – пять баллов. Думаю, что он рисовался перед женщинами, стараясь предстать перед ними в образе этакого «морского волка», чтобы поразить их воображение.

Он сразу же стал хозяином положения за столом. Рекомендовал, что заказывать из еды в течение дня, профессионально обосновывал полезность того или иного продукта.  В свободное от процедур время он развлекал женщин морскими историями о дальних походах по морям и океанам, об экзотических странах, в которых он побывал ещё до войны, будучи курсантом военно-морского училища. Он два года воевал сначала на больших кораблях, а затем переучивался на подводника, для которого каждый выход  в море был связан с риском для жизни. В последние годы он служит в штабе Северного флота в Североморске, но часто с инспекцией ходит в походы на подводных лодках. Когда он узнал, что мы в недалёком прошлом более пяти лет служили в Мурманской области, а сейчас на космодроме Байконур, он проникся к женщинам большим уважением.  В то время Байконур был в зените славы и был у всех на устах.

Шло время. Женщины и моряк подружились. Сосед по столику, как говорится, «положил глаз» на Таню. Оставалось не так много времени до окончания срока пребывания в санатории. Аполлинарий не на шутку увлёкся Таней. Он старался не отставать от женщин, был рядом после лечебных процедур, на различных культурных мероприятиях, на экскурсиях, вечерних прогулках. Зина предупреждала Таню: «Смотри, Танюша, будь осторожна, моряк не отстаёт от тебя ни на шаг, слишком «сладко он стал петь».

Таня не только догадывалась, но и сама видела и чувствовала, что Аполлинарий не равнодушен к ней, что он предпринимает попытки, как говорят, «закрутить с ней роман». Ей, безусловно, были приятны его ухаживания, ласковое обращение и слова о том, как она красива, как похожа на персонаж из библейских легенд. Это поклонение взрослого и опытного человека туманило ей рассудок. Такого никогда с ней не было. Никто так не ухаживал, а муж никогда Танюшей не называл, цветы редко дарил. Но у неё хватило сил и рассудка не принимать его настойчивых предложений, которые выходили за рамки её взаимоотношений с «чужими» мужчинами.

Да, он заинтересовал её, он даже ей в какой-то степени нравился своей эрудицией, вниманием, интеллигентностью. Она охотно слушала его рассказы о дальних походах по морям и океанам, о странах, в которых он бывал, будучи матросом, курсантом и офицером, об интересных случаях и приключениях, а также о рискованных ситуациях, особенно в период своей службы на подводной лодке. Таня вообще о службе на флоте ничего не знала, поэтому слушала рассказчика с большим интересом и вниманием. Кроме того, ей было жаль Аполлинария за его неустроенность в жизни, отсутствие семейного тепла, любви и женской заботы, как он жаловался ей.

Да, он был красноречив, приятен, обладал жизненным опытом и обаянием, но Тане часто казалось, что он чего-то недосказывает, что все его «приятности» закончатся после достижения поставленной им цели.  

Танина соседка по палате и попутчица Зина тоже порой попадала под его обаяние.  Порой она эмоционально реагировала на те или иные ситуации в ходе его рассказов. Конечно, женщины не могли определить, где правда, а где вымысел в его повествованиях Им всё было интересно, но в их глазах он вырастал чуть ли не в Синбада-Морехода, прошедшего огни, и воды, и медные трубы. Но Аполлинарий был не только эрудитом, прекрасным рассказчиком, психологом и женским обожателем. Он был хорошо образован, обладал музыкальными способностями, хорошо поставленным баритоном, играл на фортепиано. В этом женщины убедились, присутствуя на традиционном вечере художественной самодеятельности отдыхающих.  Он вышел на сцену в форме флотского офицера и задушевно спел под свой аккомпанемент на фортепиано песню Александры Пахмутовой и Николая Добронравого  «Усталая подлодка».

 

                               «На тихом пирсе в час ночной,

                               Тебе известно лишь одной,

                                Когда усталая подлодка,

                               Из глубины идёт домой…»

 

Таня рассказывала, что в момент исполнения песни она вдруг вспомнила нашу жизнь в Заполярье, богом забытый, заметенный снегом, скованный морозами маленький заполярный авиационный гарнизон, частые отлучки мужа на дежурства, подъёмы  по боевой тревоге, расставания на периоды служебных командировок, томительные ожидания и радость  встреч.     Несмотря на все невзгоды и тяготы, вызванные условиями службы мужей, в подавляющем большинстве офицерские жёны были их «надёжным тылом».

У Аполлинария всё сложилось по-другому. Его жена не выдержала испытания Севером. Ожидания мужа из долгих, длившихся месяцами и более океанских походов привели к распаду семьи. Он рассказывал, как однажды после возвращения на базу из очередного многодневного похода жену он дома не застал. В записке, оставленной на столе, она написала, что уезжает к маме и детям в Петербург, что она устала ждать и больше не видит перспектив семейной жизни. Её ждёт работа в консерватории, а дочка должна идти в школу.

Конечно, это было по отношению к мужу предательством, но он не осуждал её. Уже давно их отношения стали прохладными, и она всё чаще заводила разговор об отъезде. Он понимал её. Не каждая женщина может выдержать такие суровые условия жизни, тем более, что её, опытного музыканта, концертмейстера давно приглашали в Петербург на работу по специальности. Наверное, исполняя эту песню, он чувствовал угрызения совести в том, что, посвятив всего себя флотской службе, не сумел сохранить семью. Вместе с тем, что в его рассказах было правдой, а что – вымыслом, сказать трудно. Мне кажется, что даже если и правда, то не вся. Скорее всего, истории и похождения любовного плана сыграли не менее важную роль в их совместной жизни.

Заканчивалось время отдыха и лечения. Женщины стали потихоньку собираться домой. Конечно, они соскучились по своим мужьям, детям, по своему городу, по работе. Вместе с тем Таня с некоторой грустью думала о скором отъезде, о случайном знакомстве с необычным человеком,  встретившемся  на её пути, который умел красиво ухаживать, не допустил по отношению к ней грубых вольностей, нередко встречающихся  у мужчин, делающих настойчивые попытки переходить к более близким отношениям.

Ей с ним было интересно. Он поведал ей много такого, о чём Таня не только не знала, но даже не догадывалась. Она, смущаясь, рассказывала, как он с восхищением говорил ей много приятного: о её непосредственности и чистоте, милой наивности и естественности.  Я понимал, в какой сложной ситуации оказалась Таня.  Напор был так силён, что трудно  было устоять от искушения не упасть в объятия мужчины. Однако это было выше её сил.  Очень мешало чувство ответственности, воспитанное ещё в раннем детстве, панический страх отношений с «чужим» мужчиной. Убеждение типа «Всё, что угодно, но только не это» было у Тани в крови.    

Что касается Аполлинария, то я верю ей, что он не был банальным ловеласом, хотя не исключаю, что, знакомясь с Таней, он планировал, при определённых обстоятельствах, склонить её к более близким отношениям.

Трудно сказать, что было у него на уме, но я читал, что есть мужчины, которые держат под контролем свои эмоции. Они вызывают доверие женщин, находясь в различных обстоятельствах. В них чувствуется надёжность и основательность, достоинство и доверие. Как правило, это высокообразованные, воспитанные и ответственные мужчины. Писатель Чингиз Абдуллаев в своем романе «Дронго»  пишет, что с такими мужчинами можно ходить в походы, оставаться в одном номере отеля, даже спать на соседней постели, не опасаясь его неожиданного срыва. Сказать честно, я лично не встречал и не слышал о таких.

По всей вероятности, насколько я могу судить, Таня познакомилась с воспитанным и образованным человеком, который из первого общения с ней, в силу своего опыта и интеллекта, сразу понял, что перед ним не героиня курортного романа. Он также понял, что перед ним не легкомысленная женщина, ищущая приключений, а серьёзный, цельный человек с твёрдыми моральными устоями, но несколько наивная и доверчивая, с не большим опытом и знанием жизни, которая с детским интересом слушала его рассказы на самые разнообразные темы, где порой для неё было много необычного и неизвестного.

Я безоговорочно поверил Таниному рассказу, так как знал, что она просто не умеет обманывать. Много раз убеждался в этом на всём протяжении нашей семейной жизни. Вместе с тем мне жаль, и даже немного обидно, что я как её муж, друг и товарищ в силу своего характера, образа мыслей и воспитания, наконец, возраста не обладал хотя бы половиной  тех качеств, такого жизненного опыта, как у того, которого встретила Таня. Всё это пришло потом, и мы старались делиться всем, чему учила нас жизнь. Единственное, чему я противился – это её просьбам пересказывать прочитанные книги, за что она упрекала меня. Это был один из моих недостатков. У меня лучше получались рассказы в письменном виде. Хотя я настаивал, чтобы она сама больше читала, и брал ей книги из библиотеки.

Я уже писал, как Таня была привязана к родителям, к родным местам, где она родилась, где прошло её детство. Когда родителей не стало, мы каждый год приезжали в Киев, приходили на Байково кладбище, приносили цветы, ухаживали за могилой.

В первой книге я писал о нашей поездке на её малую родину в местечко Хощевато. Хочу более подробно остановиться на этом, потому что её поведение и эмоции позволяют ещё раз подчеркнуть её душевные качества, искреннюю любовь и память к родным местам.  Как она ждала этой встречи!  

 

ВСТРЕЧА С ПРОШЛЫМ

Если память мне не изменяет, летом 1979 года мы на нашем стареньком «Москвиче» тронулись в путь. С нами были две Танины сестры: Дина и Берта. Всю дорогу они делились воспоминаниями.

Таня помнила о причудливых запахах детства, приносимых по утрам ласковым ветерком, о рассветах над Бугом, когда он, ещё сонный, рябит свои воды от так знакомого и запомнившегося на всю жизнь ласкового ветерка. Она давно мечтала, как она приедет в родное своё местечко, выйдет на улицу, которая сразу узнает тебя, а родной ветерок обласкает и поцелует тебя.

Однако в действительности, всё оказалось гораздо прозаичнее. Когда мы проехали мост через Южный Буг и вдали показались первые дома Хощевато, я обратил внимание, что Таня с недоумением рассматривает их, поворачивается к сёстрам и пожимает плечами. Я спросил её, туда ли мы приехали. Она тихо ответила:  «Не знаю».

Въехав на центральную площадь, я остановил машину и спросил проходившую мимо женщину: «Это Хощевато»? Она с удивлением посмотрела на нас и утвердительно кивнула головой. Мы поехали дальше. И вдруг Дина сказала:  «Всё, Саша, стой, это здесь».

Мы вышли из машины предположительно недалеко от дома, где сёстры жили до войны, и ничего не могли узнать. Искали старые вербы, под которыми прятался колодец. Наконец, инициативу в свои руки взяла Дина. Она была старше и помнила больше. Она повела их вдоль яра, где в годы фашистской оккупации погибли около тысячи стариков, женщин и детей. Они поднялись на горку, к домику грабаря Берла, который на своей грабарке возил из карьера песок, который однажды обрушился и похоронил его под кручей. Его долго откапывали и хоронили всем селом.

«Вы ещё были малы, и мама вас не пустила на его раскопки и похороны и заперла в доме. А мы с Фаней ходили туда. Пойдёмте, там дальше до сих пор стоит домик колесника Лейба Шпилько, с  их детьми я дружила. Он был известным на всю округу мастером по изготовлению и ремонту колёс для конных повозок. Давно их нет на земле, а домик стоит и поныне. Давно нет и их соседей, таких же ремесленников – кузнецов, сапожников, портных. Они все лежат недалеко отсюда, в Хащеватском яру».

Таня задумчиво посмотрела на сестёр и сказала: «Очень жаль, что о трагедии нашего местечка нам никто не говорил. Об этом все должны узнать».

Они ходили по местечку, стучали во многие дома. Случайно нашли дом, где жил бывший учитель Аркадий Львович Школьник. Им открыла его дочь, пожилая женщина. Провела в дом. Учитель их не узнал. Он был очень стар и болен. Он вернулся из эвакуации и доживал свои дни в родном доме.

Продолжаем искать. Таня вспоминает, что недалеко от их дома жил уже очень пожилой человек по фамилии Альтер. Был он с редкой бородкой и слезящимися глазами. Из дерева делал детям свистульки. Конечно, его давно уже не было на этом свете.

Идём дальше по улице. И вдруг Дина узнаёт в идущей нам навстречу женщине знакомую. Зовут её тётя Роза. Она тоже узнала Дину. Начала расспрашивать о семье, о родителях. Сама она с сыном живёт в Свердловске  и каждый год приезжает навестить могилы родных. Она сильно старая, сгорбленная, лицо как печёное яблоко, но сухонькая и подвижная. Таню и Берту она не помнила, хотя они её смутно помнят, когда она торговала квасом и кричала:  «Кому квас, холодный квас»!  Но тётя Роза их не помнит.

Узнав, что мы ищем родительский дом, она всплеснула руками: «Так вот же он, через дорогу напротив. Его давно перестроили. Уже после войны почти никто в местечко не вернулся. Одна или две семьи. Евреев – единицы. Здесь уже не местечко, а село.  Пойдёмте на кладбище, почтим прах наших односельчан».

Таня спросила:  «Тётя Роза, а помните, как мы уезжали в эвакуацию? Ваша повозка долго пылила за нами. И когда нам удалось перебраться через Днепр и оторваться от фашистов, вы куда-то свернули, и мы вас больше не видели».

«Нет, детка. Этого я не помню».

И вот мы на кладбище. Зрелище гнетущее. Могильные плиты разбросаны и лежат в беспорядке. Даже пройти трудно. Но тётя Роза находит могилу своих родственников. Мы стоим молча.  Все устали.  Потом она ведёт нас в столовую на городской площади.

Наконец идём смотреть наш бывший дом. Его фотография хранится в нашем семейном альбоме. Но об этом я писал в моей первой книге, и повторяться не имеет смысла.

Хочу завершить рассказ о посещении Хащевато на мажорной ноте. Недавно из Интернета я узнал, что несколько лет назад в честь 65-й годовщины Победы в селе по инициативе местной администрации привели в порядок еврейское кладбище, братскую могилу с обелиском, на котором высечены имена всех трагически погибших стариков, женщин и детей. Рядом разбит сквер, где регулярно проводятся праздничные мероприятия. Это приятно. И спасибо добрым людям за память.

Мы возвратились домой полные впечатлений. Души Тани и её сестёр обрели покой. Жизнь продолжалась. Всё шло хорошо. Ничто не омрачало её. Это было время, когда мы ещё были относительно молоды, дети учились в школе.  У нас была достойная работа. Мы гордились ею. Рядом с нами были великолепные друзья и коллеги, с которыми нас объединяли общие идеи, дела и цели. Время летело быстро.

Мы и не заметили, как прошла молодость, как выросли наши дети, у которых уже свои взрослые дети и внуки. Кажется, всё было вчера, ещё совсем недавно. Остаётся только вспоминать о пройденном пути, о прошедшей молодости о том, как всё это было.                                  

К сожалению, нас остаётся всё меньше и меньше. Несколько лет назад не стало моей сестры Майи, через полгода умер её муж Володя.  Относительно молодым ушёл из жизни отец наших внуков Николай. Трагически начался 2013 год. 14 февраля скоропостижно скончалась моя жена Танюша. А 3-го марта ушёл из жизни муж моей младшей сестры Вадим. Трудно смириться с этими потерями. Пока мы живы – помнить их будем всегда и передавать память, как эстафету, тем поколениям, которые будут жить после нас.

Эту повесть я посвящаю своей покойной жене, Танюше. В ней – штрихи к её портрету, к её неординарной жизни и необычной судьбе. Это мой неоплатный долг перед ней. Я делаю это с радостью, в надежде на то, что мой труд будет лучшей памятью о ней для детей, внуков, родных и близких.

В своей первой книге я достаточно подробно рассказал о Тане как матери и бабушке. Скажу только, что она не была «еврейской мамой» в полном смысле этого слова. Сдержанность её характера часто мешала ей и компенсировалась не такими уж частыми ласками, скупой улыбкой. Она редко повышала голос, не грозила наказаниями. В этих вопросах она полагалась на меня, правда, до известных пределов, за которыми следовало её вмешательство.  Её любовь к детям и внукам была особенной, без излишнего сюсюканья, но строгой, справедливой и естественной реакцией, отвечающей её характеру.

В силу обстоятельств внуки до определённого возраста воспитывались в нашей семье, под нашим присмотром и влиянием.  В период Чернобыльской катастрофы мы увезли внуков в село, где купили дом с усадьбой, и бабушка делала всё возможное, чтобы они питались экологически чистыми продуктами, овощами и фруктами.  

После развала Советского Союза и нашей вынужденной в 2000 году эмиграции в Германию для всей нашей большой семьи начался новый, особенный этап жизни. Наряду с тем, что в таких случаях приходится переживать людям, покинувшим свою родину, меняющим свой уклад жизни, свой социальный статус, требовалось ещё адаптироваться в новой среде.  Таковы были условия, которые ставили власти Германии перед эмигрантами. Прошли годы, прежде чем все трудности остались позади.

Для нас с Таней жизнь в Германии положила начало спокойной и обеспеченной старости. Мы реально начали лечить свои хронические заболевания и добились положительных результатов.

Первые годы мы много путешествовали по странам Европы, трижды отдыхали на море  в Испании, летали в Израиль, несколько раз посещали родственников и родных на Украине и в России. Много раз были на экскурсиях по городам Германии.

В это же время Таня очень серьёзно занималась на курсах немецкого языка при еврейской общине. Занятия вела очень опытный педагог. Группа слушателей состояла из пожилых  членов общины, знающих еврейский язык (идиш), поэтому особых трудностей в усвоении материала они не испытывали, хотя программа была достаточно сложной, по крайне мере не школьной. Поэтому я и Таня испытывали определённые трудности.            

Через несколько месяцев я понял, что такая нагрузка может повредить здоровью, и решил изучать язык самостоятельно, на практике, используя жизненные ситуации, а в необходимых случаях пользоваться услугами переводчика. Такой вариант я предложил Тане, но она категорически отказалась. Она упорно и настойчиво продолжала учиться. Её тяга к учёбе, к знаниям, стремление достичь цели, которую она перед собой поставила, и упорство, с которым она это делала, вызывали уважение.

Поэтому первые успехи не могли не сказаться на её авторитете. Её хвалила преподаватель. Через некоторое время Таня уже ориентировалась в грамматике, делала самостоятельно переводы. Осваивала общение на немецком языке. Так продолжалось несколько лет. Скажу честно, я с тревогой наблюдал, как тяжело давались Тане её успехи.  

Обладая неимоверной усидчивостью, она часами штудировала домашние задания, очень уставала, и я старался отвлекать её от непомерных нагрузок, делая всё, чтобы она прекратила перегружать свой организм. Я даже жаловался на неё лечащему врачу. Но она обижалась на меня и обращалась к нашим детям, которые просили меня оставить её в покое. И всё продолжалось по-прежнему. Её навязчивой идеей было изучить язык так, чтобы она могла свободно общаться с местным населением, и ничего другого она не хотела слушать ни о возрасте, ни о своём состоянии здоровья.

Но всему рано или поздно приходит конец. Чего я так опасался, то произошло. Постепенно, исподволь её перезагруженный мозг начал давать сбои. Стала подводить память. Она с трудом стала готовить домашние задания, не запоминала, о чём говорил педагог в классе.

Я старался во всём помогать ей. Сопровождал её в поездке на занятия, просил соседку, её коллегу по учёбе, помочь готовиться к занятиям. Но всё было напрасно.    Заболевание мозга опасно и коварно. Оно отнимает у человека самое дорогое – память. Самым страшным является то, что внешне человек выглядит здоровым. Он даже не замечает, как постепенно он теряет ориентацию в пространстве, адекватность поведения, навыки ведения домашнего хозяйства и т.д. Всё это происходит незаметно для  больного.

После длительного и тщательного обследования Тане поставили диагноз «Demenz» (Болезнь Альцгеймера). Это был приговор, ибо это заболевание не лечится, а существующие медикаменты лишь облегчают состояние больного.       С этого момента вся моя жизнь и жизнь нашей семьи была отдана тому, чтобы облегчить Танино существование. Специфика этой болезни состояла в том, что она не испытывала физических страданий. У неё было нормальное, поддерживаемое медикаментами артериальное давление, хороший сон. Она не жаловалась на аппетит и ела всё, что я готовил. Сама болезнь развивалась по классической схеме, проблемы состояли в неадекватности её поведения, особенно в последние несколько лет, и в большей степени мне приходилось учиться минимизировать её разными методами и способами, не доводя до стрессовых ситуаций.

Трудность заключалась и в том, что на меня легли в полном объёме обязанности по ведению домашнего хозяйства, уходу и заботе за близким мне человеком. К концу 2011 года Таня становится полностью недееспособной. В это время её опять обследует медицинская комиссия и назначает инвалидность 80%.

К сожалению, я замечаю ухудшение её настроения, особенно во второй половине дня. Учащаются рецидивы неадекватного поведения. Советуюсь с врачом. Он разводит руками. Помочь ничем не может. «Танин мозг постепенно умирает. Надо готовиться к худшему. Никто не может сказать, когда может наступить развязка», - сказал он.

Пришлось смириться с этим приговором и продолжать жить в прежнем ритме.

 

БРИЛЛИАНТОВЫЙ ЮБИЛЕЙ  

Наступила осень 2012 года. Приближалась шестидесятая годовщина нашей семейной жизни. Я говорил ей, что мы должны отметить это большое событие. Она не возражала, но очень удивлялась. Ей не верилось, что мы так долго живём вместе.

Я поговорил с Ириной и Леной, и мы решили готовиться к юбилею. Заказали зал в ресторане «Petershof», разослали красочные приглашения родственникам и знакомыми. Был написан сценарий. И вот наступил вечер проведения этого события. Таня и я оделись по-праздничному. На Тане был нарядный костюм, который она надевала несколько раз в торжественных случаях. Я тоже был одет в новый костюм. За нами приехала машина и доставила нас в ресторан. Когда мы вошли в зал, гости, выстроившись в шеренгу, с цветами и подарками приветствовали «молодых». Звучали музыка, шутки и смех. Зал был празднично украшен. Над нашими головами висела лепная виньетка с цифрой 60.

Вечер открыла Вера Давыденко, профессиональная тамада и наша старая приятельница. За столами расположились все наши родные. Даже Дима прилетел с семьёй из Украины. Пришли все родственники и близкие. Было очень приятно всех видеть. Таня чувствовала себя хорошо. Всем улыбалась и помахала рукой. Потом объявили, что мы должны обменяться кольцами. Я надел Тане на палец кольцо с небольшим бриллиантом, а она мне – кольцо с печаткой. Вновь нас поздравляли. Звучали тосты в нашу честь.

Заиграла музыка, и начались танцы. Объявили вальс для юбиляров, и мы с Таней пошли танцевать. Таня старалась, но быстро устала, и мы сели на место. Гости продолжали танцевать. Вдруг на середину зала вышла наша внучка Дашенька с гитарой, под аккомпанемент которой запела песню нашей молодости «Старый клён» .

«Старый клён, старый клён,

Старый клён стучит в окно,

Приглашая нас с тобою на прогулку.

Отчего, отчего, отчего так хорошо?

Оттого, что ты идёшь по переулку».   

 

Все дружно подхватили и начали подпевать. Я повернулся к Тане. Она увлеченно пела. В молодости мы знали много песен, и ни одно застолье с друзьями не обходилось без песен – и современных, и народных. Таня пела, а я смотрел на её разрумянившиеся щёки и мысленно просил того, от кого это завтсит.

Потом мы общались с родственниками. С Таниной племянницей Ириной и её мужем Валерием, их детьми Мариной и Алиной, с её старшей дочерью Дианой, названной так в честь Таниной сестры. Они очень тепло отнеслись к нам и благодарили за прекрасный вечер. Мы все сожалели, что редко встречались. А Ирина пояснила, что их сблизила с нами моя книга, которую я им и детям подарил.   

Вечер удался. Веселье продолжалось. Но я видел, что Таня устала, и мы начали собираться домой. Я благодарил наших детей и всех, кто принял участие в организации проведения юбилея. Мы тепло попрощались со всеми и уехали домой. Весь вечер Таня хорошо держалась, и я видел по её лицу и настроению, что ей всё понравилось. Значит, мы не зря старались. Мы могли только предполагать, что это может быть последнее торжество, в котором она принимала участие. К сожалению, так и случилось. Таня навсегда попрощалась с родными и близкими.

Я чувствовал глубокое удовлетворение, что мы сумели преодолеть все трудности и организовать этот прощальный вечер, тем самым мы успели дать возможность Тане побыть в кругу всех родственников, друзей, знакомых и станцевать со мной вальс, как оказалось, последний танец в её жизни.  

Идёт время, и я замечаю, что состояние здоровья Тани ухудшается. Лицо её осунулось, взгляд потускнел. Апатия ко всему. Пытаюсь отвлечь её. Всё напрасно. Часто зовёт маму. Прошёл месяц. Наступил февраль 2013 года. Я с Таней в солнечные дни выходил на лоджию. Показывал ей травку во дворе, говорил, что уже скоро весна, что переживём этот месяц, а там – март…Честно говоря, у меня не было никаких предчувствий, не снилось никаких плохих снов. Всё было, как всегда. Таня была на ногах. Ни на что не жаловалась.

Вечером 13-го февраля я её уложил в постель, как обычно поцеловал и пожелал ей спокойной ночи. Она вдруг приподнялась, обхватила меня за шею, несколько раз поцеловала и произнесла: «Спасибо, Саньчик, тебе. Что бы я без тебя делала?»  

«Да ладно, Тань, всё нормально. Что это ты рассиропилась на ночь глядя? Спи. Всё будет хорошо. До встречи утром». У меня перехватило дыхание. Сердце моё сжалось в предчувствии чего-то плохого. Но тогда мне даже в голову не пришло, что это она попрощалась со мной. Я потушил свет, и она быстро уснула. Разве я мог подумать, какой трагичной будет эта встреча утром 14-го февраля?

Обычно она сама просыпалась, одевалась и приводила себя в порядок.  В этот раз она позвала меня и попросила помочь одеться. Объяснила, что кружится голова и затылок болит. Мы оделись, но через несколько минут раздался Танин крик:  «Больно, очень больно!».

Держась за косяк двери, она зашла в комнату. Я усадил её на диван и обнял. Одновременно связался с медсестрой и просил срочно вызвать «скорую помощь». Таня вдруг захрипела. Я понял: это агония. Она уходит, уходит навсегда.

Она затихла, на секунду открыла глаза, снова закрыла. Я держал её на руках, лихорадочно думая, что делать, и в отчаянии шептал:  «Не уходи, сейчас, сейчас тебе помогут».  

И вдруг мне показалось, что я слышу голос Таниной мамы: «Тайбеле, голубка, детка моя, ты где, иди к нам, мы с папой давно тебя ждём!» И Танин голос откликнулся: «Я здесь, мамочка, Где вы? Я так долго искала вас. Я иду к вам!».   

Я не понимал, что со мной происходит.  Это было как наваждение. На какое-то мгновение сознание отключилось. По всей вероятности, это продолжалось несколько секунд. Потом я понял, что произошло со мной. Мой мозг в момент катастрофы так своеобразно отреагировал на частые моменты, когда Таня в минуты психического расстройства звала и искала родителей, а я её успокаивал.

Моё оцепенение оборвал звонок в дверь. Это были врачи «скорой». Они подключили Таню к реанимационной аппаратуре и через некоторое время увезли в клиническую больницу, где вся семья попрощалась с ушедшей от нас в мир иной Таней, мамой и бабушкой. Мы были с ней до конца. Уходили с тяжёлым чувством.

Решили на похоронах гроб не открывать. Мы хотели запомнить её навсегда молодой и красивой. Прощай, дорогая жена, мама и бабушка. Её похоронили на еврейском кладбище по традиционным религиозным обычаям.  Прошло более полугода.  И тут начали происходить какие-то мистические события.

Однажды меня разбудили какие-то необычные звуки.  Они доносились с лоджии моей квартиры. Я посмотрел в окно. На ящике, висящем на стене, сидела голубка. Она стонала, курлыкала, видимо, звала друга. Я открыл дверь, и она, испугавшись, улетела. Она прилетала регулярно, почти каждый день. Когда одна, когда с дружком. А однажды я спугнул её ночью, выйдя на балкон перед сном. После этого я её больше не видел. И что-то стало мне не по себе. Вдруг в голову пришла шальная мысль: неужели это Танина неуспокоенная ещё душа, в обличье голубки, прилетает ко мне?

Это была моя фантазия, вызванная потерей близкого человека, моё видение и представление, нарисованное в моём сознании. Конечно, этого не могло быть в реальности.  Понимаю, что это плод взбудораженного воображения.  И, всё же, всё же…

В конце октября 2013 года Тане установили памятник. Его проект мы обсуждали всей семьёй, и решили, что её первое имя Тайбеле (голубка) и изображение белой голубки с золотой веточкой в клюве обязательно должно быть на памятнике. Когда мы его увидели, испытали чувство глубокого удовлетворения и радости за то, что смогли поставить последнюю точку в воплощении достойной памяти нашему родному человеку.

 


 

 





<< Назад | Прочтено: 367 | Автор: Бельченко А. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы